Морин Джонсон - Пусть идет снег
— Ну, хорошо, — сказала я. — Допустим, что я получила записку — а я ее не получала, — но неужели ты не можешь об этом забыть? Люди взрослеют. Люди меняются.
— Да ладно! — холодно произнес он и посмотрел на меня так, будто я хуже жука навозного. Это напомнило мне о том, что они с Джебом дружили. — Такие люди, как ты, не меняются.
Я молчала. Ну почему, почему даже он накидывается на меня, точно так же, как и все остальные люди на Земле?
— Но… — Мой голос задрожал. Я попробовала снова, но он дрожал, несмотря на все мои усилия. — Но разве не видно, что я стараюсь?
Последовала долгая пауза, и Натан первый опустил глаза.
— Я пришла забрать поросенка Теган, — сказала я. — Отдай мне его, пожалуйста.
Натан нахмурил брови:
— Какого поросенка?
— Поросенка, которого к вам принесли вчера вечером. — Я пыталась понять, о чем говорило выражение его лица. — Малюсенького. С запиской «Не продавать никому, кроме Теган Шепард».
— Мы не «продаем» животных, — сказал он. — Мы отдаем их на усыновление. И никакой записки не было, только чек.
— Но у вас был поросенок?
— Ну, да.
— Такой маленький-маленький?
— Наверное.
— Ну, на его переноске должна быть записка, но это не важно. Просто отдай его мне, пожалуйста.
Натан замешкался.
— Господи, Натан. — Я представила Гавриила в одиночестве холодной ночью. — Только не говори, что он умер.
— Что?! Нет.
— Тогда где он?
Натан молчал.
— Натан, послушай, — продолжала я. — Это нужно не мне. Это нужно Теган. Ты правда хочешь, чтобы ей было плохо только потому, что ты зол на меня?
— Его усыновили, — пробормотал он.
— Прости, что?
— Поросенка усыновила какая-то старушка. Она пришла полчаса назад и выложила две сотни долларов. Откуда мне было знать, что его нельзя продавать, то есть усыновлять?
— Из записки, идиот!
— Я не получал никакой записки!
Мы одновременно поняли, в каком дурацком положении оказались, и уставились друг на друга.
— Я не вру, — сказал он.
Поднимать бучу не имело смысла. То, что произошло, было ужасно-ужасно-ужасно, но мне требовалось понять, как все исправить, а не ругать Натана за то, что уже нельзя было изменить.
— Хорошо, а чек у тебя сохранился? — спросила я. — Покажи мне чек.
Я протянула руку и пошевелила пальцами.
Натан резко нажал кнопку на кассе, и тут же выдвинулся нижний лоток. Он вытащил из лотка какую-то мятую бледно-розовую бумажку. Я выхватила ее у него из рук.
— Один карликовый поросенок, сертифицированный и лицензированный, — зачитала я вслух. — Цена: двести долларов. — Я перевернула бумажку и увидела на обратной стороне сделанную аккуратным почерком надпись: «Оплачено. Получатель: Теган Шепард».
— Черт, — выдохнул Натан.
Я снова перевернула бумажку, надеясь отыскать имя покупателя поросенка Теган.
— Боб все время приносит новых животных, — попытался оправдаться Натан. — А я их… ну, отдаю на усыновление. Это же зоомагазин.
— Натан, скажи, кому ты его продал, — попросила я.
— Не могу. Это конфиденциальная информация.
— Да, но поросенок принадлежит Теган.
— Хм, тогда, думаю, ей вернут ее деньги.
Технически деньги должны были вернуть нам с Дорри, но я не стала об этом говорить. Мне было все равно, вернут их мне или нет.
— Скажи, кому ты его продал, и я все объясню Теган.
Натан судорожно сменил позу. Было видно, что ему очень неуютно.
— Ты ведь знаешь, как звали покупателя?
— Нет, — коротко ответил он.
Его взгляд метнулся к открытому лотку кассы, и я заметила, что оттуда выглядывает белый кончик чека.
— Даже если б я знал, то все равно не мог бы ничего сделать, — пояснил Натан. — Я не имею права разглашать данные о покупателях. Но я все равно не знаю, как ее зовут, так что, хм… да.
— Ничего. Я понимаю. И… я верю, что ты не получил записку.
— Правда? — Он со смущением посмотрел на меня.
— Да, — честно сказала я.
Я повернулась к двери, делая вид, что намереваюсь уйти, и зацепила носком сапога полку с собачьим кормом. Полка пошатнулась, и пакеты соскользнули на пол. Падая, они разрывались, и на пол высыпались собачьи галеты.
— О, нет! — вскричала я.
— Ох, черт, — покачал головой Натан.
Он вышел из-за прилавка, наклонился и принялся собирать уцелевшие пакеты.
— Мне так жаль, — сказала я. Натан потянулся за далеко закатившейся собачьей галеткой, и в этот момент я перегнулась через прилавок, вытащила белый чек и сунула его в карман. — Теперь ты, наверное, еще сильнее меня ненавидишь, да?
Он молча выпрямился и упер руку в бедро, а потом странно скривил губы, как будто внутри него шла какая-то борьба.
— Я совсем не ненавижу тебя, — сказал он наконец.
— Правда?
— Мне кажется, иногда ты не понимаешь, как тебя воспринимают другие. Я не только себя имею в виду.
— Тогда… о чем ты говоришь?
Я помнила, что в кармане у меня спрятан чек, но не смогла уйти после такого вопроса.
— Забудь.
— Ни за что. Скажи.
Он вздохнул:
— Вот ты не зазнавайся только. Но ты вовсе не всегда бываешь противной, честное слово.
Ох, спасибо, хотела сказать я. Но прикусила язык.
— Просто ты… светлая, — прибавил он, краснея. — С тобой люди чувствуют себя особенными, как будто в них тоже есть свет. Но потом, если ты им не звонишь или целуешь какого-нибудь придурка у них за спиной…
У меня помутнело перед глазами, и не только потому, что Натан внезапно перестал грубить и сказал то, что можно было счесть даже милым. Я опустила голову.
— Это жестоко, Адди. Это бессердечно. — Он показал рукой на упаковку собачьего корма около моей ноги. — Передай мне, пожалуйста.
Нагнувшись, я подняла корм.
— Я не хотела быть жестокой, — смущенно сказала я и протянула Натану упаковку корма. — И я вовсе не придумываю отговорки. — Я судорожно сглотнула, удивившись тому, как мне хотелось сказать это ему, хотя он дружил с Джебом, а не со мной. — Но иногда мне нужно, чтобы кто-нибудь пролил немного света на меня саму.
Лицо Натана оставалось каменным. Он молчал до тех пор, пока в глазах его не отразилось сожаление, а потом хмыкнул.
— Да, Джеб не очень-то любит демонстративных поступков, — признал он.
— Думаешь?
— Но ты не кисни. Он же от тебя без ума.
