Ольга Камаева - Eлка. Из школы с любовью, или Дневник учительницы
Выходит, статус этот не постоянный, однажды и пожизненно установленный. Каждый раз нужно делать выбор, каждый раз принимать решения. И только в конце, соотнеся их качество и количество, можно понять, кем ты был на самом деле. Потому спрашивать «кто важнее?» в принципе неверно — толпу составляют личности, пусть на данный момент и потенциальные. Но через минуту, час, сутки все может измениться, поменяться местами, и тот, кто еще вчера вел за собой тысячи, сегодня робок и послушен воле кого-то, прежде ведомого.
И еще, раз уж вспомнила дядю Витю. Человек делает историю любым своим поведением, неважно каким — послушанием или сопротивлением, молчанием или криком. Выйдешь на митинг — будет одна жизнь, отсидишься дома — другая. Получишь такую, какую заслужил. Сам заслужил.
Вроде все логично. А на уроке не сообразила.
Учиться тебе еще, Ленка, и учиться…
29 апреля
После уроков в кабинет зашла Сова. Я сразу поняла, зачем, — по поводу Рубина. Признаюсь, я даже ждала этого разговора. И знала, что скажу: нет. Если, конечно, он не изменит своей подготовки. А я уверена, что не изменит, потому что из кожи вон лезет доказать, где мое место, а где его. Из принципа пальцем не пошевелит: и так училка пятерку поставит, никуда не денется.
Вообще-то спорные оценки у него по нескольким предметам, но Сова нужных учителей уже обежала, и за год Рубин выходит отличник. По всем предметам, кроме истории.
Но начала Сова туманно, я сначала ничего не поняла. Говорила про особенности подросткового периода, особенно почему-то напирала на физиологию. Потом неожиданно брякнула:
— Максим очень развитый для своих лет мальчик, но он еще ребенок. Мы с вами, Елена Константиновна, учителя и должны это понимать, не так ли?
Я промолчала, не понимая, к чему сия тирада, если речь идет об оценке. Сова помялась и зашла с другой стороны:
— Я вам по секрету скажу, только вы уж, пожалуйста, пока особо не распространяйтесь. Евгений Петрович отправляет Максима в колледж за границу. У мальчика способности, их надо развивать, у отца есть возможности — почему нет?
В папиных возможностях кто бы сомневался! А насчет способностей — спорный вопрос. Но явно не тот, который Сова хотела сейчас обсуждать. Мое молчание ее приободрило:
— Теперь вы понимаете, насколько важны для него оценки? И надеюсь, вы как классный руководитель приложите все усилия, чтобы поддержать своего ученика. Я бы даже сказала, это наш долг, не так часто наши воспитанники уезжают учиться за границу. Это престиж школы, если хотите. Да и зачем напоследок мальчику портить аттестат?
Выдала домашнюю заготовку: хорошо, но только если Максим подтянется и закроет долги. Я не сомневалась, что предложенный компромисс Сову устроит, но она неожиданно уперлась:
— Евгений Петрович предупредил, что на праздники они с семьей уезжают на отдых, потом нужно оформлять документы… Да и дело-то уже решенное, к чему эти условности? Ну, Елена Константиновна, в виде исключения… Согласитесь, непатриотично отправлять за границу человека, который историю своей страны знает хуже всего. В конце концов, ТАМ историю России он все равно будет знать лучше всех остальных учеников, — попыталась пошутить Сова.
Что скрывать, «подтягивать» оценки мне приходилось не раз. Из жалости, чувства справедливости или собственной слабости. И всегда к моим услугам предлагалось множество оправданий, которыми я, хоть и стыдясь, пользовалась.
Но чтобы пятерку требовали вот так, открыто и нагло! Чтобы я рисовала оценки по приказу… Знаю я эти «исключения»!
— Нет!
— Имейте в виду, после праздников оценки у Максима должны стоять, — продолжила Сова, словно не услышав мой отказ.
— А экзамены? Он же еще приедет на экзамены? — ухватилась я за последнюю соломинку.
— Это… — замялась Сова, — отдельный вопрос. Повторяю, случай исключительный. И пожалуйста, — недовольно поджала она губы, — не будьте к мальчику столь откровенно придирчивы. Ваше к нему… скажем так, неравнодушие уже вызывает в школе двусмысленные разговоры. Вам это надо? Подумайте, Елена Константиновна, вы же умная девушка…
И прежде чем я успела открыть рот, вышла из кабинета.
Опять назвали умной, и опять чувствую себя полной дурой.
Так вот про что она плела вначале! Меня аж заколотило от возмущения. «Откровенно придирчивы»! «Двусмысленные разговоры»! Да какое у меня может быть к Рубину неравнодушие?!
А ведь ловко придумано! Что бы я теперь ни сказала и ни сделала, даже если поставлю эту чертову пятерку, все воспримут как оправдание: ага, нашкодила девка, а как прижали, забегала…
Интересно, кто из них такую мерзость придумал, Сова или наш папенькин сынок? Это ж до какой степени ему хочется добиться своего!
А вот хер тебе! Мы еще посмотрим, кто кого. Плевала я на Сову с ее указаниями и на Рубина с его папой и колледжем вместе взятыми!
P.S. Дожила!!! Первый раз в жизни выругалась матом.
Легче не стало.
5 мая
Рубин так и не появлялся, Сова тоже больше не подходила. Очень надеюсь, что все еще утрясется. Но на душе тяжело.
9 мая
С утра ходили на митинг. Народу, цветов — море. Праздник, а настроение нулевое. Сначала подумала, из-за школы, а потом поняла: нет. Ветеранов на трибуне совсем мало. Пожилых много, но сразу видно, что не воевали, возраст не тот. Один особенно запомнился. Шустрый, шумный, грудь колесом, на пиджачке размашисто несколько юбилейных медалей. Видно, чтобы ощущать: вся грудь в орденах.
— …с семи лет!.. С утра в поле!.. И жали, и колоски собирали… Да ты с собой не равняй — ты в городе жил, — громко фыркал он, — тут и сравнивать нечего!
Его напористость, а больше бравая показушность коробили. Хотя человек своих медалей, может, десять раз достоин.
Мама гуляла с Леонидом Петровичем, я их встретила около концертного пятачка. Парнишки в матросках лихo отплясывали «Яблочко», и посмотреть на них собралась целая толпа. Я еще издали увидела, как мама, смеясь, хлопала в ладоши, то и дело оглядываясь на Леонида Петровича. Давно не видела ее такой веселой и беззаботной. Вдруг заметив меня, она смутилась. По-прежнему улыбалась, но уже сдержанно и даже немножко виновато. Будто в ней свет притушили.
Когда концерт закончился, мама предложила прогуляться по парку.
— Чудный денек! — поддержал ее Леонид Петрович. — С детства этот праздник люблю. Правда, хорошо, что он не в сентябре?
— А при чем тут сентябрь? — не поняла мама.
Ее провожатый покосился на меня — может, что скажу. История была моей епархией, и он пытался меня разговорить. Но я молчала. Я тоже не знала, при чем.
