Алексей Колышевский - Откатчики. Роман о «крысах»
Молодая поросль
Весь отдел ожидал его появления с очевидным интересом. Тем, которым дышит толпа на трибунах, жаждущая увидеть, шевельнется ли бык, поверженный копьем тореадора. Все как один сотрудники готовы были с радостью вонзить свои копья в его бездыханное тело, но, увидев на его лице безмятежное выражение, у некоторых из них неожиданно случились приступы язвенной болезни и гастрита. Никто не радовался тому, что Гере, очевидно, каким-то образом удалось «выпутаться» из истории с автомобилем и сохранить, во всяком случае пока, статус-кво, так как сразу было понятно, что Герина безмятежность не наиграна, она натуральна и «опять этому гаду все сошло с рук». Казалось, искренне рад тому, что у Германа все по-прежнему хорошо, был лишь его ассистент. Тот самый парнишка по имени Миша Чернушин. Этот самый Чернушин, который обычно смотрел лишь в монитор, теперь сидел в свободной позе и с какой-то хитрецой поглядывал на Германа. Тот кивнул своему ассистенту, дескать, надо работать, и сам уселся за свой стол. Понемногу течение рабочего дня возвращалось в свое нормальное русло. Беспрестанно звонил телефон, электронный почтовый ящик с непостижимой скоростью заполнялся письмами поставщиков, содержащими в основном мольбы об оплате и лесть, а ровно в одиннадцать часов возле стола Германа возник тот самый «менеджер мафии» по прозвищу Наум.
Глуповато улыбаясь, Наум протянул Герману те же самые документы, что и в первый раз. Гера предложил Науму стул. Взял у него из рук бумаги, быстро просмотрел их, расписался на прайс-листе и окликнул Чернушина. Тот подошел.
– Михаил, это наш новый поставщик. Введи в систему его товары. Что тут у него? Вино? Ну да, вино. Введи вино в систему, а договор передай на подпись секретарю мистера Мурды. В общем, все как обычно.
К неприятному удивлению Германа, Чернушин вовсе не торопился исполнять его указания. Вместо этого он переминался с ноги на ногу и, опустив голову, словно искал что-то на полу.
– Михаил, в чем дело? Что-то непонятно?
– Но ведь некоторое время назад вы сами говорили, что этот поставщик нам не нужен?
Герман не ожидал со стороны своего недалекого, как он считал, ассистента подобного сопротивления. Он мгновенно рассвирепел:
– Михаил, выполняй то, что я говорю, и не надо тут рассуждать, о'кей?! Рассуждать будешь дома, на кухне!
Чернушин молча взял у Наума документы, кинул их на свой стол. Наум вопросительно поглядел на Германа, но тот успокоил его, сказав, что все будет готово к завтрашнему дню и начать поставки они смогут уже со среды. Наум ушел довольным.
Гера тем временем повернулся к Чернушину и с неприязнью в голосе спросил:
– И что все это значит?
Чернушин немного помедлил с ответом. Затем взял маленький желтый листочек, быстро написал на нем несколько слов, передал листочек Герману и вышел вон из помещения отдела.
Герман прочитал:
«Нам надо поговорить. Жду вас на улице».
Гера стрельнул у кого-то из коллег сигарету и вышел следом за Чернушиным. Тот стоял возле крыльца и курил, часто стряхивая не успевающий образовываться пепел. Герман подошел, встал рядом, прикурил.
– Что это значит? Что это за скандалы в присутствии поставщика?
Чернушин, чья физиономия обладала несомненным признаком упрямства и глупости – большим расстоянием от края верхней губы до кончика носа, – несогласно тряхнул головой:
– Герман, я давно вам хотел сказать, что мне все это надоело. Вы думаете, я ничего не вижу? Вы думаете, я не понимаю, какие деньги вы получаете от поставщиков? Ведь мне многое известно от них самих! Я, как говорится, «сижу на базе», вижу весь товар, введенный в компьютерную систему, и отмечаю про себя все те новые позиции, которые появляются в ней оттого, что это вы их туда ввели! И не говорите мне, что вы делаете это бесплатно: ваш внешний вид, а теперь еще и ваш роскошный автомобиль давно уже никому не дают повода подозревать вас в излишнем аскетизме! Неужели вы не понимаете, что это бесчестно, совершенно непорядочно – поступать так, как поступаете вы! Ведь это мздоимство! Воровство! Стяжательство! Это гадко, подло! Я не желаю больше иметь к этому никакого отношения, а сегодняшний случай для меня явился просто «последней каплей»! Я вам официально, слышите, официально заявляю, что никакого нового товара из прайс-листа этого Наума я вводить не стану, так как не желаю принимать участие в очевидном для меня преступлении, имя которому коррумпированный руководитель. Я пойду к мистеру Мурде, и если он после моих комментариев посчитает нужным, чтобы я акцептировал этот товар в системе[10], только тогда, только при таком условии я выполню то, о чем вы меня попросили.
Герман презрительно ухмыльнулся. Он ненавидел таких вот «половозрелых кликуш», «нищебродов», «тупой молодняк» – все эти эпитеты он придумал для тех, кому было немногим более двадцати. Его раздражали эти, как он их называл, «щенки», которые, по его искреннему убеждению, ни на что не годились. Однажды, сидя с «номером один» Сергеем в ресторане «Сирена», они попали в унисон, обсуждая тему молодых сотрудников. Сергей, попыхивая сигарой, с пренебрежением назвал их «абитурой» и произнес спич, восхитивший тогда Германа.
– Эта гребаная абитура, – сказал, поморщившись, Сергей, – эта гребаная абитура приходит наниматься на работу, и, вместо того, чтобы сперва узнать о своих должностных обязанностях, о сути того дела, которым им, возможно, предстоит заниматься в случае благоприятного исхода собеседования, вместо этого они немедленно заявляют, что их заработная плата должна составлять ну никак не менее двух с половиной тысяч долларов. И все дальнейшие их мысли только о том, как эти деньги потратить. Сходить в ночной клуб, купить новую сумочку или, допустим, пиджак и с этой сумочкой или в этом пиджаке сходить в ночной клуб, а потом еще купить новые «крутые шузы» и в них сходить в ночной клуб, а уж после этого сделать себе в пупке дыру, продеть в нее кольцо и с дырявым пупком сходить в ночной клуб. И все, все они таковы. Очень редко среди них попадаются выходцы из приличных семей, которые дали им умение правильно ориентироваться в жизни…
Герман хотел было сказать этому Чернушину несколько веских слов, но вдруг вспомнил Настю. Вспомнил, что она-то уж, вне всякого сомнения, как раз такая вот, «вышедшая из приличной семьи» девушка, живо вообразил себе ее милое лицо и смягчился. Вместо того, чтобы «строить» своего зарвавшегося ассистента, он вспомнил чье-то циничное высказывание о том, что «каждый человек, как и каждый предмет, имеет свою цену», и коротко сказал Чернушину:
– Михаил, давайте зайдем за угол, здесь не очень-то удобно разговаривать.
