Татьяна Веденская - Апрельский кот
В комнате, кроме меня, никого не было. Я лежала, не шевелясь, рассматривая как бы заново это место при дневном свете, и оно не казалось таким уж пустым и безжизненным, как вчера. Солнце способно оживить все что угодно, особенно в Москве в конце марта. Даже сухое деревце смотрелось живее.
В кухне, кажется, работал маленький телевизор – новости. Мне не было слышно, что именно произошло в мире, но интонации и голоса были и без того исчерпывающими. Как будто, как в каком-то старом фильме, говорили о том, что «стабильности нигде нет» и «террористы угнали самолет». Я удивилась. Малдер смотрит новости по утрам? С другой стороны, чего тут такого? Мужчины любят новости, почти все поголовно. Даже Сережа, романтичный эзотерик, пропитанный инфантильной верой в инопланетные чудеса, смотрел новости на каналах «ТВ3» и «Рен-ТВ», чтобы не пропустить предполагаемого приземления корабля пришельцев или момента, когда земля налетит на свою ось.
– Эй, русалка, ты все еще спишь? – услышала я голос, хотя вроде ничем не выдала своего пробуждения, по голосу было ясно: Игорь прознал об этом. Почувствовал? Голос был насмешливым, бодрым. Через секунду он появился в дверном проеме, с чашкой в руке. Восхитительный, м-м-м.
– Привет, – пробормотала я. Замотанная в одеяло с головой, я теперь хитрой лисой выглядывала из этого самодельного конвертика с зеленой оберткой. – Кутузов.
– Издеваешься? – воскликнул он, всплеснув руками. – Я смотрел, синяка нет.
– Ты плохо смотрел, – пожала плечами я, не без удовольствия наблюдая за тем, как Апрель побежал к стеклу книжного шкафа, чтобы посмотреть еще раз на свое «ранение». Он был босым, в серых домашних штанах из какой-то мягкой ткани и белой майке, и этот вид буквально заворожил меня. Домашний, уютный, и мы сейчас будем завтракать и пить кофе вместе и болтать о какой-нибудь ерунде – совсем как пара. Этим утром мы – пара. Восхитительная игра моего воображения.
– Чего ты врешь? Накажу! – пробубнил он с явной угрозой в голосе.
– Как? Лишишь сладкого? – Я рассмеялась, поднялась и уселась на постели, сложив ноги по-турецки.
– Не могу, ведь тогда я и сам лишусь сладкого. Потому что, вот проблема, мой десерт – это ты. Так что давай прекращай шалить. Синяка нет, только губа разбита.
– Да уж, на губу солнцезащитные очки не нацепишь, – «посочувствовала» ему я.
– Ты думаешь, что можно скрыть все что угодно, напялив нелепые очки? – хмыкнул Игорь. – Ну-ка, ну-ка… Подожди. – Он растерянно огляделся, пытаясь что-то вспомнить или что-то найти, затем открыл один шкафчик, другой и наконец нашел – свои солнцезащитные очки, густые, совсем темные с зеркальным отблеском полароиды, похожие на те, что носят горнолыжники. Игорь нацепил их себе на нос, затем стащил с кресла лежавший там с вечера пиджак и нацепил его тоже.
– Ну и как я смотрюсь? – спросил он, пройдясь передо мной на манер моделей, идущих по подиуму. – Разве не самый глупый вид в мире? Так я ничего не спрячу, кроме собственной неуверенности. И потом, разве шрамы не украшают мужчину?
– Лучше скажи, а показ нижнего белья будет? – улыбнулась я, плотоядно разглядывая такое притягательное тело.
– А ты опасна, – пробормотал Игорь, поворачиваясь ко мне. Он сбросил пиджак и подсел на кровать, не снимая своих зеркальных очков. – Я никогда не знаю, чего от тебя ожидать.
