Питер Кэри - Джек Мэггс
Дилижанс остановился в Абингдоне, приятном городке, который Тобиасу, однако, не удалось осмотреть. Лишь после того как семейство Гаррисов покинуло дилижанс и вечерние тени стали длинными, а «Истый Британец» начал медленно подниматься в гору, направляясь в Фаррингтон, Тобиас оторвался от своих трудов и снова поймал на себе недобрый сосредоточенный взгляд Джека Мэггса. Он неохотно закрыл и затем спрятал свою записную книжку.
— О чем задумались, Джек Мэггс? — попробовал он втянуть в разговор своего спутника.
— Вы и без меня знаете мои мысли, приятель, — шепотом произнес тот, посмотрев на нового пассажира, сладко спавшего молодого джентльмена с соломенными волосами, от которого сильно попахивало пивной и конюшней. Убедившись, что их новый сосед крепко спит, Мэггс повысил голос до нормального, но тон его стал еще более неуважительным, чем прежде.
— О чем я задумался? — повторил он. — Об очень многом, парень.
Вдруг без какого-либо объяснения он обхватил голову Тобиаса руками и крепко сжал ее, а затем медленно притянул к себе, словно хотел поцеловать его.
— Как мне получить обратно все мои мысли?
Трудно нормально разговаривать, когда одному из беседующих пытаются сорвать голову, словно это арбуз. Тобиас придвинулся поближе, чтобы как-то облегчить свое неудобное положение.
— Я не знал, что вы так дорожите вашими мыслями, Джек Мэггс. Однако у вас никогда не находилось времени, чтобы взглянуть на запись наших встреч. Когда мы вернемся в Лондон, я отдам вам жестяную коробку со всеми моими заметками. Мы вместе их сожжем. А теперь, пожалуйста, отпустите меня. Вы больно зажали мне ухо.
Однако Джек Мэггс с мрачным видом продолжал держать в тисках его голову.
— Ваши заметки — ложь, парень. В них ничего не сказано, я снял с себя рубашку. И правда в том, что вы заставили меня с помощью гипноза выдать секретные сведения.
— Все ваши секреты будут вам возвращены. Отпустите меня, прошу вас.
— Заткнитесь!
Тобиас вдруг понял, как легко и просто, не за понюшку табака, он может распрощаться с жизнью.
— Когда я прочитал, как вы высмеяли Женщину-канарейку, — сказал Джек Мэггс тихо, и это усилило гнев в его потемневших глазах, — то стало ясно, как глоток джина, что вы сделаете то же самое и со мной. Вы расскажете мои проклятые секреты всему миру.
Тоби даже не знал, что ему ответить.
— Сколько вам заплатят за ваши насмешки над этой бедной старой курицей? Соверен? Два? Сколько будет стоить, если вылить все ее секреты в сточную канаву?
— Я не рассказал ни одного ее секрета, Джек.
Вместо ответа Мэггс еще больше сжал его голову.
— Вот где мои секреты, — сказал он шепотом, — в этой коробке. В черепной коробке. Вот куда мы должны проникнуть.
Неизвестно, что было бы дальше, если бы не зазвучал рожок, извещавший об их прибытии, и не разбудил джентльмена. Дилижанс въехал во двор деревенской гостиницы, и дюжие конюхи стали перекликаться с кучером. Джек Мэггс снова сел в свой угол, как борец после раунда, и сложил руки на ярко-красном жилете.
Когда они вышли из дилижанса, сердце Тоби учащенно забилось. Он сразу решил направиться на главную улицу городка, но был обескуражен тем, что Мэггс молча следует за ним. Стоило ему свернуть куда-нибудь в сторону, Мэггс не отставал от него ни на шаг. После пяти минут такой странной прогулки Тобиасу ничего не оставалось, как вернуться в дилижанс, мечтая, чтобы на сей раз у них был приличный и приятный сосед, а не храпящий джентльмен, который вышел на этой почтовой станции и чье место пока никто не занял.
Когда дилижанс снова выехал на тракт, Мэггс, умиротворенно положив руки на колени, однако по-прежнему не сводил глаз с Тобиаса. Проехав несколько миль молча, Тобиас почувствовал, что больше он этого не выдержит.
— Черт побери, мне очень жаль, что я узнал ваш треклятый секрет, Джек Мэггс. Он мне не нужен. Мне чертовски жаль, что я вытянул его из вас.
— Если бы у вас был такой же опасный секрет, — ответил Мэггс, — это спасло бы вас от опасности.
— Итак, вы уже мне угрожаете?
— Да, угрожаю.
— Вы действительно считаете это разумным?
— Я не разумный человек. Я злодей.
— У меня нет «опасных» секретов, Джек Мэггс.
— Мне стыдно за вас.
— Вы думаете, что я дам вам повод для шантажа.
