Наш человек в горячей точке - Перишич Роберт
Обзор книги Наш человек в горячей точке - Перишич Роберт
Картина современной действительности, великолепная история любви и — репортаж о военных действиях в Ираке. Роман Роберта Перишича перевернул представление о современной хорватской литературе — своей достоверностью, чуткостью, юмором, но не легкомыслием. Бестселлер 2008 года на родине, книга переведена во многих европейских странах и США. Череда журналистов, артистов, манекенщиц, несговорчивых оппозиционеров, местных политиков, простых людей, загипнотизированных телевизором, мелких предпринимателей, пытающихся преуспеть в погоне за счастьем, — все то, что заставляет каждого окунуться с головой в безумие горячей точки, почувствовать себя под прицелом.
| Роберт Перишич |
НАШ ЧЕЛОВЕК В ГОРЯЧЕЙ ТОЧКЕ
Перевод Ларисы Савельевой
1. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
- Ираки пипл, ираки пипл…Это пароль.Они должны ответить: Айм сорри…- I'm sorry.Всё в порядке.Check-point я прошел. Оглядываюсь по сторонам.Yeah! What a view… Бесконечные колонны на шоссе Кувейт-Басра.Хаммеры из 82-й дивизии, бронемашины, цистерны, экскаваторы, бульдозеры.Кругом полно амеров и британцев в противогазах, вот-вот начнется биологическо-химический карнавал, а у меня, болвана, нет маски. Ожидаются отравляющие газы. Говорят, у Саддама этого говна невпроворот.Сную туда-сюда со своим фотоаппаратом. Прошу всех подряд меня сфотографировать. Объясняю, что не на память. Это для газет.По широкому шоссе имени короля Фейсала колонны текут к границе. Ветер всё время несет откуда-то пыль.- Ираки пипл, ираки пипл…- I'm sorry.Продвигаемся дальше.Смотрю вокруг, не увижу ли голубей.У британского подразделения, отвечающего за обнаружение биологической и химической опасности, как я слышал, есть голуби.На «Ленд Ровер Дефендере» их нет. Там включили анализатор воздуха, который показывает малейшие изменения состава воздуха. И с ним всё просто, по-военному. Думать не надо, если индикатор покраснел, значит, положение критичное.Так говорят.Вообще-то оно критичное и без этого. Критичное у меня. Я хочу, чтобы это опубликовали. Смотрю на всё это железо, на все эти единицы, единицы, единицы железной техники, я окружен. С трудом дышу тут, внутри. Вы мне помочь не можете. Нет, вы — нет. Вы бы хотели, чтоб я вышел, но это еще хуже. Вы бы протянули мне руку и вывели меня наружу, но это еще хуже. Снаружи всё остальное, Хаммеры из 82-й дивизии. Смотрю на них. Они не знают, что я внутри.Или знают? Британские солдаты отказываются представляться. Говорят, что им запрещено. Это правильно, говорю я, Господи Иисусе, это правильно… Не следует представляться. По соображениям безопасности. Почему же я-то без передышки представляюсь, а раз я и так не тот, кем себя называю, то зачем подвергаю себя опасности? Хреновая у меня работа. Приходится представляться. Я сказал, что я журналист из Хорватии, так что и её представляю. Называю своё имя. Спрашиваю, есть ли у них голуби.Спрашиваю, действительно ли они подразделение АБХО (это то самое, анти-био-хим-опасность, сокращенно) и действительно ли у них есть клетки с голубями.А они молчат.Говорю им, я слышал (слышал?), что они их получили. Птицы якобы самый лучший индикатор, они более чувствительны, чем люди.Тогда они отвечают. Говорят, что слышали про такое, но не уверены, что так оно и есть на самом деле.Смотрю на них с сомнением.Они в противогазах, как я уже сказал. Всё-таки иногда они их снимают. Показывают лицо.Не знаю, то ли они их прячут, то ли этих голубей просто нет.Решай сам, что с этим делать. Ну, то есть насчет голубей, мне это показалось интересным. Типа, отличная иллюстрация: голуби в Ираке, символ мира и всё такое.А насчет пароля, это я выдумал.Это не был Новый год, но неважно. Я вошел в квартиру со всеми пакетами и с порога громко объявил: «К вам Дед Мороз!»