– А ты что, чего-то ждешь от меня? Расскажи-ка? – попросила я, делая вид, что мне страшно интересно именно то, что он говорит, но не то, что творят его руки. – Ты скажи, ты скажи, чё те надо, чё те надо…
– Будешь яичницу с беконом или тост с сыром? – спросил он, усевшись за моей спиной. Он расчесал мои волосы пальцами и стал заплетать их в какое-то неуклюжее подобие косы.
– Мне – каре, пожалуйста, и челку немного покороче, – расхохоталась я, выгибая спину. Как же это было здорово – сидеть вот так посреди смятых простыней и подшучивать друг над другом, чередуя болтовню и поцелуи. А потом стоять, с трудом помещаясь в узкой ванной, вдвоем под струями очень горячей воды, и целоваться, и упасть, поскользнувшись, но успеть уцепиться за крепкую мужскую руку. Мы позавтракали, решив не искать компромисса между белками и углеводами – съев все: и тосты, и сыр, и бекон. Время текло быстрее, чем я была готова ему позволить.
– Может быть, не ходить на работу? – предложила я, глядя через окно на голые ветки спящих до поры деревьев, на темные разводы воды на асфальте – лед таял под теплотой солнечных лучей и разбегался ручьями по дорогам. Машины смешивали грязь и талую воду под своими колесами. Весна тоже имеет свои плюсы и минусы, как и все на свете.
– Ого, ленимся?
– Я не для того родилась на свет, чтобы убиваться на работе, – покачала головой я.
– Ты любишь свою работу?
– А ты? – ответила вопросом на вопрос я.
– Мы что, снова играем в контрвопросы? – Игорь торопливо ел, ловко орудуя вилкой и столовым ножиком. – Я испытываю сложные чувства в отношении своей работы. Знаю, что какая-то часть меня зовет туда, откуда я так позорно сбежал. Клиническая психиатрия – штука не для слабонервных, но, если говорить о передовой науки… она там, эта передовая. Но ведь и то, чем я занимаюсь сейчас, совершенно точно не бесполезно. Хотя, если послушать тебя, то всех психологов надо сжигать на кострах.
– Я этого не говорила, – смутилась я.
– Не говорила – так думала.
– Уже и собственной голове я не хозяйка! – запротестовала я.
– Да, Фая, я согласен, что все традиционные излюбленные приемы психологов для домохозяек – это пустые шаблоны. «Поверь в себя, все получится, все будет хорошо, ты сможешь…» Но ведь их цель только в том, чтобы успокоить человека, придать ему ни на чем не основанной уверенности в себе, или в своем месте в мире, или в своем будущем. Да, все не будет хорошо, не может ВСЕ быть хорошо, и не всегда то, что делается, – к лучшему, но иногда, если человека в горе убедить в этом, он найдет способ пережить еще один день. А это, согласись, объективный материальный результат. Если все мы выйдем на улицы города в футболках с надписями «выхода нет», «жизнь бессмысленна» или «ты ничего не решаешь», это тоже окажет влияние на людей. Понимаешь, некоторым вещам совсем не обязательно быть реальными, чтобы оказывать подлинное влияние.
– Я не смотрела на это под таким углом, – призналась я.
– Вот ты спрашивала, отчего твоя сестра не хочет признать, что ее муж – уже, заметь, почти что настоящий, реальный муж – не тот, за кого она его принимает? Но ведь жизнь – это не ярмарка меда на Бауманской, и ты не можешь просто прийти, повыбирать, попробовать все сорта, а затем решить, что ты, вообще-то, больше любишь вареную сгущенку. Человек испокон веков вынужден принимать решения, стоя на коленях, с выкрученными назад руками и с завязанными глазами. Да, мы пытаемся угадать, какая из дорог безопаснее и лучше, но что делать тем, кто не угадал? Что, если обратного пути нет? Или он слишком дорог – обратный путь – и не по карману. Подумай, у твоей сестры будет второй ребенок с этим Сережей. Этого уже не спишешь со счетов, потому что придется вырвать из своего сердца человека, который туда уже пролез. И как оставить ребенка без отца?