Андрей Школин - Прелести
«Человек в белом халате» указала рукой на стул по другую сторону стола и оторвалась от бумаг. Глаза, по-прежнему, смотрели сквозь меня. Холодные, серые, красивые…
— У Вас действительно проблемы с психикой, — губы скривились в еле заметной ухмылке. — Зачем Вам верёвка?
Я неопределённо пожал плечами и ничего не ответил.
— Ну, что ж, проведем небольшое тестирование, — она взяла в руки пять или шесть карточек, отобрала одну и протянула мне. На карточке были изображены беспорядочно разбросанные цифры, от одного до ста. — Постарайтесь по порядку найти и указать, за определённый промежуток времени, все цифры. Готовы? Начали.
Я с трудом нашёл единицу, но затем дела пошли значительно лучше, и к концу пятой минуты с радостью обнаружил целых восемнадцать чисел. Женщина выключила часы в тот момент, когда я остановился на цифре двадцать один.
— Андрей, — она впервые обратилась по имени. — Мне бы хотелось, чтобы Вы серьёзнее отнеслись к тестам. В конце концов, это ведь необходимо Вам, а не мне. Попробуем ещё раз.
— А чего-нибудь другого нет? Мне, честно говоря, не нравится искать цифры. Их так много, а я один…
— Хорошо, — врач вздохнула и протянула следующую карточку. — Постарайтесь запомнить фигуры и предметы здесь изображённые, а затем перечислить их, желательно в том порядке, в котором они расположены.
На листе бумаги красовались какие-то домики, молоточки и яблочки. Всего штук двадцать. Особенно мне понравилась лошадь.
— Запомнил? — Она убрала карточку и кивнула головой. — Давай.
— Лошадь, — улыбнулся я.
— Хорошо. Дальше?
Дальше я задумался, соображая, чем порадовать доктора — лодочкой или ягодкой? Почему-то пришёл в голову трактор, но такой картинки на карточке не было. Я вытянул под столом ноги, откинулся на спинку стула и несколько секунд молча рассматривал красивые черты лица женщины.
— Ну, так что? — она несколько утомлённо перевела взгляд с меня на карточку. — Неужели и это так трудно? Хотя бы ещё пару предметов Вы запомнили?
— Яблоко, молоток, лодка, гриб, стул, дом, конь, ягода, бабочка, кувшин, солнце, божья коровка, скрипка, будильник, улитка, книга, стакан, арбуз, ножницы и жестяная банка изображающая космический корабль. Всё?
— Отлично, — она с удивлением сверилась с карточкой. — Вот только будильник с улиткой местами поменялись, а так… Хорошо… Теперь вот эту карточку, хотя… Карточками мы, видимо, больше заниматься не будем. Проведём тест другого характера, — психиатр протянула чистый лист и карандаш. — Попробуйте изобразить на бумаге следующие понятия. Как сможете, конечно. Главное это то, как Вы себе представляете в одном предмете свои ощущения. Нарисуйте предмет, который, по вашему мнению, наиболее полно олицетворяет понятие счастья. Нарисуйте счастье…
Лист бумаги белый, белый. Ни помарки, ни трещинки. Счастье в рисунке… Я представил, что бы на моём месте нарисовал, скажем, Барон. Или Бертник. Или Ромка Зверев. Или Макар. У всех представление о счастье разное, сугубо индивидуальное, скрытное, не для показа на публике… Карандаш застыл в руке перпендикулярно листу.
— Ну, если не счастье, то хотя бы радость.
Я продолжаю молча разглядывать ровный четырёхугольник заснеженной паузы. Карандаш зависает над снегом. Ещё мгновение и он провалится и утонет в сугробе. Другое мгновение, миг, отрезок мига…
— Хотя бы что-нибудь изобразите…
Карандаш падает.
— Извините, как Вас зовут?
— Яна Александровна.
— Яна Александровна… Яна Александровна, мне почему-то кажется, что на этом листе больше ничего не нужно рисовать.
— ?
— Я думаю, что здесь есть всё. И счастье, и радость, и боль, и горе, и страх, и сомнения. Может быть, я не прав, но мне так кажется… Что бы вы не попросили нарисовать, этот рисунок уже спроецирован сюда с самого начала. С момента просьбы. Или правильней сказать — предвосхищая просьбу. Предвосхищая… Странно всё это, конечно, находясь в тюрьме, рисовать карандашом на бумаге счастье. Для меня — эта белизна сама по себе живёт ответами, и так же сама задаёт вопросы. В рисунке ответа нет, как нет ответа в самом ответе. А здесь есть всё, — я убираю карандаш в сторону и замечаю точку оставленную им. Женщина тоже замечает. — Ну вот, гармония нарушена. Появился рисунок. Точнее непроизвольный след, заменяющий любой рисунок. И настроение меняется полностью. Нет белизны, а значит, нет ни прежнего счастья, ни прежней радости. Вот…
Всё чего я добиваюсь — это то, что врач теперь смотрит на меня, как профессиональный психиатр на интересного пациента. Ох, ё…
— Я Вас понимаю. Во всяком случае… — она берёт карандаш в руку, вертит его пальцами, роняет, оставляет, в свою очередь, на листе вторую точку, затем вновь поднимает. — Во всяком случае, пытаюсь понять. Но вот объясните. Счастье и радость — пустой лист бумаги. Примем это. Однако вы упомянули боль, горе, страх и так же указали на чистый листок. Разве нет разницы?
