Елена Сазанович - Перевёрнутый мир
– Кто? Митя? – пробормотал я. Слезы по-прежнему текли по щекам. Боже, Даник ведь никогда не плакал. Какой, к черту, Даник. Его уже давно нет.
– Да не Митя! Он парень еще ничего, хоть и мнит себя полубогемой. Я про эту безмозглую тварь. – Лютик брезливо оттолкнул тельце бабочки остроносым ботинком. – Уже скоро зима на дворе. А ей все неймется. Все полетать хочется. Так еще и места потеплее выбирает. Вот дура! Будто в этом кафе может быть теплее. Каждой твари свое место и свое время подыхать. Так нет, и эти норовят подольше пожить да поуютней пристроиться, все спасаются…
Наверно, если бы я не был так пьян, то все же ударил бы Лютика. Но я стоял, покачиваясь на одном месте, и тупо смотрел на пол. Туда, где лежала поздняя бабочка. И вдруг понял, что Любаша умерла навсегда. Я вдруг понял, что сегодня предал ее окончательно. И что она меня никогда не простит. И никогда не скрипнет калитка за моим окном. И не покачнется от ветра кустик сирени. Я вдруг понял, что сегодня упустил свой шанс окончательно. Мне не вернуться в прошлое.
Не помню, как добрался домой. Наверно, помог мой лучший друг Лютик. Хотя, конечно, если бы он не видел во мне соавтора, то наверняка бросил посреди шоссе. Я очнулся уже дома, в своей постели. Шелковые китайские простыни с вышитыми павлинами мягко касались моего вымытого тела. Тускло горела лампа, освещая поднос с черным кофе и дольками лимона. Все повторялось. Дома была моя жена Вика. И я протянул ей руку.
Она присела на возле постели и погладила меня по голове. Не нежно, не ласково. Почти по-матерински. Скорее – жалея.
– Все повторяется, – без осуждения, скорее, бесстрастно сказала она. – Все повторяется.
– Не знаю, Вика, – хрипло прошептал я.
– Но хотя бы… Ты хотя бы ему в морду дал? – В ее голосе появилась слабая надежда.
Слабая надежда не оправдалась.
– Я буду сниматься у него в новом фильме. Он даже предложил написать вместе сценарий. Обещает «Оскара».
– Боже! – Вновь ни истерик, ни заламывания рук. – Боже, неужели это возможно – чтобы все шло по кругу? И неужели этот круг вновь замкнется?
– Ты о чем, Вика?
– Ты знаешь. Все одно и то же. Предательство. Пьянки. И вновь предательство. А в перерывах оглушительные, невероятно болезненные муки совести, проедающие душу и мозг насквозь. Которые потом загоняют в тупик. И круг замыкается. Тебе повезло один раз. Ты выкарабкался. Любаше не повезло.
– Как знать, – почему-то сказал я.
– Я тебя предупреждала. Но, наверно, все бесполезно.
– Не уходи от меня, Вика.
– Нет, пока не уйду. Но, извини, не знаю, что еще могу для тебя сделать. Я думала, ты изменился, стал другим. Так было на это похоже. Я ошиблась, хотя редко ошибаюсь. Я уже ничем не могу помочь тебе. Но пока не уйду.
Вика надела длинный кожаный плащ, взяла черный зонт и черную квадратную сумку, похожую на дипломат. Деловая женщина шла в деловой мир. Где все совсем по-другому. И у меня вдруг мелькнула мысль: но лучше ли? Не одно ли и то же? Просто Вика этого не понимала. А может, просто была очень сильной, чтобы заставить себя не понимать.
– Да, кстати, Слава, – у порога она обернулась. – А куда подевалась твоя черная родинка на левом плече? Когда я тебе вчера помогла раздеться, то заметила, что ее нет.
– Я ее убрал. Вернее, мне удалили в косметическом салоне. Как-то цыганка мне нагадала, что все мои тревоги и беды от этой родинки.
– Цыганка, видимо, ошиблась. – Вика посмотрела на меня долгим пристальным взглядом и плотно прикрыла за собой дверь.
Я остался с чашкой кофе в одной руке и куском сахарного лимона – в другой. На шелковых простынях, по которым шествовали важные цветные павлины. Окончательно меня привел в чувство беспрерывный, навязчивый телефонный звонок. Так звонить мог только его благородие Лютик.
– Ну что, свинья, очухался? Еще бы не очухаться при такой-то жене. Что-что, а с женами тебе всегда везло, чертяка. В общем, сообщаю великую новость. Заявку одобрили «на ура». Приступаем к работе. Денег дают немеряно. Очередь на кинопробы уже выстроилась. Но мы еще подумаем, кому оказать такую величайшую честь! – Лютик тарахтел не преставая.
Я уже успел допить чашку кофе и даже облегченно вздохнул.
– Чего вздыхаешь, олух, ты прыгать должен от радости!
Мне показалось, что Лютику так хотелось добавить в стиле Песочного: и целовать мне руки. Но он мудро промолчал. Видимо, вспомнил, что сценарий пишу я. А он только держит чернильницу.
– Да, кстати, как тебе заявка?
– Какая заявка? – не понял я.
– О боги! О ангелы! – взывал к своим покровителям Лютик. – Если ты ее потерял, я тебя застрелю, даю слово чести.
