Умберто Эко - Таинственное пламя царицы Лоаны
Когда рассеется поздний туман, Wenn sich die späten Nebel drehn. Нет, не мог я тогда понимать, кто же выстаивает ночи под фонарем (думаю, что недоумевал по другому поводу: как это горели фонари по ночам в Германии, разве у них не было обязательного затемнения?). Я не понимал, что печальный голос течет из уст таинственной «питаны», именно такой женщины, которая «торгует сама по себе». Прошло много лет, я выписал из Кораццини четверостишие, где это наконец разъяснилось:
Torbido е tristo nella solitaria
via, davanti la porta del poslribolo,
s'affioca il buono incenso del turibolo,
forse è la nebbia che fa opaca l'aria.
Пасмурно и грустно на уединенной
улице, и прямо у дверей блудилища
воскурился ладан, будто из святилища —
то туман клубится в дымке помутненной.[249]
«Лили Марлен» появилась сразу следом за энергичным «Другом Рихардом». Не то германцы были унылее нас по темпераменту, не то за это время что-то разладилось, но только друг Рихард явно повесил нос, ему обрыдло шагать по колено в грязи, и он мечтал как можно скорее очутиться опять под фонарем. По одним уж только официальным песням можно судить, куда идет жизнь и как меняется настроение. Целью являлась уже не суровая победа, а приветливая грудь «питаны», озабоченной происходящим, как и ее клиенты.
Когда стихло первоначальное ликование, пришла привычка не только к затемнению и, полагаю, к бомбежкам, но и к голоду. Иначе зачем было рекомендовать юным балиллам в 1941 году — разводить на балконах огороды? Имелась, видимо, нужда в этих четырех морковках. А почему балилла вдруг перестал получать вести с фронта от своего папы?
Любимый папа,
Вот я пишу тебе, и от тревоги
Почти не повинуется рука.
Уже который месяц ты в дороге
И весточки не шлешь издалека.
Пишу и плачу светлыми слезами,
Но это слезы гордости, поверь.
Вот у меня стоит перед глазами,
Что ты вернулся, постучался в дверь.
Сражаемся и мы, моя забота —
Трудиться и терпеть, как весь народ.
Я выполняю скромную работу —
Полю и поливаю огород.
Молю, чтобы господь небесной силой
Оборонил тебя, мой папа милый.
Стране нужны были морковки первоклашки. А на другой странице тот же учитель диктовал нам устрашающие данные про англичан: те едят пять раз в день! Я бы мог возразить ему, что и сам ем не менее пяти раз: с утра кофе с молоком и бутерброд, в школе в десять часов второй завтрак, потом обед, полдник и ужин. Но это у меня так устраивалась жизнь. Думаю, не всех детей в Италии так кормили. Как, кто-то питается пять раз в день! — негодовали итальянцы, вынужденные растить помидоры на балконах.
Si scioglie la neve,
La nebia, la brina,
quel turpi inglesi
che pernottano in cantina
tracannando bolliglie,
succhiando pastiglie
domandano ai topi
quando il tempo cambierà.
Aprill non giunge
col vol di colombe,
lancia dai cieli
pioggla di bombe, lancla siluri
a colpi sicuri.
E l'Apille d'Ilalia che la gloria ci dà…
Malvagla Inghillerra
tu perdi la guerra..
la nostra vittoria
sul tuo capo fiera sta.
Adesso viene il bello,
adesso viene il bello,
laoletta di pescator
a nord ritornerai.
adesso viene il bello,
adesso viene il bello,
Inghillerra, Inghillerra,
la tua finesegnata è gia.
Растаяли снеги,
тумана нет боле,
поганцы британцы
засели в подполе,
сосали бутыли,
отчаянно пыли и
крыс вопрошали:
Весна не в начале?
В начале, Британия, грянул апрель!
И с неба летит шрапнель!
Не зря залезли вы
в катакомбы!
На вас мы с неба
обрушим бомбы,
метнем торпеды
своей победы.
Сдавайся, Британия, это конец!
И с неба летит свинец!
Жизнь лучше станет,
жить лучше станет,
ты сгинь, Британия,
рыбацкий островок.
Жить лучше станет,
жить лучше станет,
твой, Британия,
конец уж недалек.
Примечание к рисунку[250]
Inchiodata sul palmeto
veglia immobile la luna,
a cavallo della duna
sta l'antíco minareto.
Squilli, macchinc, bandiere,
scoppi, sangue, dimmi tu,
che succede cammelliere?
È la sagra di Gíarabub!
Colonnello non voglio il pane
dammi piombo pel mio moschetto,
с'è la terra del mio sacchetto
che per oggí mi basterà.
Colonnello non voglio l'acqua
dammi il fuoco distruggitore,
con il sangue di questo cuore
la mia sete si spegnerà.
Colonnello non voglio il cambio
qui nessuno ritorna indietro
non si cede neppure un metro
se la morte non passerà.
Colonnello non voglio encomi,
sono mono per la mia Terra.
Ma la fine dell'Inghilterra
incomincia da Giarabub.
Средь пустыни и бликах света
дремлет пальма ночью лунной,
над песчаной жаркой дюной
реет башня минарета.
Только вдруг звучат все громче
взрывы, грохот, звуки труб…
«Что здесь делают, погонщик?»
«Тризну правит Джарабуб!»
«…Мне, полковник, не надо хлеба,
выдай пули мне и патроны,
и землицы смертного склепа
хватит голод мой утолить.
Мне, полковник, не надо фляги,
ты поддай огоньку позлее,
в сердце хватит крови-отваги,
чтобы жажду навек залить.
Мне, полковник, не надо смены,
здесь никто не ушел с позиций.
Нет ни страха тут, ни измены,
только смерть нас может сменить.
Мне, полковник, хвалы не надо…
Стон последний с засохших губ:
знаю, гибель британского гада
возвестил собой Джарабуб!»
Пятикратное питание? С чего же они такие тощие, англичане? На открытке «Молчите!» в коллекции деда зловредный англичанин подслушивал военные секреты, выбалтываемые, по всей видимости, беззаботным итальянцем в кругу товарищей в каком-то баре. Хотя откуда взяться англичанину в итальянском баре? То есть это что же, и среди итальянцев бывают шпионы? Рассказики в школьных хрестоматиях убеждали нас, что после муссолиниевскогo «похода на Рим»[251] все вредители полностью обезврежены. Выходит, это не совсем так?
На страницах тетрадей речь шла о неминуемой победе. Но по ходу чтения я вдруг навострил уши — на тарелке проигрывателя закружилась песня обворожительной красоты. В ней рассказывалось, как держался в окружении до последнего патрона героический дивизион среди далекой африканской пустыни, в местности Джарабуб. Гарнизон израсходовал боеприпасы и продовольствие и умер с голоду. Это был поразительный эпос. За пару недель до отъезда в Солару, в Милане, я посмотрел по телевизору цветной фильм о сопротивлении форта Аламо — Дэви Крокетта и Джима Боуи. Ничто не сравнится по накалу эмоций с сагами об осажденных крепостях. Я подпевал балладе о блокаде голосом мальчишки, насмотревшегося ковбойских фильмов.
