Михаил Веллер - Легенды Арбата
Он проводил его до двери и подержал под локоть:
- Кстати, я бы как мужчина мужчине порекомендовал вам сшить новый костюмчик. Все-таки Париж, вы знаете. О, успеют, в МИДовском ателье обычное дело за полдня выезжающему шить. Вас уже ждут.
…Он шел домой как зомби. Робот утерял ориентацию в пространстве. Так могла бы перемещаться статуя Командора, забывшая адрес Доны Анны. Город раздвигался, вращался и смыкался за ним.
Дома он закрыл дверь, задвинул шторы, выпил стаканом дареный коньяк и уставился в стену. Он был трезв, он был невменяем, он представлял собой стоп-кадр истерики, законсервированной до температуры вечной мерзлоты.
Он пытался анализировать свое сумасшествие, но мысли соскальзывали с оледенелого мозга.
Потом зазвонил телефон.
5. Контрольный звонок
- Здравствуй, мой мальчик, все ли у тебя в порядке? Але? Ты хорошо меня слышишь? Это я, твой дядя.
Слабо знакомый голос поднимал Симона из глухих глубин на поверхность, как натянутая леска вытягивает рыбку. Он медленно осознал себя в мире и сказал:
- Это я?…
- Удалось ли, тебе что-нибудь сделать? - продолжал дядя.
- В каком смысле? - таращил глаза тупой молодой адвокат.
- В смысле твой приезд ко мне - тебе пошли навстречу? Или тебе по-прежнему отказали? Так ты скажи мне. Але! Але! Почему ты молчишь?
- Я не знаю, что произошло, - истерически хихикнул Симон, - но, наверное, я прилечу к тебе завтра. «Аэрофлотом». Из Москвы. В Орли.
- Это точно?
- Не знаю. В КГБ мне так сказали.
- В КГБ? Что у тебя случилось?… Но ты дома, тебя не арестовали?
- Я не знаю!!! - заорал Симон. - Я вообще ничего не знаю и ничего не понимаю!!! Мне дали загранпаспорт, и сказали, что все сделают сами, и я могу лететь когда захочу, так что все в порядке, но вообще я не знаю, я чего-то не понимаю, это немного странно, это просто конец какой-то, но вообще вот, значит, решилось…
- Ага, - говорит дядя. - Значит, все-таки, помогло.
- Что - помогло?…
- А, не важно.
- Дядя, - страшным голосом говорит Симон. - Ты что-то знаешь?
- Ну, что-то я, наверное, таки знаю.
- Ты что-то знаешь про то, как меня выпускают? Ты что, вообще имеешь к этому отношение?
- К чему - к этому?
И Симон начинает пересказывать, к чему - «к этому», - и гадкие зябкие волны бегут по коже, когда он представляет, как сейчас сидит на проводе майор и слушает все его песни безумной сирены, летящие во враждебный мир капитализма.
- Значит, надо было поступить так раньше, - заключает дядя.
- Как - «так»? Ты что-то сделал? Что ты сделал?
- Я? Что я мог сделать? Я уже немолодой человек, я уже пенсионер. Я позвонил Шарлю.
- Какому Шарлю?
- Какому Шарлю я мог позвонить? Де Голлю.
Симон ясно увидел свое будущее: рукава смирительной рубашки завязаны на спине, и злые санитары вгоняют в зад огромные шприцы…
Он истерически хихикнул и спросил:
- Почему ты мне сразу не сказал, что шизофрения наш семейный диагноз?
- Тебя хотят принудительно лечить? - подхватывается дядя.
6. Офицеры и джентльмены
После предыдущего разговора с вьющимся от лжи и засыхающим от грусти племянником - дядя, исполненный недоверия, пожал плечами и набрал номер.
- Канцелярия президента Французской Республики, - с четким звоном обольщает женский голос.
- Передайте, пожалуйста, генералу де Голлю, что с ним хочет поговорить полковник Левин.
- Простите, мсье? Господин президент ждет вашего звонка?
- Наверное, нет. А то бы поинтересовался, почему я не звонил так долго.
- Я могу записать просьбу месье и передать ее для рассмотрения заместителю начальника канцелярии по внутренним контактам. Какое у вас дело?
- Деточка. Двадцать лет назад я бы тебе быстро объяснил, какое у меня к тебе дело. И знаешь? - тебе бы понравилось.
- Месье!
- Медам? Запиши: с генералом де Голлем хочет поговорить по срочному вопросу его фронтовой друг и начальник отдела штаба Вооруженных сил Свободной Франции полковник Левин! Исполнять!! И если он тебя взгреет - я тебя предупреждал! Ты все хорошо поняла?
- Ви, месье.
Левин мечтательно возводит глаза, достает из шкафа папку и начинает перебирать старые фотографии. Вечером звонит телефон:
- Мсье Левин? Вы готовы разговаривать? С вами будет говорить президент Франции.
И в трубке раздается:
- Эфраим, это ты? Что ты сказал Женевьев, что у нее глаза, будто ее любовник оказался эсэсовцем?
- Я сказал, что ты нравишься не только ей, но мне тоже. Шарль, у тебя найдется пара часов для старого друга? Или у президентов не бывает старых друзей?
- Оставь свою антигеббельсовскую пропаганду, Эф-раим, война уже кончилась. Я действительно иногда бываю занят. Приезжай ко мне во вторник… в одиннадцать утра.
- И что?
- Я угощу тебя кофе с булочкой. Часа тебе хватит?
- А куда приезжать?
- Пока еще в Елисейский дворец, - хмыкает де Голль.
И к одиннадцати утра во вторник Левин является в Елисейский дворец, и его проводят в кабинет де Голля, и длинный носатый де Голль обнимает маленького лысого Левина и сажает за стол. И лично наливает ему чашку кофе.
- А где же булочка? - спрашивает Левин. - Ты обещал угостить меня кофе с булочкой!
- Я их не ем, - говорит де Голль. - И тебе незачем. Вредно. От них толстеют и диабет.
- Жмот, - говорит Левин. - Ты всегда был жмотом. Приезжай ко мне в гости, в моем доме тебе не пожалеют булочек. И масла; и джема, и сливок.
- Ты стал брюзгой, - говорит де Голль.
- А ты управляй лучше, чтоб подданные не брюзжали.
- Кого ты видел из наших за последние годы? - спрашивает де Голль, и они весь час вспоминают войну, сороковой год, Дюнкерк, Северную Африку и высадку в Нормандии.
Старинные часы в углу хрипло отбивают полдень, и де Голль спрашивает:
- У тебя была ко мне просьба, Эфраим?
- Это мелочь, - машет Левин, - но мне она очень дорога. У меня нашелся племянник в Советском Союзе, это единственный мой родственник. Всех остальных немцы уничтожили. Я хотел, чтобы он приехал ко мне в гости.
- Если тебе нужно на это мое разрешение, - говорит де Голль, - то считай, что ты его получил. А если серьезно, то пока я ничего не понял.
- Его не выпускают, - говорит Левин.
- Откуда?
- Оттуда! Из-за железного занавеса. Из СССР!
- На каком основании?
- Прости, я не понял - кто из нас двоих президент Франции? Ты спрашиваешь меня, почему русские никого не выпускают за границу?
Де Голль начинает шевелить огромным породистым носом злобно, вроде подслеповатого разъяряющегося носорога.
