Лучшие люди города - Кожевина Катерина

– Так это ты выбрасывала? – Лена удивилась Татьяниному хладнокровию.

– Ну а чё такова-то? Я ж не каждый день. Дворники соберут.

К разговору подключился Саня:

– Да про него весь город знает. Как он одну бабку чуть до инфаркта не довел.

– Ага, соседку нашу, тетю Валю. Он вообще на чистоте повернутый. Заметил из окна, что она горшок кошачий выносит и какашки в уголок песочницы закапывает. А потом свежий песок из другого угла берет. Выбежал и давай при ней в полицию звонить, чтоб ее оштрафовали. Она, бедняжка, и грохнулась в обморок.

– И что, полиция приехала?

– Нет конечно. Скорая тока. И то через час. Бабка уже очнуться успела.

Татьяна шмыгнула носом.

– Да, никто его у нас не любит. Мать моя его жалеет только. Пирогами угощает. Он, говорит, не от мира сего, ему тяжело.

Лена улыбнулась.

– Твоя мама права, Танюш. Он живет в мире, которого давно нет.

Глава 42

За день до концерта Лена устроила генеральный прогон, с костюмами и декорациями. Актеры очень старались, но постоянно путали слова. Режиссер от волнения грыз ногти.

– Веселый Лель, запой Ирине песню хвалебную, а мы к тебе пристанем!

– Яриле.

– Кому?

– Я-ри-ле. Богу солнца. Что опять за Ирина? Слава, давай сначала этот кусок.

Лена чувствовала, что грядет ее скорый провал. Хотелось, чтобы завтрашний день быстрее закончился. Из-за кулис выглянула Светлана Гарьевна.

– Миша, можно тебя?

Она наклонилась и что-то прошептала ему на ухо. Парень резко отстранился, спрыгнул в зрительный зал и выдернул рюкзак из-под кресла.

– Миша, ты куда? – Лене показалось, что он не в себе.

Ким рассеянно посмотрел на нее, пробубнил под нос что-то неразборчивое и порывисто зашагал к выходу.

– Миша, на тебе же костюм. Ты вернешься?

Он на ходу стянул с себя расшитую рубашку, скомкал и бросил на пол. Светлана Гарьевна прервала натянутое молчание:

– Мише нужно уйти. Его ждет мама.

Лена отвела ее в сторону.

– В чем дело? Почему так срочно?

– Мишин отец попал под машину.

– Господи! Как он?

Светлана Гарьевна мягко сжала Ленино плечо.

– Давайте позже поговорим. Продолжайте репетицию и не пугайте детей.

Она быстро вышла, и Лена ничего не успела сказать. Спектакль теперь не клеился. Актеры совсем поникли, да и Лена с трудом держала лицо. К тому же без исполнителя главной роли все это не имело смысла. Через час она постучала в кабинет Светланы Гарьевны. Та сидела за столом, положив руки перед собой, как первоклашка.

– Что с Кимом?

– В очень тяжелом состоянии.

– Но как все произошло?

– На трассе. Он выехал из города и поставил машину на обочине. А потом шагнул под фуру. Хорошо, что водитель успел вывернуть руль.

– Вы хотите сказать, что он сам?..

– Я не знаю.

– Но из-за чего? Я была у них дома. Вот же только. Он выглядел радостным.

– Говорят, всё его хозяйство конфискуют по суду.

– Но ведь нельзя же… у него семья. Он должен бороться.

– Он никому ничего не должен. – Светлана Гарьевна резко поднялась из-за стола.

Лена почувствовала, что чем-то ее сильно задела.

– Понимаю, это очень болезненная тема.

– Сложно понять, если не прошел через это сам.

Светлана Гарьевна подошла к окну и оперлась ладонями на подоконник. Наверное, ждала, когда Лена попрощается и закроет дверь. Но та не сдвинулась с места. Чувствовала, что должна остаться. Так прошла минута или больше. Светлана Гарьевна наконец обернулась:

– Вы как-то спрашивали, знаю ли я японский.

– Да.

– Так вот. Мой дед попал в плен, когда Советы заняли японскую часть Сахалина. Он отсидел в лагере, а потом так и остался здесь жить. Я знала, что у него в Японии, в Саппоро, осталась большая семья. – Она подняла лицо к потолку, как будто хотела, чтобы слезы закатились назад. – Когда я была в девятом классе, решила устроить сюрприз. Я решила найти его родственников. Для этого и был нужен язык. Ездила в Южный, искала самоучители.

