Дэвид Лодж - Райские новости
Увидев, что находится рядом с «Райской пастой», он зашел туда и спросил столик. Дарлетт принесла ему воды со льдом и задала дежурный вопрос о его состоянии этим вечером.
— Прекрасно, — ответил Бернард. Потом, чувствуя, что слово «прекрасно» вряд ли точно описывает его состояние, добавил: — На седьмом небе. — Это была любимая фраза Томаса.
— Отлично, — сказала Дарлетт с широкой, рассеянной улыбкой. — Сегодня у нас специальное блюдо? Тальятелли[89] с дарами моря? Креветки, моллюски и вяленая рыба-меч в сливочном соусе?
— Я бы съел, — согласился Бернард. И съел, и еда была восхитительной. За ужином он выпил два бокала белого вина, а возвращаясь на квартиру, мурлыкал себе под нос мотивчик песни «Я люблю Гавайи», которую снова пел на открытой эстраде напомаженный певец. Выходя из лифта, он все еще мурлыкал. Миссис Кнопфльмахер, по-видимому, поджидала его в засаде, потому что выскочила из своей квартиры, когда он проходил мимо.
— Сегодня днем «Вестерн Юнион»[90] принес вам телеграмму, — сообщила она. — Я сказала тому мужчине, что он может оставить ее мне, но он просунул ее под дверь.
— Да, хорошо, спасибо, — поблагодарил Бернард.
— Новости не плохие, надеюсь, — сказала миссис Кнопфльмахер.
— Я тоже, — отозвался Бернард.
Конверт лежал в квартире прямо под дверью. Бернард поднял его.
— Телеграмма на месте? — спросила у него за спиной миссис Кнопфльмахер, заставив его вздрогнуть. Она неслышно проследовала за ним по коридору.
— Да, спасибо, миссис Кнопфльмахер, — ответил он. — Телеграмма цела. Доброй ночи. — И закрыл дверь.
В телеграмме говорилось: «прилетаю Гонолулу понедельник 21го рейс ДЛ 157 в 20.20 прошу встретить аэропорту Тесса».
Бернард плюхнулся в кресло и уставился на листок бумаги. Он чувствовал, как стремительно улетучивается состояние эйфории. Свободная, независимая, тайная жизнь, которую он вел последние десять дней, закончится. Тесса примет командование — возьмет на себя отца, возьмет на себя Урсулу, возьмет на себя наведение порядка в этой квартире. Начнет наседать, брюзжать и отдавать приказы. Реквизирует спальню Урсулы, и заставит его спать на диване и первым делом поутру складывать его, и мыть посуду сразу же после еды. Начнет посылать его по магазинам со списком покупок. Станет подозрительной, если он продолжит свои тайные свидания с Иоландой, и будет шокирована, если узнает об их отношениях.
Он позвонил Иоланде и зачитал ей телеграмму.
— Это неожиданность? — спросила она.
— Полная. Тесса всегда заявляет, что не может никуда ездить из-за своих семейных обязанностей. — Бернард рассказал ей о Патрике.
— Вероятно, она везет Патрика с собой.
— Нет, они никогда с ним не летают. Он подвержен припадкам.
— Почему она прислала телеграмму? Почему просто не позвонила?
— Чтобы я ее не отговорил. Это fait accompli[91]. В Англии сейчас утро понедельника. Она уже уехала из дома.
— И ты совсем не догадываешься, зачем она едет?
— Полагаю, переживает из-за папы... хотя только позавчера она говорила с ним по телефону. — Тут Бернарду в голову пришла мысль. — Папа, наверное, рассказал ей про свалившееся на Урсулу богатство, вот в чем дело.
— Она хочет завладеть деньгами Урсулы?
— Она хочет помешать мне сделать это, — сказал Бернард. — Она думает, что я плету интриги, чтобы унаследовать состояние Урсулы. Она все это время так думала.
— Судя по всему, вы двое не слишком хорошо ладите, — заметила Иоланда.
— Боюсь, что да.
— Тебе нужно перестать это говорить, Бернард.
— Что говорить?
— «Боюсь».
Мистер Уолш обрадовался, услышав на следующее утро, что Тесса прилетает в Гонолулу.
— Отлично, — сказал он. — Теперь тут все забегают. Говорю тебе, она возьмется за этих врачей и сестер. — Он упорно считал, что медицинский персонал Св. Иосифа без необходимости задерживает его в больнице, чтобы извлечь максимальную выгоду из его страховки. — Тесса покажет им что почем. Она живо вытащит меня отсюда. И увезет домой.
— Ты попросил ее прилететь и забрать тебя? — обвинил его Бернард.
