Наш человек в горячей точке - Перишич Роберт

А ещё здесь, вот он, немного опоздал, и представитель государства, из Министерства иностранных дел, какой-то поверенный в делах, потому что, как сказал мне Главный, если Борис действительно пропал, разыскивать его должны они, официально, как государство, и это больше не моё дело.

За долгое время это стало для меня первой хорошей новостью, ну, то, что это больше не моё дело, и именно это было нашей позицией, когда мы там сели, потому что мы предварительно эту позицию обсудили с адвокатом, работающим на нашу фирму, и с женщиной, которая занимается нашим пиаром, — мы, с точки зрения права, чисты как слеза, так сказал нам адвокат, потому что мы никого в Ирак насильно не посылали и не мобилизовали, он подписал договор так же, как и любой другой сотрудник, а нашей ошибкой, но только если на нас сильно нажмут, может быть то, что мы вовремя не забеспокоились, говоря другими словами, наша ошибка может стать моей, если они нажмут… Но тут у меня есть контраргумент — он ведь может ещё объявиться, дедлайн ещё не истек и всё это лишь предположения, хотя мы обеспокоены тем, что не можем установить с ним связь… По оценке нашей пиарщицы, позиция у нас довольно сильная, но мы должны избежать полемики с Милкой, потому что она мать, и это было бы воспринято негативно, как говорится, было бы неуместно, что и я подтверждаю, и я сказал Главному: вот видишь, что девушка говорит, не нужно с Милкой полемизировать, я с самого начала это говорил, и тут мы все согласились, что нужно просто уклоняться от Милкиных ударов, и, как продолжила молодая пиарщица, к матери следует проявить сочувствие, недоразумение загладить, пообещать ей горы и долины, предложить помощь и защиту, правовую, семейству нашего работника, чтобы перетянуть её на свою сторону, а геповцу нанести стремительный удар, обвинив, что просто он хочет нас уничтожить, и дальше всё в таком же тоне, и повернуть разговор максимально в сторону другой темы — рассказать, что нам чинили враги наши доселе лишь потому, что мы объективное издание, таким образом, что даже сможем и немного рекламы подпустить.

О-о-о. Стоило мне увидеть Милку в региональной студии, это было у них на видеолинке, я сразу почувствовал, что наша концепция под угрозой. Милка сидела, без всякой концепции, вытянув голову вперёд, как пёс на натянутой до предела цепи. Было видно, что в студии, под светом юпитеров, она не может сохранять спокойствие и, щуря глаза, ждет не дождется начала, потому что свою отповедь она приготовила без адвоката и пиара и голова её заполнена этим настолько, что сдерживать себя она не намерена, а собирается как можно скорее всё вытряхнуть в эфир.

И сразу же, как только ведущая поприветствовала зрителей и в общих чертах изложила проблему, она дала первое слово, естественно, матери, и тут Милка с помощью видеолинка нанесла мне мощнейший удар, без всякого введения, и, что было хуже всего, называя меня «ты, малый», что смутило даже ведущую, которая призвала её, несмотря ни на что, не называть меня так, что это неуместно, на что Милка заявила, что так звала меня всегда, после чего вся наша концепция развалилась.

— Да я же знаю его с тех пор, когда он ещё ходить не научился, — сказала Милка. — Я и матери его не говорю вы, а этому сопляку тем более. А он, если хочет, может обращаться ко мне как к тётке на вы!

— Простите, вы хотите сказать, что вы родственники?

— А кто же ещё! — ответила Милка.

Тут ведущая посмотрела на меня и, не сдержавшись, фыркнула от смеха: — Это действительно так? Значит, вы послали в Ирак своего… родственника?

Тут всё и рухнуло. Концепция… И даже тема передачи.

Председатель нашего союза журналистов расхохотался.

Да и было отчего!

Целое десятилетие в нашей стране хозяйничали родственники, потому что там, где идет война, в систему немедленно вторгаются жители гор, проникают воины и гайдуки, приводят своих родственников, плетут собственные сети, создают параллельные структуры… Уже целое десятилетие наша городская интеллигенция ведет войну против этих горцев, высмеивая их племенную культуру и семейную мораль, потому что они наш камень на шее, мафия в государстве… У нас никогда не будет современного государства, если мы не сделаем их цивилизованными. Они должны понять, что мир состоит не из родственников. Должны отказаться от зова племени, должны стать индивидуумами.

