Джон Фаулз - Червь
В: Вы разумеете, что на слугу при джентльмене он не походил?
О: Спору нет, приказы он исполнял недурно. Притом такому слуге хозяин мог без опаски доверить любую тайну. И пожитки тоже. Среди скарба на вьючной лошади был увесистый сундучишко, так этот самый Дик меня к нему близко не подпускал. В первый же день я было сунулся помочь поднести, а он меня и оттолкни. И так всю дорогу. В рассуждении хозяйского добра — цепной пёс, а не слуга.
В: Что ещё необычного было в его повадке?
О: А то, что хоть бы все вокруг со смеху помирали, он никогда даже не улыбнётся. Помнится, в Бейзингстоке выходим мы с ним поутру к колодцу, а там потеха: служанка за какую-то дерзость осерчала на конюшего, хвать ведро и за ним — хотела, значит, водой окатить, да только растянулась и сама облилась. Что смеху было! Покойник — и тот бы прыснул. А Дику хоть бы что. Стоит как на панихиде. И лицо такое, словно нашёл грош, обронил шиллинг.
В: Такого он был сумрачного нрава?
О: Скорее, недалёкого ума. Точно как с луны свалился. Ни дать ни взять деревянный истукан. Иное дело — с женским полом. Вот я, с дозволения вашей чести, расскажу один случай…
В: Хозяин внушал ему робость?
О: Не похоже, сэр. Услужал он хозяину исправно, однако ж и без особой прыти. Дадут знак — он и делает что велено. Кое-какие знаки я разобрал и пытался с ним объясниться, да только зря старался.
В: Отчего же?
О: Уж и не знаю, сэр. Всякие немудрёные приказы — «помоги привязать», «пособи поднести» — это он понимал. Но когда я от нечего делать хотел по-приятельски разузнать, как он живёт, что у него на душе — не понимает и всё тут. Точно я говорю по-валлийски, как моя матушка.
В: Может, не такой он был и простак?
О: Может быть. Если призадуматься, может, и правда.
В: У меня имеются показания мистера Пуддикумба, хозяина «Чёрного оленя». Он приводит ваш рассказ, будто однажды ночью с Диком случился припадок безумия.
О: Мало ли я баек по пути насочинял. Что называется, для красного словца.
В: Так это не правда?
О: На то была воля мистера Лейси и джентльмена, сэр.
В: Это они вам велели распустить слух, что парень от луны мешается в уме?
О: Не то чтобы именно про это. Но раз у Дика язык связан, то, чтобы люди на нас не косились, мне было наказано изображать отчаянного пустомелю — нести что в голову взбредёт.
В: Не сказывали вы служанкам, чтобы они Дика остерегались?
О: Может, и сказывал, сэр. А коли сказывал, то совет нелишний.
В: Как вас понимать?
О: Он же не кастрат итальянский, не Харянелли[98]. Что с изъяном, это правда, но ведь не такого рода изъян.
В: Вы намекаете на его связь с горничной Луизой?
О: Именно, сэр.
В: И с иными девицами, что встречались в пути?
О: На других он и не глядел, сэр. Другие — так, баловство. Ну разве что приволокнётся за какой бабёнкой на кухне у Пуддикумба.
В: А вам, Джонс, разве не вздумалось приволокнуться — да ещё как бессовестно?
О: Шутил, сэр, право, шутил — и больше ничего. Много ли мне от неё было нужно? Один поцелуй.
В: И одна ночь в её постели?
О: Как быть, сэр, ведь я ещё не так чтоб стар. Я как-никак мужчина, и меня, с позволения сказать, порой разбирает. А тут эта фефёла: как взглянет на меня за ужином, так и осклабится. Самая обыкновенная деревенская клуша.
В: Хорошо. Вернёмся к Луизе. В каких вы сейчас мыслях касательно того, о чём рассказывали мистеру Лейси — что будто встречали её у заведения Клейборн?
О: Ту-то я видал мельком: прошмыгнула мимо — и в дом. А ночью при факелах хорошо не разглядишь. Я говорил мистеру Лейси, что не могу ручаться, а теперь точно знаю: ошибался. Глаза наши злоискательны: всё-то им видится дурное. То была не Луиза, меня обмануло сходство.
В: Стало быть, вы уверены, что обознались?
О: Уверен, сэр. А разве не так?
В: Почему вы спрашиваете?
О: Да вы как будто сомневаетесь. Насторожились, точно какое лихо учуяли. Право же, мне это только померещилось.
В: Вы доподлинно знаете, что Луиза не та, за кого вы её сперва почли?
О: Я поверил на слово мистеру Бартоломью, сэр. Лучше сказать, мистер Лейси поверил ему на слово, а уж я мистеру Лейси. Если с него этого слова довольно, то с меня и подавно.
В: Вы много с ней беседовали?
О: Мало, сэр. Она с самого начала задала такого форсу, что и не подступись. Чопорная, что монашкина курица. Иной раз поравняемся с ней мимоходом или сядем вместе ужинать — взглядом не удостоит. Словечком в пути переброситься — ни-ни. Недаром прозывалась на французский лад.
В: Откуда бы у горничной взялось столько чванства?
О: Такую уж моду забрала нынче их сестра. Всякая, чёрт их дери, корчит из себя госпожу.
В: Извольте в этих стенах выражаться пристойно!
О: Виноват, сэр.
В: Не слыхали вы, чтобы у неё имелось другое имя?
О: Нет, сэр. От кого бы мне было узнать?
В: Известно ли вам имя той, которую вы видели входящей в заведение Клейборн?
О: Нет, сэр. И мой спутник, который мне её указал, тоже не знал её по имени. Только слышал, что в заведении её величают Квакершей и для гостей она лакомый кусочек. Мы было решили, что джентльмен, коего мы туда доставили, тоже к ней пожаловал. Маркиз Л., сэр.
В: А, так вы доставили его в портшезе?
О: Да, сэр. Когда другой работы не находилось, я, бывало, зарабатывал на пропитание и таким промыслом.
В: И часто вы доставляли гостей к этому дому?
О: Иной раз случалось, сэр. Это уж как придётся.
В: Неужели же вы не прознали, как зовутся по имени тамошние потаскухи?
О: Нет, сэр. Мне только сказывали, будто там собраны наиотменнейшие шлюхи Лондона — оттого-то охочие до бабья богатые простофили… виноват, сэр, я хотел сказать — знатнейшие лондонские джентльмены в этом доме так и толкутся.
В: Вы точно знаете, что девица, которая с вами путешествовала, не шлюха?
О: Теперь уж точно.
В: Не расспрашивали вы Луизу про её жизнь — откуда она родом и прочее?
О: Расспрашивал, сэр, и не раз. Давно ли в услужении, у кого служила прежде. Только в Эймсбери отстал. Слова от неё добиться — как от скряги подаяния. А если и промолвит словечко, то ни о чём не промолвится. Про неё не скажешь, что язык без костей!
