Карин Альвтеген - Стыд
Пернилла улыбнулась:
— Надеюсь, вы понимаете, насколько я вам благодарна.
Моника кивнула:
— К сожалению, мне нужно ехать. Я уже задержалась.
— Может быть, вы позволите пригласить вас к нам на ужин сегодня? В виде благодарности за помощь?
Моника с удивлением поняла, что растерялась. Как она ждала этого момента! Пернилла по собственной воле хочет ее видеть, без каких бы то ни было просьб с ее стороны. Но она ощущала огромную усталость. Усталость оттого, что ей все время нужно быть начеку, не расслабляясь ни на секунду. Она собиралась выпить снотворное пораньше и провалиться в небытие на весь вечер и всю ночь. Но отказаться она не могла. У нее не было на это права.
— Конечно. Во сколько?
— А когда вы можете?
Рабочий день у нее заканчивается в пять. Не следует забывать об этом: Пернилла ведь думает, что она снова ходит в клинику. Столько всего нужно помнить.
— Я заканчиваю в пять.
— Тогда в шесть?
В последний раз посмотрев на окна Май-Бритт, она направилась в центр. Она опаздывала. Мать уже ждет ее минут пятнадцать — наверняка сидит одетая в прихожей и с каждой минутой становится все более нетерпеливой. Но все равно ей сначала нужно в банк. А еще четыре раза звонил директор клиники — оставил несколько сообщений на автоответчике, но она на них не отреагировала. Звонили и другие ее коллеги, но она оставила все без ответа.
Где-то в глубине души порой раздавался голос, который пытался объяснить ей, что ситуация, которую она сама создала, с каждым часом становится все необратимее. Но она знала, что жизнь сама по себе необратима, и изменить ход вещей невозможно — поэтому проще делать вид, что она ничего не слышит. Намного проще.
Теперь важнее, что недавняя угроза устранена. Какое-то время можно чувствовать себя более или менее спокойно. Минут на десять. На большее она и не рассчитывала.
Не имела права.
26
Стоя у окна, Май-Бритт наблюдала за происходящим на парковке. С интересом следила за разговором, хотя, разумеется, не слышала ни слова. Но каждое движение, каждое выражение на их лицах подтверждали, что Май-Бритт права. Врач действительно говорила ей неправду, хоть Май-Бритт и не понимала почему.
Эллинор вошла в гостиную и села на диван. У ее ног крутилась Саба, Эллинор поглаживала ее по спине. С тех пор как они остались одни, никто из них не произнес ни слова. Май-Бритт все еще чувствовала себя униженной из-за собственной беспомощности. Что она на глазах у Эллинор не смогла пройти элементарный медицинский осмотр. Но Эллинор, слава богу, ничего не комментировала, не пыталась выразить сочувствие и не говорила чушь на предмет того, что она понимает, как Май-Бритт себя чувствует. Слава богу. Иначе Май-Бритт пришлось бы послать ее к чертовой матери. А она это выражение очень не любила.
Май-Бритт увидела, что машина уехала, а мать с ребенком направились к своему подъезду.
Эллинор уходить не собиралась. Она выполнила свои обязанности, но оставалась в квартире, что смущало Май-Бритт — как всегда. Впрочем, сейчас голова Май-Бритт была занята другим.
Эллинор заговорила первой, как обычно:
— Почему вы не говорили, что у вас в моче кровь?
Мама с ребенком скрылись в подъезде. Май-Бритт отвернулась от окна и подошла к креслу.
— А зачем? Она бы что — от этого исчезла?
На какое-то время снова стало тихо. Где-то в доме журчала вода, приглушенные поначалу голоса и звуки шагов в подъезде приблизились и снова отдалились, потом хлопнула входная дверь. Май-Бритт посмотрела на Эллинор — та сидела, задумчиво вращая кольцо на большом пальце правой руки. У Май-Бритт было много вопросов, ответы на которые могла дать Эллинор. Май-Бритт опустилась в кресло.
— Так откуда ты знаешь эту женщину?
Эллинор оставила в покое кольцо.
— Кстати, ее зовут Моника. Если вы ее имеете в виду.
Май-Бритт бросила на нее усталый взгляд.
— Извини. Откуда ты знаешь Монику?
Имя она произнесла с явным неудовольствием, и, даже не взглянув на Эллинор, почувствовала, как та раздражена.
— Я считаю, что с ее стороны было крайне любезно прийти к вам домой.
— Конечно. Она человек фантастического благородства.
Эллинор тяжело вздохнула:
— Я уже говорила. Вам стоит почаще задумываться над тем, кого надо презирать, а кого — нет.
Май-Бритт фыркнула. Снова стало тихо. Но Май-Бритт была уверена — надо еще немного подождать, и Эллинор не выдержит и расскажет. Единственная слабость, которую ей удалось обнаружить у этой упрямой девчонки, — она не умеет держать рот закрытым. По крайней мере, долго.
Прошло не больше минуты.
— С ней знакома не я, а моя мама.
Май-Бритт улыбнулась про себя.
— Они познакомились на семинаре несколько недель назад, они ехали на этот семинар вместе, в маминой машине.
Эллинор встала и подошла к окну. Май-Бритт заинтересованно слушала.
— Помните, я рассказывала вам о смерти мужчины, который жил в вашем доме?
Май-Бритт кивнула, хотя Эллинор и не могла этого видеть.
— Его звали Маттиас, он погиб в автокатастрофе по дороге домой с этого семинара. Моя мама была за рулем, они столкнулись с лосем, который выбежал на трассу.
Взгляд Май-Бритт был обращен в темную пропасть. Силуэты отца и ребенка на детской площадке.
— А твоя мама?
— В это трудно поверить, но она не получила ни царапины. Конечно, пережила шок, и ее очень мучает совесть из-за того, что он погиб, а она осталась жива. Она же сидела за рулем. У него остался ребенок.
Май-Бритт думала. Рассматривала спину Эллинор, как будто могла увидеть там дополнительные подсказки.
— А врач, я имею в виду эту Монику, — она тоже была в машине?
Эллинор повернулась. Немного постояла, не отвечая, потом снова села на диван. Подобрала ноги, положив на колени вышитую подушку. Посмотрела Май-Бритт в глаза и улыбнулась. Май-Бритт мгновенно собралась, и приоткрывшаяся было створка закрылась, как раковина моллюска.
— В чем дело?
Эллинор едва заметно пожала плечами:
— Я подумала, что мы с вами сейчас впервые разговариваем. По-настоящему. В первый раз разговор начали вы.
Май-Бритт отвернулась. Она не была уверена, что это хорошо — то, что разговор завязался по ее инициативе. А ведь она даже не осознала это, сделала это не подумав, как будто это было что-то естественное. И разумеется, Эллинор заметила. Заметила изменение. Пока Май-Бритт не предполагала, к чему это приведет, хорошо это или плохо. И не обернется ли это против нее. Но ей нужны были ответы, это будет компенсацией на тот случай, если, разговаривая сейчас с Эллинор, она все-таки совершает ошибку.
