Елена Сазанович - Перевёрнутый мир
– А все равно похоже, – парень снял очки и кивнул на пирог. – Так мама моя печет. Только вкус грибов совсем другой. Мы сами по грибы ходим. И они… Пахнут. Даже не грибами, грибы, считается, вообще не имеют запаха.
– Они пахнут лесом, – это уже сказал Даник. Он уже не сидел, забросив вальяжно ногу за ногу. Он затушил сигарету и задумчиво вглядывался в светлые близорукие глаза парня.
– Вы правильно сказали, лесом. – Парень стал успокаиваться и улыбнулся мне. Хотя лицо у него было по-прежнему грустное. – А в лесу столько запахов…
Парень даже потянул длинным носом, словно желая почувствовать запахи леса. Но мы были не в лесу. А в моей комнате пахло виски, «Кэмэлом» и холодом.
– Больше всего я люблю запах дерева, прочный, надежный и сильный, – это сказал Даник.
– Мебели, что ли? – испуганно уточнил студент.
– В городе деревья не пахнут, – иронично заметили и Ростик, и Даник одновременно. – Приходиться довольствоваться запахом мебели.
Печальное лицо парня еще больше погрустнело.
– Я никогда не любил смотреть, как лес валят, помню, еще мальчишкой убегал домой и затыкал уши. Но так надо. Валить лес.
– Я тоже очень многое не люблю. Но так надо. – Я уже перестал играть то в Даника, то в Ростика. Я просто закурил сигарету. – И пирог этот я терпеть не могу.
– Правда? – парень с грустным лицом засмеялся. – Если честно, мне он тоже не очень понравился. А сейчас самое грибное время. Знаете, сколько мы за осень грибов собираем! И рыжики, и волнушки, и подберезовики! И все они пахнут лесом, вы правы. Нет, точнее, деревом. Сильный, точный запах. А потом солим в деревянных кадушках, и когда зимой, под Новый год, достаешь грибок, такой хрустящий, жилистый, обязательно попадаются вместе с ним листики и иголки от сосен. И немножко лесной земли на ножках. Мы так и съедаем. И кусочки земли хрустят на зубах, и иголки…
Воспоминания хлестали меня по сердцу. Будоражили разум. Душа моя плакала. Я сам в эту минуту готов был припасть к земле и есть ее. Но только свою. Увы, моей земли не было. А слова были холодны и бесстрастны. Я слишком много пережил, чтобы в один миг зачеркнуть судьбу Ростика. И зазвучали бесстрастные слова-ледышки. Так умела говорить Вика.
– Ну, про твою биографию я уже все понял. Только вот имени не спросил.
Парень слегка растерялся от перемены тона. И, чуть заикаясь, ответил:
– Данила.
Что угодно, только не это. Я встал с кресла и приблизился к окну. Дождь расплывался по стеклу медузами и ракушками, словно имитировал на стекле подводный мир. Из открытой форточки врывались запахи дождя и большого города. Деревья не пахли. Я закурил, и мои руки дрожали.
– Как, ты говоришь, тебя зовут?
– Данила. – Парень еще больше испугался, что мне не понравится его имя и я его вышвырну вон, как барин нашкодившего кота.
– Странное имя… – Я по-прежнему стоял лицом к городу и дождю. У меня не хватало смелости обернуться. Если бы он знал, что я чувствую, если бы он мог знать. Но он по-прежнему стесняется и боится знаменитого артиста Неглинова. И почему-то по-прежнему чувствует перед ним вину.
– Да, пожалуй, странное. Но этот тут, в городе. Вы ведь коренной москвич. Это сразу видно. А у нас в каждом поселке на двадцать домов по десять Данил.
– И как вы не путаетесь? – усмехнулся я.
– А я не Данила, я Дан. Смешно, правда? Дан! Так меня прозвали. Когда-то фильм французский в наш клуб привозили, так там главного героя звали Даном. Он был очень похож на меня. Длинноносый и в очках. А еще у него было грустное-грустное лицо. Так я стал Даном. Глупо, конечно, особенно для поселка. А сюда приехал – вроде нормально, кому какое дело, Дан я или Данила, или Даник, правда?
Я перевел дух. Словно меня гнали по этапу и наконец позволили отдышаться. Мне вдруг захотелось, чтобы этот парень поскорее убрался ко всем чертям собачьим. Я резко обернулся. И провел ладонью по вспотевшему лбу. Пожалуй, в этот миг у меня были очень злые глаза. Но парень был близорук и этого не заметил.
– Ростислав Евгеньевич, я ведь к вам по важному делу. – Он собрался, наконец, с духом. – Я так и подумал, что лучше всего к вам обратиться. Вы извините, про вас много дурного говорят и пишут. Но я никогда не верю сплетням. Я всегда так думаю – прежде человеку нужно посмотреть в глаза. У вас глаза добрые. Я это еще на плакатах и фотографиях заметил. И несмотря на дорогой прикид, на эту шляпу, серебряный галстук, я все равно подумал, что только к вам осмелюсь обратиться. Хотя, конечно, по всем правилам следовало к Люциану Петровичу.