— О-о-о-о? — Она прикрыла ладонью рот, изображая изумленную деву.
Я поставил пакеты на пол рядом с холодильником.
— Но это еще не всё! — сказал Дед Мороз, гордо выкатив грудь. — Я принес и наркоту!
Наркоты у меня не было, но это неважно.
— О-о-о-о… Как мне повезло, как повезло! — прочирикала она. И добавила: — Вижу, ты уже нанюхался.
— Слегка, — сказал я устало.
— Ты, пропащий… — сказала она.
— Да, я такой, ничего не поделаешь, — ответил я. И добавил простонародно: — Эхма…
Она чмокнула меня в щеку.
Я продолжил: — Эх, дамочка, где вы были, когда я уже нюхал… Вы тогда, поди, ещё изучали на уроке биологии половые органы.
— И воспаление легких, — сказала она.
— Хм-м-м… Хм-м-м… Какое ещё воспаление легких? — спросил я.
Мы уже радостно скалились друг другу. Не могу точно сказать почему. Часть нашей любви (и взаимопонимания) состояла из бессмыслиц. Мы могли говорить о наркотиках, которых не было, или о чем угодно другом. Можно было бы сказать, что абсурд помогал нам расслабиться («после утомительного рабочего дня»). Кто-то из нас произносил какую-нибудь бессмыслицу, а второй тут же начинал смеяться. И говорил: — Ох, вот балда, и с кем это я живу…
Мы получали большое удовольствие от таких оскорблений.
Мне кажется, что она первой начала это, когда-то давно.
Её зовут Саня, а я — Тин.
Я повторил: — Что ещё за воспаление легких?
— Я смотрела какой-то сербский фильм, — сказала она. — Там одна женщина всё время повторяла: «Мой ребенок подхватит воспаление легких».
— Да, я знаю этот фильм, — сказал я тоном профессора. И легонько шлепнул её по попе, а она взвизгнула и отскочила в сторону.
Теперь нам полагалось гоняться друг за другом по всей квартире.
Но только для того, чтобы показать, кто тут старший, я выражением лица дал ей понять, что и не подумаю участвовать в этих детских играх.
Что вам сказать, познакомились мы в послевоенное время, при довольно забавных обстоятельствах: я был Клинтом Иствудом, а она дамой в шляпке, которая в почтовой карете прибыла в этот опасный город, где полно простолюдинов, видимо потому, что выиграла билет в каком-то конкурсе… Она как раз выходила из кареты, когда я увидел её, в зубах у меня была сигарета, так что и дым и солнечный свет слепили меня, и это придавало моему лицу весьма озабоченное выражение… У неё же оказалось слишком много чемоданов, наверняка набитых косметикой, и я сразу понял, что она перепутала фильм и что по ходу сюжета мне придется её спасать…
Хорошо, иногда я рассказываю это именно так. Потому что мне надоело говорить правду. После того как пару раз расскажешь одно и то же, приходится вводить новые моменты — зачем в противном случае утруждать свой язык.
А ей наша первая встреча кажется невероятно интересной. И когда она впадает в романтическое настроение, то заставляет меня о ней рассказывать. Начало любви — это волшебство. Когда ты представляешь себя другому… В самом лучшем свете. Показываешь себя… лучшим, чем ты есть. Цветут цветы, павлины распускают хвосты, а ты становишься кем-то другим. Играешь эту роль, начинаешь верить во всё это и, если получится, становишься другим.
Как это пересказать, когда с самого начала всё полно иллюзий? У меня есть разные версии.