Я попросил Лютика чуток попридержать револьвер и стал искать заявку. Она оказалась в одном из карманов.
– Не нужно стрелять в меня, Лютик. Я и так стреляный. В общем, прочитаю – перезвоню. А ты все же подумай о настоящем сценаристе. Они тоже имеют право на труд.
– Пусть лучше воспользуются правом на отдых. А мы вот с тобой…
Я положил трубку и начал читать. Это был действительно хороший рассказ. Написанный хорошим слогом, с чувством юмора. Более того, сюжет развивался стремительно, и не терпелось узнать, что будет дальше. Не знаю, как насчет «Оскара», но из такого сюжета действительно мог получиться интересный фильм. Криминала в меру – только для затравки, много дружбы, любви и предательства, много раскаяния и главное – финал, после которого хочется о многом подумать… Это была история жизни девушки, одной из самых преданных поклонниц старой рок-группы и ее лидера. Эта девчонка по воле обстоятельств оказывается на самом дне жизни, все меньше и меньше веря в добро и справедливость. И решается на заказное убийство, не зная свою жертву в лицо. Она ранит этого человека и узнает в нем своего кумира. Девушка спасает его и не только от смерти… Но и от сытости, равнодушия и пренебрежения к людям. Они по-разному смотрят на жизнь. Богач и нищенка. Интеллектуал и недоучка. Знаменитость и бродяжка. Но это не мешает им влюбиться друг в друга по-настоящему…
Едва закончив читать, я перезвонил Лютику и искренне похвалил заявку-рассказ. Но тут же категорично заявил, что соавтором быть не собираюсь, поскольку давно отбросил писательские амбиции.
– Но артистом ты быть собираешься?! – прозвучал риторический вопрос.
– С вашего, так сказать, позволения. – Я поклонился трубке. И даже звонко чмокнул ее.
– Мне иудины поцелуйчики не нужны, Ростя. Если хочешь сниматься в этой киношке, будем писать сценариус. Это мое последнее слово.
– Но я не понимаю, я вообще туго соображаю: почему не может писать тот, кто и выдал этот мини-шедевр.
– Еще раз спасибо за то, что ты по достоинству оценил мой талант, – в ответ раздалось звонкое чмоканье трубки.
Лютик?! Вот этого я никак не ожидал. Он и впрямь умеет писать. И главное – выдавать неплохие идеи. И если честно, на мой взгляд, он это делает лучше, чем снимает. Мне захотелось пожелать ему успехов на творческом поприще, но он перебил мои благие намерения.
– Но ты сам пойми, Ростя, я – режиссер! – Он это произнес с таким достоинством, словно сам господь бог при этом держал его за руку. – У меня куча работы, подготовительный период, выбор актеров, одного я уже выбрал, а он хочет мне свинью подложить.
– И все же я не понимаю… Ну, отдай какому-нибудь профессионалу…
– Ты словно с луны свалился и впервые увидел кинобизнес! Просто возмутительно. Ты же прекрасно знаешь, что такое работа со сценаристами. Они же поедом едят. Косточек не остается. А у нас с тобой сложился вполне крепкий тандем единомышленников. Мы с тобой сработаемся, в конце концов, мы с полуслова понимаем друг друга. Вот ты это слово и напишешь, а я его тут же изображу. Ростя, миленький, не забивай мне мозги демагогией и не трать время на благородство! Лучше бери перо и бумагу… Все по-честному, как в аптеке. Я выдаю идею, ты ее воплощаешь. И в добрый путь, мой Тонино Гуэрра! – Трубка вновь звонко чмокнула меня в ухо.
Я понятия не имел, кто такой Тонино Гуэрра, но звучало внушительно. Я почесал за ухом. Перо и бумага уже несколько часов валялись без дела. Зато половина бутылки виски была осушена. Когда бутылка исчерпала все свои возможности, кораблики из чистых листов бумаги плавали в лужице виски, а я валялся на шелковых простынях прямо в ботинках. На этом мой творческий путь писателя и завершился.
Очнулся я вечером. Перед моими сонными глазами, как пропеллер, мелькал Лютик и кого-то настойчиво нараспев убеждал.
– Ничего, все нормально, сама понимаешь, прежде чем воплотить идею, нужно хорошенько подумать. Он, конечно, перебрал с мыслями, но это, поверь, неплохое начало. – Лютик схватил со стола кораблик и запустил мне прямо в ухо. – Может, это и есть полет мысли! Бумажные кораблики на обжигающей волне виски!
Я широко открыл один глаз и увидел Вику. Она пристально смотрела на меня. И вновь на ее холодном лице – ни осуждения, ни презрения. Лучше бы она меня ударила. Я тяжело встал и молча направился в ванную. Когда я оттуда выбрался более-менее посвежевший и отрезвленный, Лютика и след простыл. Похоже, он прибегал в качестве группы поддержки. Хотя я в его помощи не нуждался. Бесстрастный взгляд Вики бил похлеще пощечины. К тому же Лютик понятия не имел, что она ко мне так и не вернулась. Возвращаться было не к кому. Она просто жила со мной в одном доме. И все же мне стало стыдно. И я старательно стал тереть полотенцем щеки.