– При чем тут Лютик? – Я насторожился.
Парень молча вытащил из рюкзака бумажную папку и протянул мне.
– Прочитайте, пожалуйста.
Я прочитал. И долго сидел, молча уставившись на чашку с остывшим чаем. Я ничего не понимал. Мои мысли путались. Я даже вспотел, лихорадочно соображая, что делать. Это была история, которую собирался снимать Лютик. Конечно, слегка переделанная, слегка переиначенная. Но только слегка. Главных героев Лютик исхитрился поменять местами. У Дана в рассказе вместо девчонки, стрелявшей в своего кумира, фигурировал молодой парень, стрелявший в свою кумиршу – поп-диву, с которой потом у них и приключилась любовь. Я всегда чувствовал, что Лютик богат на пустословие, но на идеи – вряд ли.
– И что вы скажете? – наконец-то решился перебить затянувшееся молчание парень.
– Это замечательный рассказ, – я оттягивал время, не зная, как поступить.
Парень нацепил свои очки и внимательно на меня посмотрел. Я не знаю, что теперь он мог прочесть в моих глазах. Но он сумел прочитать.
– Я знаю, вы к этому не имеете отношения. Я чувствовал. А теперь по глазам вашим вижу.
– Как это случилось? И как такое вообще могло случиться?
– Мне посоветовали отнести рассказ Люциану Петровичу, сказали, что он срочно ищет сюжет для новой работы. Я ему долго потом дозванивался, а когда наконец-то сумел его застать, он очень долго извинялся и сказал, что рассказ потерял… Ну, по пьянке, это его слова. Так и не ознакомившись. А вчера я прочитал в киножурнале, что он собирается снимать новый фильм. Там был вкратце пересказан сюжет. Ну, я все понял.
– Зачем он поспешил давать интервью, не понимаю, – спросил я скорее себя.
И взъерошил отросшие волосы. Пора стричься. Нельзя так пренебрегать имиджем Ростика. И все же, зачем Лютик растрепался о съемках нового фильма и более того, поспешил рассказать фабулу? Впрочем, вопросы излишни. Лютик ловко перестраховался. Парень в любую минуту мог отнести рассказ в журнал и чем черт не шутит. Лютик всегда умел предвосхищать события. Я залпом выпил холодный чай. Мне ужасно хотелось, чтобы в чашке было виски.
– Ну и что ты теперь собираешься делать?
– Ничего, – просто ответил парень. Слишком просто.
– С Лютиком, как я понимаю, ты разобраться не хочешь?
– Дело в том… Дело в том, что мне объяснили… И я хотел с вами посоветоваться. Заявку на фильм уже утвердили. Я никому свой рассказ не показывал. Мне трудно будет доказать, что у первокурсника укр… – Он запнулся и покраснел.
– Украл, – закончил твердо я за него.
– Ну, в общем, позаимствовал сюжет преуспевающий режиссер. К тому же мне еще сказали, что Люциана Петровича пригласили преподавать в наш институт. И у меня есть все шансы быть отчисленным. Но я не верю… Ведь так быть не может… Наверное, это какая-то ошибка. Объясните мне! Я знаю, он вас пригласил на главную роль. Вы должны быть в курсе. Вы просто объясните. Ведь такого быть не может. Меня четыре поселка провожали. Так гордились мной. Я ехал сюда, как в… – Он опять запнулся. И я вновь за него продолжил:
– Как в храм. На кино не молятся. Молятся в фильмах. И тем более киностудия не молельня.
– И что мне теперь делать?
Я невольно усмехнулся. Разве что осталось молиться. Потому что бороться с Лютиком действительно бесполезно. И все же… И все же я попробую.
– Я попробую все уладить, ты не волнуйся. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы ты писал этот сценарий.
– Спасибо, – очки парня блеснули. – Я знал, я чувствовал, что только к вам смогу обратиться. Я не ошибся. У вас хорошие глаза.
Я вдруг вспомнил маленькие, заплывшие глазки Лютика. Мясник проклятый. Вика права, все органы поодиночке распродает, в розницу. Теперь вот пришла очередь продавать мозги парня. А что потом он собирается сделать с его сердцем?
Дан бросил мимолетный взгляд на разбросанные листы на моем столе, на брошюрку, как делать сценарий.
– Вы тоже пишите? Это здорово, – искренне восхитился он.
– Нет, – хмуро ответил я. – Я уже отписался.
Я вышел проводить Дана. Он с особой осторожностью надевал новенькую блестящую кожаную куртку, чтобы не поломать замок. Я не знал, что сказать ему в утешение.
– У тебя красивая куртка.
Он не ответил, только вновь покраснел. Я вдруг вспомнил, что он второй человек в этом городе, который умеет краснеть. Первой была Рита. И я подумал, что ужасно соскучился по этой девчонке.
