Виталий Безруков - Есенин
— Ирма! Сергей Александрович устал с дороги! Приготовьте ему ванную, завтра у нас свадьба. — Айседора проводила Есенина до двери и поцеловала его. — Лублу Езенин!
— «Живет моя отрада в высоком терему!» — горланил Есенин, шатаясь проходя по коридору.
Когда Шнейдер хотел было выйти следом за недовольной Ирмой, Дункан остановила его.
— Илья Ильич, — начала она смущенно. — Не можете ли вы немножко тут исправить? Вот тут… — Она протянула ему свой паспорт. — Год и дату моего рождения. — Она умоляюще посмотрела ему в глаза.
— Айседора! — засмеялся он, сразу позабыв свою обиду. — Тушь у меня, конечно, есть… Но это, по-моему, вам ни к чему.
— А это не для меня… это для Езенин… — Она закурила папиросу, вставив ее в длинный изящный мундштук. — Мы с ним не чувствуем этих… пятнадцати лет разницы, — слукавила она, убавив два года, и, застыдившись, отвела взгляд. — Но она тут написана! И когда завтра мы отдадим наши паспорта в чужие руки… Ему, может быть, будет неприятно! — Она снова умоляюще поглядела на Шнейдера.
— Не волнуйтесь, Айседора. Я исправлю эту ошибку, вернее, несправедливость! — Он поцеловал ей руку и, спрятав паспорт в карман, добавил, кивнув на кровать:
— У вас действительно нет разницы в возрасте, Айседора! А своим глазам я верю!
— Сенк’ю! Сенк’ю! — поцеловала она Шнейдера в щеку. — Thank you very much.
Ранним солнечным утром 2 мая 1922 года в зале Хамовнического совета в брачном свидетельстве и в паспортах Есенин и Дункан записали двойные фамилии: Дункан-Есенина и Дункан-Есенин. Фотография, сделанная по случаю бракосочетания, запечатлела новую семью: Ирму, приемную дочь Айседоры, даже в такой торжественный момент не скрывающую своего отношения к событию; умиротворенную, счастливую Дункан и Есенина в неестественной позе, словно прилепившегося со стороны к чуждой ему жизни. Когда Шнейдер открыл шампанское и, поздравив молодых, протянул бокал Есенину, тот отказался, заявив, что больше не пьет!
— Айседора Есенина и Езенин-Дункан! — повторяла Айседора, с бесконечной преданностью глядя на Есенина. Затем она достала из сумочки золотые часы на цепочке и протянула ему.
— Шнейдер, переведите, что это мой свадебный подарок!
Есенин с радостью принял такой дорогой подарок. Открыв крышку часов, он увидел на ней маленькую фотографию Айседоры.
— Ти рад? Изадора будет всегда с Езенин, — прижималась она к Сергею.
— Рад, Изадора! Рад! — Он поцеловал фотографию, поцеловал Айседору. — У меня не было часов! Они вправду золотые? Ой, здорово, — радовался Есенин как ребенок. Он прятал часы в карман и тут же доставал: — Который теперь час? На моих золотых?
— Серьеженька не будет теперь опаздывать к своей Изадоре, — счастливо смеялась она.
Когда они все вчетвером вышли на улицу, где их ждала специально нанятая коляска, Айседора пригласила Шнейдера вечером на Пречистенку:
— Будем праздновать марьяж! Свадьба! Вечером! Будут только свои!
Есенин торжественно подал руку жене и помог ей подняться в экипаж.
Когда все уселись, он скомандовал извозчику:
— Домой! На Пречистенку!
— Изадора, а ведь мы уже повенчаны! — засмеялся он, ласково взглянув на жену. — Помнишь? Нас извозчик вокруг церкви три раза окрутил.
— Yes, — ответила Айседора. — Теперь я русская толстая жена Изадора.
Все весело засмеялись. Есенин ласково прижал к себе Айседору, и коляска тронулась.
Ровно через неделю после свадьбы, ранним утром, прямо на траве Ходынского поля, в ожидании, пока заправят маленький шестиместный самолетик, расположились Есенин и Дункан. Ирма, сидя к ним спиной, наблюдала, как около большого красного автобуса резвятся дети из школы Дункан, приехавшие проводить свою воспитательницу.
Есенин летел впервые и заметно волновался.
— Будет карашо! — ободряюще улыбалась Айседора. — Будем сосать лимон! — подвинула она к себе корзинку с лимонами. — Ничего не случится!
Подошел Шнейдер с незнакомым человеком:
— Айседора, вас будет сопровождать товарищ Пашуканич, замнаркома иностранных дел. Он прекрасно говорит по-немецки и довольно сносно по-английски.
Дункан встала, протянула ему руку для поцелуя, но мужчина только пожал ее, щелкнув каблуками:
— Гутен морген, фрау Дункан.
— Найн Дункан! — недовольно поправила его Айседора. — Дункан-Езенин!
— Прошу прощения, я в курсе! — извинился мужчина. — Здравствуйте, Сергей Александрович, — обратился он к сидящему на траве Есенину. — Поздравляю вас. Мы первые пассажиры открывшейся сегодня новой воздушной линии Москва — Кенигсберг… Советую вам надеть специальный брезентовый костюм.
Есенин вопросительно поглядел на жену.
— Найн! К черту! Никакой костюм не поможет, если что случится.
Она подошла к Шнейдеру:
— У вас есть бумага, Илья Ильич?
— Вот! Чего писать? — с готовностью достал он из портфеля блокнот.
— Дайте, я сама, — взяла она у него вечное перо и, быстро написав две строчки, вернула блокнот.
Шнейдер, прочитав их, покачал головой. «В случае моей смерти наследником является мой муж Сергей Есенин-Дункан».
Он улыбнулся:
— Айседора, вы ведь летите вместе, и если, не дай бог, случится катастрофа, погибнете оба…
— О чем вы говорите? — спросил Есенин.
Айседора обняла Есенина:
— Я об этом не подумала! Дайте я допишу! «А в случае его смерти наследник — мой брат Августин Дункан». — Она поставила число и подпись.
— Вот… сохраните, мало ли что!
Рядом затарахтел самолет. Есенин дернул Дункан за рукав:
— Изадора, нас зовут! Пошли!
— Yes! Серьеженька! Марш! Идем, мой муж! Моя жизнь! Мы вместе! — Она крепко прижалась к нему.
— Ничего, Изадора! — махнув отчаянно рукой, засмеялся Есенин. — Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Ничего, хрен с ним!
Под аплодисменты всех провожающих и пение «дунканятами» «Интернационала» супруги Дункан-Есенины залезли в самолет.
«Это есть наш последний и решительный бой», — пели детские голоса.
Самолет, оглушив всех воем мотора, быстро пробежал по аэродрому, отделился от земли и вскоре превратился в небольшой силуэтик на сверкающем голубизной небе.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
БЕРЛИН
17 мая 1922 года Сергей Есенин и Айседора Дункан прибыли в Берлин. В то время город представлял собой весьма пеструю картину русской эмиграции. Там выпускались русские газеты, работали русские театры, русские школы и церкви. Литературные клубы, библиотеки, кабаре заполняли русские писатели, художники, музыканты, актеры. Помимо этой русской интеллектуальной аристократии, в Берлине обитало полным-полно разорившихся купцов, безработных и оттого озлобленных белогвардейцев и просто откровенных авантюристов.
