Елена Сазанович - Перевёрнутый мир
– А ты знаешь, он прав, – по-деловому вдруг сказала Вика.
– Разве он бывает не прав? Он все на свете знает. И мне кажется, что весь свет перед ним в долгу.
– Не стоит обсуждать его характер. Мне Люциан никогда не нравился и не нравится. Он торгаш по натуре. Он людей измеряет по головам, сердцам, душам, а целиком человека не представляет. Он считает, если у людей так много действующих органов, почему бы им не работать на него, Лютика, по отдельности. Так и дороже, и безопаснее. Человек целиком доставляет немало хлопот.
Я вдруг вспомнил, как вычислил его главное призвание в жизни – быть мясником.
– Но, Слава, – Вика присела на краешек моей шелковой простыни. Только теперь она была однотонно коричневого цвета. Вика все предусмотрела. Павлинам, видимо, пришлось от меня натерпеться. – Слава, послушай меня. Люциан прав, ты действительно неплохо писал. Может, это и есть твой шанс? А если получится? Ведь писательское ремесло в любом случае лучше. Тебе стоит реже бывать на людях. Они тебе не нужны. Они вытягивают из тебя всю энергию. Они тебя подавляют. Ты теряешься в них и теряешь себя. А один на один с бумагой… Бумага не предаст и вытерпит все. Даже виски. Подумай, Слава. А я тебе помогу. Я создам все условия. Впрочем, они у нас и так неплохие.
– Вика… – Я осторожно взял ее за руку.
Мне так хотелось сказать, что я не умею писать, что я не писатель, и вообще на сегодняшний день никто. Что, может быть, стоит разыскать ее настоящего мужа. Вдруг она еще его любит. Но я сказал совершенно другое, так же осторожно, как фарфоровую статуэтку, держа в своих ладонях руку Вики.
– Вика, я так тебе за все благодарен, ты так много для меня делаешь, но…
– Но ты меня не любишь. – Вика усмехнулась. Так же бесстрастно и однотонно. – Но мне это и не нужно.
– Нет, Вика, я просто хотел понять, зачем? Тем более, если тебе это не нужно, и мне тоже.
Вика резко встала, поправила волосы. Затянула потуже пояс на атласном халате с павлинами.
– Люциан принес кучу книг, сценариев, – холодно сказала она. И я поежился. – Даже есть одно пособие, как надо писать сценарии. Почитай, может, пригодится. Но я думаю, тебе это изучать не обязательно. У тебя и без того все получится. Спокойной ночи.
Все-таки как жена она бесценна. Столько внимания, прощения и силы. Только почему-то после ее ухода в комнате становилось холоднее и холоднее, все время хотелось укрыться пледом.
Я закутался в пушистый желтым плед и стал похож на цыпленка. Все же Вика умела придать столько уверенности в своих силах, что начинало казаться – у меня действительно все получится. И я принялся за чтение литературы. С особенной жадностью схватился за брошюрку, рассказывающую как писать сценарии. Там было все четко и ясно изложено, словно я изучал подробную схему, как смастерить стул, чтобы тот не развалился.
А под утро, которое я узнал лишь по стуку лифта и топоту прохожих за окном, я даже попробовал что-то написать. У меня не получилось. Вот стул бы я смастерил запросто. Но я все равно уснул со спокойной совестью. Я сделал все, что доступно парню из лесного поселка, леснику по имени Даня…
– Пишешь? – нетерпеливо спросила меня телефонная трубка голосом Лютика.
– Творю, – важно ответил я, пошелестел перед трубкой бумагой и стукнул по столу ручкой.
Трубка затаила дыхание в уважительном молчании. Осторожно я повесил ее на рычаг и опять уснул как убитый.
Хорошенько выспавшись, я стал лихорадочно соображать, что же мне делать дальше, как выкрутиться из такого неприятного казуса. Проще всего было отказаться от роли, но отказаться я уже не мог. Во мне прочно укоренился Ростик. И он не хотел терять ни хорошую роль, ни творческие заслуги, которым Лютик легко может наступить на горло своим остроносым ботинком. Конечно, можно еще раз попробовать закутаться в желтый плед и притвориться цыпленком. Но это бесполезно. Кроме цыплячьих каракуль на бумаге ничего не получится. К тому же, если честно, хотя сюжет был хороший, он не настолько увлекал меня, чтобы в глубине души проснулась хоть капелька вдохновения. Вот если бы написать о лесном боге!
Я встряхнул головой и даже опрокинул стакан минеральной воды себе на голову. О чем это я?… Оставалось самое простое – напиться и протянуть кое-как один день. Но мне так не хотелось обижать Вику. И хотя мы совсем не любили друг друга, не хотелось причинять ей боль и прочие бытовые неприятности. Я даже стал подумывать, что, может быть, такой брак, как у нас, под одной крышей, с уважением друг к другу, и есть идеальный брак. И может, нам это удастся доказать всему миру. Правда, в этой теории было одно упущение – куда девать любовь?
