Фонтан - Хэй Дэвид Скотт

— Какого рожна вы пялитесь? Вы знаете эту гребаную Кувалду?

— Уведите ее отсюда, — говорит кто-то.

К ним приближается Эктор, шлепая по грязи, как озверевший Годзилла.

Би хватает Эмму за локоть и тащит ее в сторонку.

— Ты делаешь мне больно! Ты делаешь мне больно! Ах, Би, мне больно! Пожалуйста, сделай мне больно. Ты хочешь ударить меня? Ударь. Ты можешь меня ударить. Я позволю тебе все что угодно. Можешь помочиться мне на лицо, я знаю, сейчас ты зол. Я согласна, давай. Я выпью твою мочу. А твоя девушка может смотреть. Пожалуйста, Би, пожалуйста. Ударь меня. Избей меня.

Би мудро решает, что говорить ей сейчас что-либо не имеет смысла. Даже «Ты сошла с ума. Тебе нужна помощь. Ты больна». Прежней Эммы больше нет.

Мимо проходит бормочущий Хигби. Би замечает у него в ухе синий огонек беспроводного наушника. Этот не сумасшедший.

— Хорошая работа, — говорит Хигби.

— Отвали, — огрызается Би, хотя Хигби продолжает свой путь, ничего не заметив.

Эмма едва стоит на ногах.

— Би, по-моему, со мной что-то не так, — говорит она, откашливаясь радужным порошком. — Мне нужна помощь. Я больна. Прошу тебя…

За ними стоит Дакворт, который не врубается в происходящее.

— Я знаю про кресло, Би. Ты его сделал или она? Ты пил воду? Она пила воду? Это не такой уж грех, знаешь ли. Просто мне нужно удостовериться. Мне требуется подтверждение. Ради детей…

Эктор стискивает локоть Дакворта.

— Пусти меня.

— Мероприятие только для членов семьи, — говорит Эктор.

— Пусти. Я не с этой женщиной. Я никогда ее раньше не видел.

— Только для художников и членов семьи.

— Пусти.

— Только для своих.

— Я тоже свой, — говорит Дакворт. — Я драматург.

— Pendajoles ^{81}.

— Пусти меня. Я драматург.

— Вы критик…

— Я драматург.

— …И халтурщик.

— Я выдающийся критик.

— Вы Пишете рецензии на рекламу пива. Идите-ка вы…

Эмма перебивает его:

— Эктор, мне нужен твой член. Просто необходим…

Би бесцеремонно засовывает в рот Эмме свой толстый, мозолистый большой палец. Она замолкает, обхватывает его губами и начинает сосать.

Эктор шипит на ухо Дакворту:

— Вы раскритиковали мою выставку. Мои работы. В присутствии моей бабушки [41].

Дакворт это помнит. Он помнит, что сделал это, чтобы повыпендриваться перед Талией [42].

— Еще раз вас увижу, — говорит Эктор, — урою.

— Я драматург, я…

Би поворачивается к Дакворту.

— Так напиши пьесу, чтоб тебя.

— Мир сошел с ума, — говорит Би. Окна в машине запотели от их дыхания. Жутко уставший, он плюхается на пассажирское сиденье пикапа, дыша на закоченевшие руки. Ноги у него холодные и промокшие.

Нетруди сидит на водительском месте.

— Она выглядела какой-то больной, — говорит Нетруди.

Би пожимает плечами.

— Что-то ее доконало.

Он наблюдает, как Эктор шлепает обратно на холм, к собравшимся. Удаляющиеся в западном направлении задние фонари — последнее напоминание об Эмме и Дакворте, которых запихнули в одно такси.

— Боже милосердный, — говорит Би, трясясь. — Я бы не отказался от кофе по-ирландски.

Мимо проносится ураган «Бет». Би выскакивает из пикапа. Пару минут утешает ее. Она что-то протягивает ему. Би возвращается в салон.

— Что это? — спрашивает Нетруди.

— Ее визитка, — объясняет Би. Его пустой желудок урчит. — Она хочет, чтобы я сделал ей гроб.

В окно стучит седой чернокожий мужчина в классическом костюме, с каким-то футляром под мышкой.

— Простите, — говорит он.

Би опускает окно.

— Да, сэр?

— Похороны Харри там, наверху?

Би кивает.

— Да, сэр. Верно.