Однако вот видишь, я устроил на работу родственника, из своих краев! Я долго разыгрывал из себя цивилизованного человека, освободившегося от зова племени, но вот сейчас всё стало ясно… Вот он я, на ТВ, в прайм-тайм! Мой родственник пропал, и мне остается только запеть: Слышишь ли меня, зову тебя, родной…

Главный смотрел на меня с ужасом. Вся подготовка пошла коту под хвост.

Ведущая ждала, что я наконец выскажусь.

Потом сказала: — Такого развития истории мы не ждали, но давайте проясним дело — вы взяли на работу своего родственника? И послали его в Ирак? Или нет?

Пока я раздумывал, что ответить, все как-то очень долго смотрели на меня. Я думал и то и другое, но у меня уже имелся опыт и мне было ясно, что эту историю невозможно объяснить, в результате чего я наконец сказал: — Да, он мой родственник, но он знает арабский.

Что тут поделаешь. Даже мне было смешно это слышать.

После этого разговор застрял на теме родственных связей.

Я как-то отупел и некоторое время вообще не следил за тем, кто что говорит, у меня в голове вертелись какие-то сценки, я видел ту квартиру, где был утром… И я подумал, что передача идет по телевизору и там она везде, она улетает в мир посредством спутников, и я подумал о Чарли, не знаю, почему именно о нём, как он смотрит на меня на экране, как пялится на меня, держа в руке бутылку с оливковым маслом и занимаясь приготовлением своего ужина slow food, на который меня он не позовет.

Я видел вокруг себя этих людей, видел, как они открывают рты.

Спустя некоторое время кто-то из сидящей в студии публики попросил слова… Я глянул на него… Черт побери… Кто же это ещё мог быть, если не Ичо Камера!

Ужас! Ичо! Ему уже протягивали микрофон.

Он пригладил усы и сказал: — Я случайно знаю и Милку, и всех, и… И я знаком с ситуацией… И могу сказать, что не всё так, как я бы сказал, черно… Пусть Милка меня извинит, но они нашли ему работу, он был безработным и хотел работать. И этот парень, журналист, он родственнику нашел работу и… И это, это нужно ценить!

Ну и ну, этот тип говорит так, как будто его подготовила к выступлению моя старушка.

Тут, после слов Ичо Камеры, в студии послышались легкие аплодисменты публики, но ведущая тут же вмешалась пронзительным голосом, и пенсионеры перепугались… Она быстро дала слово социологу с бородой, а он безнадежно углубился в феномен племенных связей, которые, подчеркнул он, внеинституциональны. Они мешают функционированию институтов, создают параллельную систему — и это наша проблема, подчеркнул он. Самые сильные государства те, которые уничтожили племенные отношения и ослабили семью, сказал он. — Чем сильнее семья, тем слабее государство! — закончил он.

Потом ведущая предложила мне прокомментировать всё это. Я очень сильно действовал ей на нервы, потому что она планировала трактовать меня как бесчувственного корпоративного редактора, как символ холодного капитализма, который попирает людей и плевать хотел на материнские чувства — но, ввиду того что я трудоустроил своего родственника, всё это потеряло смысл.

Я сказал, что согласен с господином из публики (тут Ичо Камера мне подмигнул), а также с социологом…

— Не согласны только со своей тетей? — спросила она иронично.

— Нет, — сказал я. — С ней я не могу согласиться.

После этого снова подключили Милку из региональной студии. Первым делом она прокомментировала Ичо Камеру, сказав, что про него всем известно, что он сумасшедший, а потом кроме меня она напала ещё и на социолога за то, что тот выступил против семьи… В целом Милка была слабо подготовлена и почему-то вообще забыла поплакать и сказать что-нибудь трогательное о Борисе, так что в телефонном голосовании зрителей она получила гораздо меньше голосов, чем ожидалось. Мы же, именно так, как и сказала моя старушка, набрали тридцать процентов.