— Нет, не просил, — подчеркнуто ответил мистер Уолш. — Мне и в голову не приходило, что она может оторваться от семьи, не говоря уже о расходах. Но Урсула ей все возместит, верно? Теперь она в состоянии себе это позволить.
— Если Тессе понадобится какая-либо денежная помощь, я уверен, что Урсула с радостью ее окажет, — заверил его Бернард. — Но никто не просил ее приезжать. Не вижу смысла.
— В такие моменты, — благочестиво сказал мистер Уолш, — семья должна сплотиться. Для Урсулы будет утешением увидеть Тессу.
— Я, конечно, очень рада, что смогу повидаться с Тессой, — рассуждала Урсула. — Но сейчас меня больше волнует предстоящая в среду встреча с Джеком. Теперь, когда это действительно должно случиться, я нервничаю.
— Нервничаешь?
— Все это было так давно. А когда он говорит со мной по телефону, кстати не так уж и часто, то кажется таким холодным, настороженным.
— Ты же знаешь папу. Он не очень-то щедр на проявление чувств. Да и я тоже, если уж на то пошло. Это фамильная черта.
— Знаю. — Урсула погрузилась в какое-то сумрачное молчание. Заговорив снова, она как будто вернулась к их разговору предыдущего дня. — Тот человек, который сказал, что рай — это как сон, где все получают то, чего желают... Он имел в виду секс?
— Не знаю, — вздрогнув, ответил Бернард. — Не помню, упоминал ли он про это. А почему бы и нет.
— Разве Господь наш не сказал, что на небесах не женятся и не выходят замуж?[92]
— Многие христиане посчитали этот постулат суровым и искали способ обойти его, — сказал Бернард. — Сведенборг, например.
— Кто он был?
— Шведский мистик восемнадцатого века. В его книгах полно рассуждений о небесных браках. Он считал, что на небесах вы женитесь на истинно родственной душе и вступите в довольно бесплотные сексуальные отношения. Сам он женат не был, но имел виды на одну графиню, мужу которой предстояло, ко всеобщему удовольствию, стать в последующей жизни кошкой.
— Кошкой?
— Да, Сведенборг считал, что неразвитые в духовном отношении души в загробной жизни воплотятся в кошек.
— Он, значит, не был католиком?
— Да, он был лютеранином. Существует секта церкви нового Иерусалима, основывающаяся на его работах. Только подумать, протестанты всегда стремились к сексу на небесах гораздо больше, чем католики. Мильтон, например Чарлз Кингсли[93]. В шестнадцатом веке жил один католический богослов, не помню сейчас его имени, который считал, что на небесах без конца целуются. Он говорил, что святые могут обмениваться поцелуями на расстоянии, даже если их разделяют тысячи миль.
— Поцелуи не представляли для меня трудности, — сказала Урсула. — Я всегда любила целоваться и обниматься. Моя беда была в другом.
Академический порыв Бернарда, натолкнувшись на препятствие, угас. Бернард молчал, не зная, что сказать.
— Я никогда не удовлетворяла Рика в этом смысле. Всегда была скованна. Он так и сказал, когда мы расстались.
— Мне жаль, — пробормотал Бернард.
— Я никогда не могла заставить себя прикоснуться к его... его штуке, понимаешь. Просто не могла. — Она говорила с какой-то усталой медлительностью, закрыв глаза, как на исповеди. — Он всегда заставлял меня держать его, а потом из маленькой дырочки на конце мне на руку вытекало что-то похожее на слизь.
— Рик заставлял тебя это делать? — прошептал Бернард.
— Нет, не Рик. Шон. Потому я никогда и не могла так же дотрагиваться до Рика.
Бернард вспомнил почта разорванную надвое фотографию, на которой трое детей сидели в поле — двое помладше прищурились в объектив, а старший мальчик ухмыляется позади них, засунув руки в карманы. Страшная мысль поразила его.
— Урсула, — спросил он, — а папа, он когда-нибудь... делал это?
— Нет, — ответила Урсула. — Но Джек знал об этом.
— Кажется, это случилось как-то летом, когда семья еще жила в Ирландии, — рассказывал потом Иоланде Бернард. — Они тогда жили на окраине Корка. Были школьные каникулы. Умирал какой-то родственник, и моя бабушка подолгу отсутствовала дома, помогая той семье. Дедушка целыми днями работал. Дети были предоставлены сами себе. Шону, старшему, было шестнадцать, как считает Урсула. Ей — семь, папе — около двенадцати. Шон воспользовался ситуацией. Он уводил Урсулу гулять, угощал ее конфетами, сделал своей любимицей. Поначалу она была польщена. В первый раз он обнажился, представив все как шутку. Потом это вошло в обычай, сделалось их тайной. Когда он начал мастурбировать, она поняла, что тут что- то не так, но была слишком напугана, чтобы что-то предпринять.