– Вот это да! Но как это было возможно?

– Конец восьмидесятых, восстановили почтовое сообщение. Сначала я написала в городской архив Саппоро, не зная точного адреса. Удивительно, но мне ответили! Да, люди с такой фамилией проживают по таким-то адресам. Я чуть не сошла с ума от радости. Решила написать им всем и приложить фотографию деда.

– Это все похоже на чудо. Вы настоящий Шерлок Холмс!

Она печально усмехнулась.

– И очень об этом пожалела. Вечером я не сдержалась и рассказала деду про эти письма. Я никогда не слышала, чтобы он так кричал. Потом плакал, даже рвал волосы. Я ничего не понимала, что случилось. – Она стянула с шеи синий платок. – А на следующий день его не стало. Он попал под пресс во время смены на заводе. Говорили, что это несчастный случай. Но я знаю, что он сам. – Лене стало тяжело дышать. – Я не виню его. Он просто не мог по-другому.

– Но почему? Почему он это сделал?

– Уже потом я поняла, каким позором это для него было. Его семья думала, что он погиб. Геройски погиб, защищая Японию. А он попал в плен, значит, проявил трусость. А потом еще жил с русской женщиной. Они предпочли бы знать, что он мертв.

Ее плечи в тонком шерстяном платье чуть заметно вздрагивали, но Лена не решалась подойти.

– Кто-то ответил вам?

– Мне пришло три письма, но на фото никто его не узнал.

– Очень жаль, простите меня, что я…

– Я должна была кому-то рассказать. Хорошо, что это вы.

Лена не смогла сдержаться и впервые обняла женщину с идеальной осанкой. И только сейчас ясно осознала, что спектакль, который стал смыслом жизни их маленькой труппы, так и не будет сыгран перед зрителями. Отчаяние расплескалось по телу.

– Что ж, обзвоню сейчас ребят. Мишу некем заменить.

Светлана Гарьевна уже успела вытереть все до последней слезинки.

– Не торопитесь. Успеете утром.

Домой Лена вернулась, ощущая, как трещины расходятся по всему телу, в ушах звенело. Она скинула ботинки и прошла на кухню. Антон мыл чашки и что-то насвистывал под нос. Он протянул руку и сделал на ее голове «корону» из мыльной пены.

– Ты чего такая кислая? Завтра твой звездный час.

– Ким-старший сегодня кинулся под фуру.

– Кто это?

Лену пронзило резкое раздражение.

– Антон, как ты мог забыть? Это же фермер. Мишин папа.

– Ах да! – Он со скрипом протер чашку с отколотой ручкой. – Этот Ким жив?

– Пока жив.

Корона размокла и потекла по лбу.

– У меня такое чувство, что это я толкнула человека под колеса.

– Не выдумывай. При чем здесь вообще ты?

Лена и сама не знала при чем. Как будто она была частью машины, которая задела что-то живое. Случайно. Единственная цель этой машины – поддерживать статус-кво. Издавать бессмысленные законы, возводить никому не нужные мосты, заводы, заключать сделки. Строить саму себя, следить, чтобы на месте испорченных шарниров появились новые. Самое страшное, что Ким никогда не был идейным врагом этой машины. Не нападал, не обличал, не протестовал. Он просто случайно пробился сорняком в неудачном месте. И его по инерции вырвали с корнем. Без всякого плана и умысла. Лена тоже тут крутится. Тысячная шестеренка в двадцатом отсеке. Просто молча делает свою работу. Помогает вращаться шестеренкам большого калибра – всяким Корольковым, людям в пиджаках и погонах. Как будто это не она читала Платонова, Оруэлла, Брэдбери. Не она выходила на площадь с новой помадой на губах. Ей вдруг стала противна вся ее жизнь. И захотелось домой. Спрятаться под одеяло и не выползать до конца дней.

– Я хочу уехать. Прямо сейчас.

Антон спокойно посмотрел ей в глаза и сказал, подпирая каждое слово паузой:

– Ты никуда не поедешь.

– Что?

– Я не дам тебе сбежать.

– Никому на хрен не сдался этот завод и этот спектакль. Все это мишура.

– А как же дети?

Лена на секунду вспомнила про Катю, ждущую ее с сигаретой у подъезда. Это удар ниже пояса.