Юсеф эс-Сибаи - Мы не сеем колючек
С этими мыслями Аббас вышел из лифта и позвонил в дверь. Ему открыл черный слуга в ослепительно-белом одеянии.
Аббас опешил. Может быть, он ошибся квартирой? Нет, вроде бы номер правильный. Наконец потрясенный визитер пришел в себя и осторожно осведомился:
— Госпожа дома? Я имею в виду Наргис-ханум…
— Как прикажете доложить?
— Аббас…
Слуга медлил, явно ожидая продолжения.
— Аббас-бей эль Бараи! — спохватился гость.
Черный страж почтительно наклонил голову и пропустил Аббаса в уютную прихожую.
— Будьте добры, подождите минутку — я пойду доложить…
Он скрылся. Оставшись один, Аббас придирчиво оглядел себя в зеркало… Все в порядке, надо только держаться посмелее, не показывать виду, насколько его поразила такая светская встреча.
— Пожалуйте, Аббас-бей, — вернулся слуга.
С тросточкой в одной руке и бумажным пакетом в другой, Аббас склонился перед хозяйкой, лениво развалившейся на диване.
— Что это? — заинтересовалась Сейида, показывая на сверток.
— Так, пустяки… — небрежно бросил Аббас. — Бутылка виски и кое-что из закуски.
— Не стоило беспокоиться, Аббас-бей, у нас есть чем принять гостей.
— Госпожа моя! Я просто искал, как бы выразить свое внимание, — польщенно ответил Аббас, которому показалось, что его щедрость произвела впечатление.
«Никогда Джуха[29] не носил фески!..» — насмешливо подумала Сейида.
— Мухаммадейн, — приказала она слуге, — возьми пакет у нашего гостя.
Не успел слуга скрыться за дверью, как Аббас, картинно отбросив трость, попытался обнять хозяйку. Сейида холодно отстранилась.
— Оставь это, пожалуйста.
Понятно: она хочет подождать, пока слуга не уйдет из дому.
— Когда исчезнет это бревно?
— Ты говоришь о Мухаммадейне?
— Вот именно. Ему пора баиньки, пусть отправляется домой.
— Он и ночует здесь.
— В одной квартире с тобой?
— Не со мной, а с нами…
— Тут есть еще кто-нибудь?
— Служанка. Она пошла навестить больного сына… Вот-вот должна вернуться.
У двери раздался звонок.
— Легка на помине! — улыбнулась Сейида.
— Чтобы ее черт побрал! — огорченно воскликнул Аббас.
— А что же, по-твоему, я должна обходиться без служанки?
— Нет, зачем же… Просто мне хотелось побыть с тобой наедине.
— Разве мы сейчас не одни?
— Это, конечно, так… — разочарованно протянул Аббас, усаживаясь в кресло. В голове у него метались недоуменные мысли. Сейида какая-то странная, похоже, она не в настроении… Неужели ей что-то известно?!
— Чаю или кофе? — вывел его из задумчивости вопрос хозяйки.
Вот хитрая баба! А бутылка виски, которую принес Аббас? А закуски? Не к святому шейху ведь он пришел, чтобы хлебать кофе!
— Я предпочитаю виски.
— Мухаммадейн! — позвала Сеида. — Принеси виски, лед и один бокал.
— Ты хотела сказать — бокалы, — поправил Аббас.
— Ошибаешься. Я пить не стану.
— Что ж, будешь смотреть, как я напиваюсь?
— Послушай, Аббас, если тебе необходимо напиться, можешь проделать это в другом месте!
Аббас понял, что следует быть осторожным.
— Я шучу, Сейида. Конечно, мне не хотелось бы пить одному, но раз ты отказываешься…
Вошел Мухаммадейн, поставил виски, лед, сифон с содовой… Следом за ним на пороге появилась уже немолодая служанка и почтительно поклонилась хозяйке и незнакомому гостю. Сейида заботливо осведомилась о здоровье ее сына. Та отвечала: теперь получше… температура снизилась… боли утихли…
Аббас не решался набрасываться на выпивку во время этого разговора. Он скучал и томился.
— Чем прикажешь заняться, госпожа? — наконец спросила служанка.
— Положи в шкаф выстиранное белье… расплатись с прачкой… прокипяти суп… поставь его на балкон…
Аббас совсем сник… Да, кажется, Сейида действительно остепенилась, занялась хозяйством, забыла все свои прежние привычки… Он-то надеялся провести приятный вечерок, а тут приходится выслушивать про какой-то суп, прачку, кастрюльки!
В конце концов, служанка ушла. Истомившийся Аббас схватил бокал, услужливо наполненный Мухаммадейном, и залпом выпил. Потом снова налил и опрокинул в себя уже без всякого льда и содовой. В голове зашумело, Аббас немного приободрился, взял руку Сейиды и с оттенком грусти произнес:
— Как давно мы с тобой не виделись… Скажи, ты довольна своей жизнью, Сейида?
