Федор Московцев - Карибский кризис
Мариам, этот вулкан, извергающий вату, мне порядком надоела — не она сама, но некоторые её задвижки — но развод не входил в мои планы. Скрепя сердце, я мог отказаться ото всех любовниц, даже самых идеальных, вычеркнуть их из своей жизни, забыть, закопать, будто их никогда и не было, просто взять и сделать аборт этой информации, но без Алика жизнь вообще теряла всякий смысл! И я сделал всё, чтобы помириться с женой и сохранить семью.
Потому что, чего бы там ни было, у меня с Мариам своя история, которая мне очень и очень дорога. Умники-психологи наверняка применительно к этому случаю скажут такое умное слово, как «привычка», и, возможно, будут правы. Существует множество мнений относительно того, кто кому «должен» изменять. Одни говорят, что в семье гулять может только один. Другие говорят: «муж и жена — одна сатана». Не знаю.
Знаю только то, что есть. Мариам далека от идеала жены-декабристки. Когда я перебрался в Петербург, она со мной не поехала. Я уже обустроился, у меня были вполне сносные условия, но она приезжала ко мне чисто погостить, чтобы под каким-то предлогом уехать в Волгоград и там на неопределенное время зависнуть. Два года мы фактически жили порознь, и виделись два-три раза в месяц, во время моих командировок в Волгоград. Она окончательно перебралась в Питер в конце 2003 года, когда никто не мог уже оспорить того факта, что моё положение достаточно прочно и никто меня не грохнет за то, что я являюсь официальным директором компании, которая перешла дорогу очень многим серьёзным людям.
Я никогда не тешил себя иллюзиями и допускал мысль, что Мариам без меня не скучает. Мои подозрения нашли подтверждение — осенью 2003 меня обрадовали известием, что у неё была связь с нерусским жеребчиком, который работал на Совинкоме шофёром и по долгу службы время от времени возил мою жену. Так сказать, заодно покатался на ней… Это был типичный жиголо — молоденький (лет на пять моложе Мариам) смазливенький и шустренький чувачок. Как у всех нацменов, у него было прямо-таки звериное чутьё: он резко уволился в тот момент, когда доброжелатели раскрыли мне глаза на шашни моей жены. Я был, мягко говоря, расстроен. Меня сразил не сам факт измены, а личность соперника. Мезальянс. Мариам очень красивая девушка — высокая, длинноногая, с приятным лицом, хорошей фигурой, райская мечта воина Аллаха, и несомненно заслуживает большего, нежели какой-то холоп-водила.
И я с удивлением обнаружил, что не испытываю ревности. Совсем. Есть чувство гадливости, обусловленное личностью бойфренда, и больше ничего. Ну и подтверждение закона, согласно которому сущность человека прямо противоположна тому, что он говорит на словах. (Мариам всегда подчеркивала, что не представляет, как можно связываться с желторотыми юнцами младше себя, тем более с халдеем; по её мнению, мужчина должен быть старше женщины минимум на 15 лет и быть уже зрелым, состоявшимся, добившимся чего-то в жизни; а к обслуживающему персоналу она всегда испытывала классовую неприязнь и часто конфликтовала со мной по этому поводу, когда я пытался заставить её держать себя в руках и не наезжать на водителей, официантов, продавщиц, и тп). Видимо, шоферня — это её удел; обслуга, которой за счастье трахнуть жену крутого парня. Некоторое время спустя, уже здесь, в Петербурге, Мариам познакомилась с водителем — поймала на улице частника, и он подвёз её от центра до Охты. Она сама мне рассказала об этом — что по дороге разговорилась с ним и записала его номер телефона. Приятный, с её слов, молоденький парнишка по имени Юра. Я с ужасом вспомнил времена, когда она любыми способами пыталась заставить меня ревновать — рассказывала, что к ней пристают на улице, чтобы познакомиться, причём «классные парни», а она не знает, что делать, и всё в таком духе. Я отмахивался, мол, делай, что хочешь, только не рассказывай мне весь этот бред. Но иногда у неё получалось спровоцировать меня на скандал, и у меня было ощущение, что она получает физическое удовлетворение при этом. Энергетический вампир!
Здесь же, в этой ситуации с Юрой, я даже не нашёлся, что сказать, как отреагировать и предъявить, на кой хрен она взяла у него номер телефона. А зачем ей понадобилось говорить мне об этом — та ещё загадка. У меня и так сильно изменилось отношение к ней из-за того, что она беспрестанно возбуждала во мне ревность, выходя при этом из границ и преступая пределы дозволенного.
Какое-то время спустя после эпизода с Юрой мне срочно понадобился человек для того, чтобы выполнить поручение на фирме — отвезти-привезти, погрузить-разгрузить. Обычно в таких случаях Ренат или Блайвас оперативно задействовали охранников Коршунова, но в этот раз все были заняты, и я уже собрался подыскать кого-нибудь через газету бесплатных объявлений, как вдруг вспомнил про Юру. Я позвонил Мариам и попросил продиктовать его телефон, и объяснил для чего — мне срочно нужен человек для погрузочно-разгрузочных работ.
