Татьяна Коган - Персональный апокалипсис
Ей хотелось высунуться в окно и закричать на весь город: «Я могу сама себя обеспечивать!» Пару месяцев назад, предскажи ей кто-то нечто подобное, Софья бы только у виска покрутила. А сейчас… Как там Николай Владимирович сказал: «Я порекомендовал вас своему знакомому, который хочет оформить пентхаус, надеюсь, вы не будете возражать, если я дам ему ваш телефон». Возражать против работы? Против собственной независимости? Здесь бы отлично подошел ликующий злодейский смех.
Софа скользнула взглядом по фотографии в рамочке на ночном столике. Она, утомленная от жары, в прозрачном желтом парео, прижимается к Гиве, который держит в одной руке кокосовый орех с трубочкой. У него обгоревший нос и нелепая пестрая рубаха нараспашку. На заднем плане плещется бирюзовый океан; в безоблачном небе летают кайты; гладкие изогнутые стволы пальм тянутся над песком. Она вспомнила их недавнюю встречу и устыдилась собственного счастья.
Гива, наверное, переживает, места себе не находит, обдумывает планы по ее возвращению, а Софочка за сегодня даже ни разу не вспомнила о его существовании. А ведь он повел себя благородно, разрешил жить в квартире, хотя мог бы запросто вышвырнуть ее со всем барахлом на улицу и был бы не так уж не прав. Сперва Софья обрадовалась тому, что не придется заниматься поисками нового жилья, но потом сообразила: это в ней содержанка говорит, хватается за любую возможность упростить ситуацию, избавить себя от дополнительных хлопот. Нет, нельзя ей оставаться в Гивиной квартире, как бы ни хотелось. Нельзя дарить Гиве иллюзии. Нечестно это. Подло.
Сегодня утром она уже присмотрела в Интернете несколько скромных вариантов. Кое-какие сбережения у Софьи имелись, и ей хватило бы на аренду шикарных апартаментов, но тратить деньги на роскошь, не имея уверенности в завтрашнем дне, затея не самая умная. Жаль расставаться с уютным гнездышком, обустроенным по собственному вкусу, но свобода требует жертв не меньше, а то и больше, чем красота. Зато она сможет забрать из ветклиники Маркиза, когда тот окрепнет. И ему больше не придется выживать на улице.
Софочка выдвинула ящик стола и спрятала туда фотографию. Незачем ворошить прошлое. И вообще, она подумает об этом завтра. Между прочим, эту фразу сказала Скарлетт О’Хара, героиня романа «Унесенные ветром».
Полночи Софья дорисовывала картину для Андрея, а утром написала ему на вайбер, что его заказ готов. Немов не стал затягивать и вечером нагрянул в гости. Уселся на диван, закинув ногу на ногу, и вопросительно поглядел на хозяйку. Та подошла к мольберту в центре комнаты и сдернула с него белую простыню, одновременно включая на телефоне мелодию, призванную подчеркнуть настроение картины. Тишину взорвала надрывная песня группы «Nickelback».
…This is how you remind me
Of what I really am…[3]
Неизвестно, какого размера было помещение: стены терялись во мраке. Мерцание тусклой лампы высветляло один угол. На границе света и тени стоял человек. Правая половина его тела сливалась с темнотой, а левая выделялась четко, как на качественном фотоснимке, – можно было разглядеть капельки пота на голом торсе и причудливую татуировку на груди. Лица не видно – мужчина отвернулся, оставив для обзора крепкую шею и коротко стриженный затылок. Казалось, еще секунда, и герой или появится полностью, или окончательно исчезнет. Сжатый кулак выдавал решимость и напряжение, но человека словно что-то удерживало на прежнем месте, заставляя исполнять чей-то негласный приказ.
Черный цвет сгущался к низу холста, при этом теряя однородность, будто покрывался пятнами. Андрей вперил в них пристальный взгляд и похолодел от ужаса: пятна красноватого оттенка сложились в слово «желание».