— Особенно жаловаться не приходится, как видишь…
— Пока что я вижу только прислугу! — пошутил Аббас.
— А больше у меня никого нет, — улыбнулась Сейида.
— Если я правильно понял, ты собираешься вернуться к Даляль?
— Конечно, не хотелось бы…
— Но ведь и одной жить не сладко, верно?
— Да, это не для меня.
— Зачем же тогда бросила своего Анвар-бея?
— Я его не бросила.
— Значит, он тебя?
— Тоже не совсем так… Видно, просто не судьба. — Сейида задумчиво откинулась на спинку дивана.
Этот жест показался Аббасу многозначительным. Он подсел к хозяйке и заключил ее в свои объятья. Сейида оттолкнула чересчур пылкого гостя и резко вскочила:
— Полегче на поворотах!
— Да что с тобой?
— Не распускай руки!
— Ну, не ломайся, Сейида, ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь!
— Вот и веди себя прилично.
— Я что-то не пойму — ты настолько разбогатела? Тебе уже не нужны деньги?
— Когда понадобятся, я тебе сообщу.
Аббас не верил ушам. Он сделал еще одну попытку обнять ее, но опять получил отпор.
— Если хочешь поговорить со мной, сиди спокойно или уходи. Не вынуждай меня звать Мухаммадейна.
Пришлось Аббасу вернуться к своему креслу и утешаться виски, Время потекло тихо, размеренно, совсем по-домашнему…
— Ты права… Что толку в вечной суете? — философски заметил Аббас. Он дожевал орешки и спросил: — А поесть в этом доме найдется?
— Разумеется. Вместе и поужинаем… Мухаммадейн!
Вошел слуга.
— Приготовь ужин.
— Не забудь, я там тоже кое-что принес, — напомнил Аббас.
— Распорядись и этим, Мухаммадейн.
За ужином Аббас вернулся к разглагольствованиям о тщете жизни.
— Ей-богу, надоела мне эта суета. Хочется покоя, постоянства… — Сейида никак не откликалась, и Аббас резко переменил тему. — Надумал я кое-что переделать в типографии. Хочу построить новое здание, купить офсетную машину. От отца остался участок в переулке эль-Гамамиз.
— На все это потребуется много денег.
— Конечно, — небрежно отозвался Аббас. — Но пора расширяться. Одно министерство просвещения завалило заказами. Старые машины едва справляются.
— Я бы тебе не советовала затевать эту канитель.
— Ты-то что понимаешь в типографском деле?
— Просто я хорошо знаю тебя. Ты сроду ни в чем не разбирался.
— Может быть, когда-то это было и справедливо. Но теперь я уже не тот. Поумнел… кое-чему научился… полюбил свою работу.
Сейида не удержалась от улыбки. Уж очень Аббас был сейчас похож на ребенка, который важно повторяет слова, слышанные от взрослых.
— Надо же! С каких это пор ты стал таким мудрым?
— Все мы с годами меняемся.
— Дай бог, чтобы с тобой это действительно произошло!
Поужинав, Аббас опять было принялся за свои бесцеремонные ухаживания.
— Не мучь меня, Сейида, хватит притворяться недотрогой.
— Убери руки!
— Послушай, что ты из себя корчишь? Я ведь не какой-нибудь нищий! Говори, сколько тебе надо?
— Оставь при себе свои деньги!
Сейида поняла, что гость вконец опьянел. Она взяла его за плечи и повела вон из комнаты.
— Поди проветрись, дружок… Ты совсем раскис…
— Но я люблю тебя!
— Поговорим в другой раз.
Сейида пожелала гостю спокойной ночи. Тот чуть не расплакался от обиды:
— Прогоняешь, значит? Так ты теперь со мной?!
— Ничего, Аббас, у нас еще все впереди.
Она захлопнула дверь.
Через несколько дней Аббас снова явился и опять ушел ни с чем. Так было и в третий, и в четвертый раз… Наконец он потребовал решительного объяснения. Прошли в гостиную. Аббас торжественно и значительно опустился в кресло.
— Послушай меня, Сейида. Я долго думал и пришел к выводу, что мы просто созданы друг для друга… Я без тебя жить не могу… И тебе, верно, несладко в одиночестве. Так что давай поженимся…
Сейида была ошеломлена. Многого она ожидала, но только не этого. Хозяин типографии, владелец земельных участков, богач, бей, Аббас эль-Бараи сделал ей предложение! Что и говорить — недостатков у него немало. Но ведь и она небезгрешна. Аббас все о ней знает, и тем не менее ее прошлое не отпугнуло его! Разве это не благородно?
Глава 37
Сейида недолго раздумывала над предложением Аббаса — слишком велико было ее желание иметь дом, детей, семью. Жизнь, которую она привыкла вести, ей опостылела: сколько можно насиловать свои чувства, принуждать себя улыбаться тем, кого презираешь, целовать того, кто тебе отвратителен! А Аббас не чужой человек — его она знает с детства.