— Спасибо, сынок, — отвечает мужчина. — Спасибо.

Он открывает футляр, достает тенор-саксофон и медленно направляется к месту последнего упокоения Харриет.

Нетруди оборачивается и берет с заднего откидного сиденья коричневый бумажный пакет, в котором лежат два сэндвича с томленой свиной шеей.

— С твоим соусом барбекю, — говорит она. И, что-то вспомнив, добавляет: — Ой.

Снова лезет на заднее сиденье и достает большой пенопластовый стакан с дымящимся кофе. Отдает его Би.

— С двойными сливками. И двумя стопками «Джеймсона».

Манна небесная!

— Запасные носки я забыла.

Би пожимает плечами. Это все, что он может сделать, чтобы не обнять ее.

— Кстати, задница у меня вовсе не как у двенадцатилетнего ребенка, — говорит Нетруди. И улыбается. Демонстрируя кривые зубы.

— Кстати, Нетруди, как тебя зовут на самом деле?

— Олив.

Олив.

Они сидят в тишине. С холма доносится звук саксофона. Пожилой чернокожий мужчина оплакивает и провожает свою дочь такой душераздирающей прекрасной мелодией, что по-настоящему услышать ее способен лишь родитель, потерявший ребенка. Би смотрит на яркое, прекрасное создание, сидящее рядом. Идет дождь. На улице пасмурно, и все же лицо Олив светится, как полная луна. Капля дождя на мгновение цепляется за ее длинные ресницы, а потом падает; и Би падает в горящее кольцо вместе с ней.

Пробуждение

Несколько небольших компаний с похорон отправились на поминки в «АртБар». Большинство припарковались в нескольких кварталах оттуда. Из-за дорожных работ и уборки улиц. Поэтому они идут пешком. Би лавирует между компаниями. Ссутулившись и низко надвинув кепку. Маневрируя.

— Красивый гроб получился.

— Сколько времени на него ушло?

— Красивый.

— Просто удивительный.

Би кивает. Роется в карманах, пытаясь что-то отыскать. Хоть что-нибудь. Носки у него по-прежнему мокрые.

— Произведение искусства.

— Спасибо.

— Сделаешь гроб для меня?

Рядом возникает чья-то фигура. Пихает его локтем в ребра. Это Хигби. Он разглядывает Би сквозь свои микроскопические очки. В ухе у него пульсирует синий огонек. Он протягивает визитку. Его обручальное кольцо сделано из трех пород дерева.

— Позвоните мне, — говорит Хигби. — Думаю, мы сможем поработать.

Толпа замедляется. Хигби продолжает идти по улице. Прижимая палец к уху. Его ждут дела. Производство. Новый доход. Новый успех. Новые восторги критиков. Новые интервью. Новые журнальные обложки.

Би аккуратно кладет визитку в бумажник, рядом со скидочной карточкой продуктового магазина. Телефон возвещает о получении эсэмэски. От Гюнтера Адамчика.

«Ну ты урод».

Да уж.

Подъезжает Олив на пикапе Би. Хотя идет дождь, она помыла машину. Тщательно. С воском.

— Где ты была? — спрашивает Би.

— Нужно было кое-что кое-кому отвезти. — Что?

— Фотопленку.

— А.

Толпа внезапно останавливается, по ней пробегает ропот. Би поднимает взгляд. На двери «АртБара» табличка: «Закрыто в связи со сменой руководства. Открытие скоро».

И поскольку местных, которые могут предложить свой любимый бар неподалеку, среди них нет, кто-то замечает:

— Идти в соседнее заведение рискованно, туда только что нагрянула большая компания.

Все начинают обниматься, пожимать друг другу руки, обмениваться вымученными любезностями и наконец расходятся, возвращаясь к припаркованным за несколько кварталов отсюда автомобилям, автобусным остановкам, станциям метро, стоянкам такси. Би смотрит, как люди уходят. Посматривая на часы и доставая телефоны. Уже довольно поздно. Пикник затянулся. Звучит знакомый клаксон. Олив нашла отличную парковку на соседней улице. У бара «Струна». Там сейчас «счастливый час».

Облачные врата ^{82}

— Готов поживиться?

Би пожимает плечами. Он еще не вполне протрезвел после «Струны», в которой проторчал с Олив до закрытия. Вечер был посвящен выпивке и байкам о Кувалде.