Но я вспомнил о Любаше, Бине, Лиде, Рите… В ближайшее время мне о любви совсем не хотелось думать. Но хотелось ли об этом думать моей жене? Значит, она в любой момент может меня бросить. И я поймал себя на мысли, что уже не делаю оговорку – жене Ростика. Вика как-то незаметно, ненавязчиво, гармонично становилась моей.
Я послонялся из угла в угол. Писателя из меня не получилось. Это оказалось сложнее, чем стать артистом. В писательском деле рожа не требуется, требуется голова. И все же… Слова Вики не давали мне покоя. А ведь в принципе она права. Исписанные листы бумаги, дождь за окном, голуби постукивают клювом по подоконнику. Прямо как у меня в Сосновке – дятлы. Ветер разгоняет пожелтевшую листву, дворник шуршит метлой. Они работают в одной команде. И полное, бесконечное, такое пьянящее одиночество. Разве это не счастье?… Я приблизился к книжному шкафу и вытащил наугад толстую книжку. «Сто лет одиночества». Какое красивое название. Пожалуй, автору можно было больше ничего не придумывать. Сто лет одиночества. И больше ничего. Я стал читать. Я уже не искал выход. За меня его находил и тут же терял писатель Маркес. Мой выход нашелся неожиданно сам.
Раздался настолько слабый, робкий, тихий звонок в дверь, что я даже подумал, что ослышался. И встряхнул головой. Может, это Маркес подает сигнал, что пора прекращать его изучение. Но звонок повторился. Он звучал еще слабее и тише. Так могут звонить только нищие и влюбленные. Ни тех ни других я не ждал. И все же лениво направился к выходу. Я не знал, что так звонить могут еще студенты.
На пороге стоял высокий, сутулый, очень худой парень в очках. И виновато смотрел на меня. У него было очень грустное и очень обаятельное лицо.
– Здравствуйте, я студент первого курса сценарного отделения, – стал извиняться он, и я не понимал, почему начинающие все время чувствуют себя в долгу перед великими. И те, в свою очередь, позволяют и даже поощряют подобное к себе отношение. Ведь пройдут годы, и все может случиться наоборот. Старый и немощный великий может прийти на поклон к полному сил парню, который когда-то был студентом.
– Здравствуйте, – я широко улыбнулся и распахнул перед ним дверь. – Всегда рад познакомиться с юными талантами. – Похоже, я уже видел себя старым и немощным и на всякий случай заручался поддержкой на годы вперед.
– Ну что вы. – Он покраснел, и его очки блеснули.
Мы прошли в комнату. Я изо всех сил старался изобразить гостеприимного хозяина. Впрочем, я был искренен в своем отношении к парню. Мне он сразу понравился. И его стоптанные ботинки, и его клетчатая выцветшая рубаха, и его совершенно новенькая кожаная куртка, которую наверняка подарили родители в честь поступления сына.
Я вывалил все, что было у меня в холодильнике, даже разогрел суп с креветками. Ложка в руке парня слегка дрожала от волнения, и он виновато посматривал на меня сквозь очки.
– А это пирог с грибами, – я отрезал ему огромный кусок. – Чтобы немедленно все съел, студенты народ голодный.
Он откусил кусок пирога и закашлялся. И от неловкости опять покраснел до корней волос.
– Вкусно, – выдавил он. – Ваша жена сама пекла?
Я рассмеялся. И развалился в плюшевом кресле. Не знаю почему, но мне вдруг стало так легко. Я чувствовал себя и Даником, и Ростиком одновременно. Ростику льстило, что к нему приходят молодые студенты за советом. Даник вдруг почувствовал запах леса и подосиновиков.
– Жена? Нет, что ты, она и печь-то не умеет, она, так сказать, деловая женщина, бизнес-леди. Это она в супермаркете купила, – сказал Ростик и, вытащив пачку «Кэмэла», протянул парню. Тот отрицательно покачал головой. А Ростик глубоко затянулся сигаретой, забросив ногу за ногу и пуская дым в подвесной потолок.
– А все равно похоже, – парень снял очки и кивнул на пирог. – Так мама моя печет. Только вкус грибов совсем другой. Мы сами по грибы ходим. И они… Пахнут. Даже не грибами, грибы, считается, вообще не имеют запаха.
– Они пахнут лесом, – это уже сказал Даник. Он уже не сидел, забросив вальяжно ногу за ногу. Он затушил сигарету и задумчиво вглядывался в светлые близорукие глаза парня.
– Вы правильно сказали, лесом. – Парень стал успокаиваться и улыбнулся мне. Хотя лицо у него было по-прежнему грустное. – А в лесу столько запахов…