Я протягиваю руку и забираю карандаш себе.
— Проще всего было бы ответить, что горе, страх, боль, отчаяние — это тот же чистый лист бумаги, но только выкрашенный в противоположный, чёрный цвет. Пустой чёрный лист. Стандартная трактовка — белое, чёрное. Белое — добро. Чёрное, соответственно, зло. Если Вас устроит, я отвечу также.
— А если нет?
— Тогда я выскажу предположение, что это наиболее простой, примитивный и абсолютно глупый ответ. Боль и страх скрыты в этой же белизне. И добро и зло, на самом деле, одного цвета. По крайней мере, в последнее время, я всё больше убеждаюсь в этом. Хотя, если взять чёрный лист бумаги, то и во мраке мы отыщем те же «счастье, горе, радость и боль». Значит, и в противоположном цвете присутствуют такие же составляющие, а ставка на цвет себя не оправдывает. Не нужно забивать голову, выясняя, что лучше — белое или чёрное. Правильнее смотреть на этот лист бумаги ни как на белый или чёрный, а как на чистый, пустой. В этой пустоте и скрыты все положительные и отрицательные эмоции. А может быть и вся жизнь. Обыкновенный лист бумаги заменяет любую, самую ценную и дорогую картину из музея. Никакой художник не может отобразить в одном рисунке всю гамму существующих чувств, а забулдыга-рабочий, нарезающий бумагу на целлюлозном комбинате, сам не зная того, смог. Правда, удивительно? — пытаюсь улыбнуться, но выходит натянуто.
Она несколько минут молчит.
— Скажите, Андрей, это правда, что Вы лечились в психиатрической клинике?
— А разве Вы не получили документы из Красноярска?
— Нет, и вряд ли получим. Обычно такие документы приходят не раньше шести месяцев со дня запроса. Чего Вы хотите добиться этим обследованием?
Пожимаю плечами:
— Любое движение приводит к какому-нибудь результату.
— Если хотите, чтобы в результате обследования мы нашли у Вас психические отклонения, то это пустая трата времени. Вас всё равно будут судить. Даже если комиссия подтвердит диагноз «психопатия», на суд подобный медицинский вердикт не произведёт никакого впечатления. Поверьте моему опыту. Вы ведь всё это прекрасно понимаете. Тем более у Вас не такое уж серьёзное преступление. Вы не убийца и не насильник.
— Я всё понимаю, — кладу на стол карандаш, отодвигаю стул и озираюсь на вертухая, который стоит рядом, шмыгает носом и со скукой поглядывает на зарешёченные окна. — У Вас имеются ещё какие-нибудь тесты?
— Да нет, на сегодня, я думаю, хватит, — врач производит какие-то записи в своей тетради. Продолжим в следующий раз.
— И нет больше вопросов по поводу листка?
— Нет, — она, наконец, улыбается, сгибает лист пополам и кладёт в сумку.
— Яна Александровна?
— Да?
— В последнее время со мной часто происходят вещи, которые раньше я бы охарактеризовал словами: «повезло» и «случайно». Сейчас я так не говорю. Извините, выньте лист на минуту из сумочки назад.
— Зачем?
— Я хочу кое-что проверить. Если можно, конечно.
Женщина достаёт листок и протягивает через стол. Я разворачиваю и держу навесу в правой руке. Линия сгиба, в аккурат, проходит между двумя точками так, что при сложении точки накладываются одна на другую. Я складываю лист и отдаю обратно доктору.
— Какие уж тут случайности. Всё просто до безобразия. Даже неинтересно, — встаю и, в сопровождении бесстрастного командира, иду к двери. — До свидания, Яна Александровна. Вызывайте меня по возможности чаще. Мне нравится с Вами общаться.
— До свидания, — она крутит в руке, точно маятником часов, всё тем же, сложенным вдвое обыкновенным листком бумаги.
Яблоко, молоток, лодка, гриб, стул, дом, конь, ягода…
Глава 20
Из стены возникли руки…
— Дубль два.
ФольклорМне снится Красноярск. Куда-то бреду, чем-то занимаюсь, с кем-то общаюсь. Обычный сон. Вдруг перепрыгиваю яму и… стоп! Ну-ка ещё разок… Точно. Легко пролетаю расстояние метра три параллельно земле. Такие фокусы научился расшифровывать сразу. Делаю контрольный прыжок, после чего аккуратно вхожу в нужный режим и оглядываюсь.