…This is how you remind me
Of what I really am… —
прозвучал последний аккорд песни.
Немов кашлянул:
– Неожиданная картина, Соня. – Он помолчал и спросил: – Объяснишь подтекст?
– Это ты должен увидеть подтекст, твоя же картина. Ума не приложу, о чем она – я всего лишь следовала за вдохновением, не совсем понимая, к чему оно приведет. – Софа покрутила колечко с малахитом, надеясь, что ее волнение не сильно заметно. Ей очень хотелось, чтобы картина пришлась Андрею по душе, но по его лицу, как обычно, было сложно распознать истинные эмоции.
– Название у произведения есть?
– Разве ты не прочитал внизу? Я алым по черному написала. «Желание».
– Чье?
Девушка пожала плечами:
– Наверное, твое.
– Я хочу мужчину? – Андрей скептически повел бровью.
Софочка рассмеялась:
– Это же образ! Не нужно воспринимать его буквально.
– Действительно, – согласился Андрей, мысленно укоряя себя за впечатлительность. Нельзя так много думать о предстоящем событии – даже в случайных малозначительных вещах начинают чудиться великие совпадения и тайные смыслы. Ну, картина. Да, талантливая. Удачная песня усилила эффект. Пять баллов художнику.
Софа с трудом удерживала на губах беспечную улыбку, тогда как сердце сжималось: не понравилось, ему не понравилось! Иначе он бы сказал, а не молчал бы вежливо и загадочно. Она уже готова была расплакаться, когда Немов неожиданно попросил:
– Покажи мне свои школьные фотографии.
«Покажи, как ты раздеваешься», «Покажи, как ты умеешь доставлять удовольствие», – такие просьбы ей доводилось слышать от мужчин. Но школьные фотографии?
– Зачем?
– Хочу посмотреть, какой задумывала тебя природа. В твоем естественном виде, – то ли в шутку, то ли всерьез ответил он.
Софья принесла альбом и уселась рядом. Короткий шелковый халатик обнажил ее загорелые коленки, и Немов еле удержался, чтобы не накрыть их ладонью. Он перевернул первую страницу альбома.
– Ты рыжая?
Вот чего Софочка опасалась! Как пошло развенчался миф о природности ее белокурых локонов!
– Тебе идет.
– Да?
– Да.
Она так жаждала его комплиментов, но каждый раз, услышав их, не могла поверить. Она указала на следующий снимок:
– Это я в десять лет, за школьной партой.
– Перед тобой раскрытый учебник и ты держишь ручку, словно собираешься писать прямо на печатной странице. Занятная композиция.
– В такой позе фотограф снимал всех. Видимо, был пьян.
– Я никогда не любил фотографироваться, – признался Немов.
– Почему?
– Меня заставляли улыбаться.
– Мне нравится, когда ты улыбаешься, – сказала Софа и спохватилась: не слишком ли откровенно? Хотя она и так перед ним стелется, как трава под ветром, куда уж откровеннее. – Но я не буду тебя заставлять.
Андрей поднялся и приоткрыл окно. Сквозняк хлынул в комнату, зазмеился по полу.
Они сидели, накрывшись пледом, касаясь друг друга плечами. Поначалу скованный разговор понемногу оживлялся. Софью переполняло счастье. Она вспоминала цитату, которую прислала ей Лиля после их встречи: «Не стоит пересекать океан ради человека, который ради тебя не пересечет и лужи». Тогда Софочка подруге не ответила – не могла подобрать слова. Зато сейчас слова отчаянно рвались наружу. Стоит! Еще как стоит пересекать океан! Потому что делаешь ты это не ради того, кто к тебе равнодушен, а ради себя самого. Потому что тебе хочется. Потому что это приключение – пугающее и увлекательное – может стать самым ярким событием в твоей жизни. И какая разница, если на другом берегу тебя никто не встретит с фанфарами? Разве фанфары сравнятся с упоительными эмоциями от путешествия? Разве переполняющая тебя энергия не драгоценна сама по себе?