— Именно этого я и добиваюсь, — сказал Джек, смягчившись. — Черт побери, если бы у вас был хотя бы один такой секрет, вы могли бы всю дорогу безмятежно спать, как дитя, ничего не опасаясь.
Теперь Тобиаса начали мучить сомнения, какая опасность ему может грозить, если он познакомит Джека Мэггса с «Ловцом воров». Он не был полностью уверен в том, что его компаньон достаточно благоразумный человек. Он не раз видел, как Мэггс страдал и в какой гнев он впадал на сеансах гипноза, и ему нетрудно было представить себе, что Джек Мэггс может вдруг задушить его и выбросить из дилижанса. По мере того как стало темнеть, Тобиасу уже виделись поистине пугающие картины: он убит ударом дубинки, зарезан или задушен. Он даже видел канаву, а в ней свое окровавленное и изуродованное тело. Он видел у края дороги разорванную записную книжку, обреченную истлеть, не пригодившись. Эти картины четко отпечатались в его мозгу, словно некое предупреждение.
За каменным мостом начался густой темный лес.
— Вы, должно быть, считаете меня образцовым гражданином.
— Я ничего о вас не знаю, приятель. И никогда не пытался создать о вас какое-либо мнение.
— Тогда я расскажу вам о себе, Джек Мэггс. У меня есть тайна, она в двадцать раз страшнее вашей.
И тогда, чувствуя, как сильно бьется его сердце, Тобиас все же решился отвести душу и рассказал ему все. Это принесло ему подлинное облегчение.
Глава 64
— Лиззи, — промолвила Мери Отс, — ты не поможешь мне справиться с этой кофточкой?
Лиззи Уоринер оторвала глаза от романа «Замок Рекрент» и посмотрела на то, как мучается ее сестра, одевая ребенка. У Мери, подумала она, нет ни природных навыков, ни вкуса, чтобы одевать даже самое себя. Дело в том, что она не разбиралась в оттенках и цвете тканей. Она знала это и поэтому ограничивалась очень скромной палитрой цветов: серый с белым или только черный цвет, дабы избежать ошибки и не оконфузиться. К тому же Мери, несмотря на все старания, неизменно удивляла общество измятой, плохо отглаженной одеждой. То же происходило, когда она неумело одевала ребенка. Вот и теперь она уложила маленького Джона на софу, неуклюже сев рядом, и, неловко приподняв одной рукой его головку, пыталась другой надеть на него очень красиво вышитую, но слишком большую для него кофточку. Для Лиззи было мучением видеть все это, и она невольно раздражалась. И это «наша добрая Мери», «наша милочка Мери», которую все так хвалили и любили?
— Ты не думаешь, что кофточка слишком велика для него? — наконец не выдержала Лиззи.
— Это подарок тети Бет, — просто пояснила она Лиззи.
— Но понравится ли тете Бет, когда она увидит свою кофточку с закатанными рукавами и воротником, некрасиво сползшим на плечи бедного малютки?
— Тетя Бет вырастила на нищенское жалованье клерка десять ребятишек. Я уверена, что ей будет приятно увидеть, как мы оценили ее заботливость и подарок.
— Я уверена, что тетя Бет согласилась бы подождать месяца три, пока маленький Джон подрастет, и эта красивая кофточка будет великолепно сидеть на нем.
— Лиззи, — рассердилась Мери, — ты очень занята?
Лиззи отложила книгу, подошла к сестре и обняла ее за плечи.
— Мери, милая славная Мери, прости меня. Я, во-первых, ничего не понимаю в детях и их одежде. А во-вторых, все знают, что я просто ужасное чудовище.
— Ты совсем не чудовище, дорогая Лиззи, но, мне кажется, ты грустишь весь этот день.
Мери продолжала сражаться с непослушной кофточкой, но наконец, подняв своего сыночка, заставила Лиззи полюбоваться им.
— Вот так, дорогой мой, ты же любишь тетю Лиззи. Она очень обрадуется, увидев тебя таким нарядным. Ничто не сможет так согреть твое сердце, Лиззи, как этот малыш. Я часто устаю от всяких забот и невзгод, но стоит мне взять Джона на руки и прижать к себе, клянусь… лучше этого чувства в мире нет.
Лиззи взяла ребенка из рук сестры и зарылась лицом в теплую шейку, жадно вдыхая запах молока и детского мыла.
Мери сидела на софе, сложив руки на широких коленях.
— Почему ты так печальна, дорогая Лиззи?
— Печальна? — Лиззи чуть коснулась лицом белокурой головки ребенка. — Я не печальна, Мери.
— Нет, ты печальна, — настаивала сестра. — Мне кажется, ты чем-то очень опечалена. Сначала я думала, что это из-за того, что доктор забрал твое ожерелье, потом, что виной твоей печали была ссора с Тоби. Он говорил с тобой о деньгах? Ты думаешь, его отец опять пересылает ему свои долговые чеки для оплаты?