— Он не такой! — вдруг выпалила Мариам. — Он не быдло какое-то и не будет выполнять такую работу!
— А вот это мы сейчас выясним, — сказал я, опешив. — Дай мне его номер!
Но она уперлась и не дала мне номер своего шоферишки. Я оборвал разговор на полуслове и нашёл грузчиков по объявлению.
В обоих эпизодах с шофернёй у меня было чувство, будто я соприкоснулся с чем-то отвратительным. Никогда не испытывал ничего подобного. Бывали девушки на один вечер, они быстро забывались, общение с ними не было сопряжено с сильными эмоциями. Бывали серьёзные отношения, когда раскрывалась вся палитра чувств: любовь, ревность, исступление, ненависть. Но всё это находилось в тех границах, в которых приличный человек может оставаться и как-то обращаться и с этим материалом, и с предметом страсти — выяснять отношения, страдать, даже следить. Многие знакомые в аналогичных случаях прежде всего проводили расследование, чтобы проверить, был ли факт измены (слежка, опрос свидетелей, распечатка звонков, анализ СМС-сообщений, электронной почты, и многое-многое другое, всегда найдутся доброжелатели, которые всё видели и даже зафиксировали события на каких-нибудь носителях). И по результатам расследования — разговор по душам, разбирательство с обвиняемым. То есть люди как-то работали с обстоятельствами и с другими себе подобными людьми. Я брезгливо отверг все эти меры. Те, другие люди, мои знакомые, если бы обратились ко мне за советом или помощью, то я бы пошёл навстречу и понял бы многие моменты. А в моей ситуации я не мог ни к кому обратиться за советом или помощью, настолько мерзко всё выглядело. Может, дело в мезальянсе — жена сошлась с молоденьким петушком-водилой? Мезальянс или её неумение вести себя и лучше обтяпывать свои делишки, то, что другим даётся легко, она проделала с какой-то неуклюжестью и тяжеловесностью, ведь недаром презирают не тех, кто успешно ограбил банк, а тех, кто попался на краже булочки в магазине; как бы то ни было, но то, что я простил бы другим, я не мог простить Мариам. Я не оставлял ей ни единого шанса. Но и сделать ничего с ней не мог. Даже для выволочки, для скандала, нужна энергия, а мне было просто не по себе, я чувствовал, что омерзение широкой волной грязи заливает пламя моего гнева. Нет, я не мог найти в себе силы для выяснения отношений с женой. Как ни старался я отогнать мучительные образы и назойливые думы, они всё снова и снова возникали в моём мозгу. То, что я представил себе, внушало мне физическое отвращение. У меня был опыт оргий и так называемого свингерства, и всё это проходило удивительно легко, и со всеми участниками сохранялись хорошие отношения. Был один эпизод, когда мой друг выставил мне свою подружку, с которой жил. Мы устроили секс втроём, всё прошло довольно мило, весело, все остались довольны.
Такое разное восприятие одного и того же — что твой партнер трахается с кем-то другим. В чем же причина различного отношения к одному и тому же? «Нельзя, — рассуждал я, — относиться безразлично к тому, что вызывает в нас сильные желания, что волнует плоть и кровь. Иногда, слив страсть, делается противно от того, что произошло. Способна ли Мариам сама по себе возбудить противоречивые чувства? Хороший вопрос. Безусловно, она одна из самых приятных воплощений Венеры, вожделенной людьми и богами, хотя… для меня наименее таинственных её воплощений. Образ жены, слитой с образом моего водителя, в едином порыве и во взаимном чувстве, как раз низводит её к тому примитивному типу, который может только привлекать или отталкивать. Итак, всякий эротический акт либо разжигает желание, либо охлаждает его и поэтому с одинаковой силой либо привлекает либо отталкивает взгляд, в зависимости от физиологического предрасположения тех, кто его видит, а иногда и в зависимости от последовательных душевных состояний одного и того же свидетеля. Например, целующаяся парочка может вызвать у прохожего улыбку, и он подумает: „Любо дорого смотреть“, либо отвращение („Фу противно лижутся“), и вряд ли кто-то отдает себе отчет о природе возникших ощущений. Такое наблюдение приводит к пониманию истинных причин того, что эротические акты всегда и везде совершались тайно, дабы не вызывать в окружающих сильные и противоположные эмоции. Да, существует другой перекос — когда скрывают даже всё то, что может напоминать об эротике. Так рождается лицемерие и ханжество. Во всём нужна МЕРА. Если не затемнять смысл стыдливости, не присоединять к ней нелепые предрассудки, то можно сделать вывод, что стыдливость — это привычная добродетель, которая коренится в свойстве человеческого ума, общем для всех людей». Так размышлял я, раздумывая, как поступить с Мариам. Резюме получилось такое: я ничего не скажу ей, не подам виду, что мне что-то известно или я что-то подозреваю. «Мужчина никогда добровольно не прекратит удобные и привычные семейные отношения», — заезженный штамп, но увы, это так.
