Вадим Смоленский - Записки гайдзина
— В смысле?
— Заказ на девушку будете делать?
— Это обязательно?
— Можно и без заказа. Но тогда мы не гарантируем вам общество.
— А выпить гарантируете?
— Выпить гарантируем. С вас четыре тысячи иен.
Я заплатил. Заведение раздвинуло стеклянные двери, обдало меня табачным дымом, пахучей парфюмерией и долбливой попсой. Вдоль стен тянулись зеркала, вдоль зеркал сидели клиенты и старательно наслаждались гарантированным обществом. Словив пару любопытствующих взглядов, я присел за пустующий столик и стал изучать стоящие в его середине бутылки. Коньяк Suntory, виски Suntory, еще виски Suntory, опять виски Suntory…
— Hello! — раздалось над ухом. Я увидел чернявого цыганистого парня. — Меня зовут Карлос. Что будете пить?
— Привет, Карлос, — сказал я. — Дай мне стакан, я сам разберусь.
Не успел Карлос исчезнуть, как на его месте оказалось прелестное создание в кожаной мини-юбке и короткой маечке. Распущенные белые волосы напоминали исполинский одуванчик. Грациозно оттопырив задик, создание уселось напротив и протянуло мне кончики пальцев.
— Комбанва! Анжелика дэс.
— Вадик дэс, — сказал я, осторожно за них подержавшись.
— Сумимасэн?
— Можно по-русски, я свой.
Косметика на ее лице изобразила крайнюю степень удивления.
— Чё, правда?
— Правда, правда… Хонто.
— Ничего себе… — Она встала и захлопала в ладоши. — Девчонки!!! Сюда!!! Карлос!!! Бринг водка!!! — Снова села, внимательно вгляделась в меня и спросила:
— А ты в курсе, что Карлос голубой?
— Теперь буду в курсе.
— У нас все бразильцы голубые. Чтобы мы от кексов не отвлекались.
— От чего?
— Ну, от клиентов. «О-кяку-сан». Сокращенно «кекс». Знакомься, вот это Барби, а это Моника.
Я кивнул двум подошедшим красавицам. Внешность первой довольно точно повторяла американский кукольный прототип. Вторая больше походила на бабу с одесского привоза.
— Ох ты ё! — сказала она, усаживаясь ко мне поближе. — В кои-то веки.
На столе появилась бутылка водки Suntory, четыре стакана и контейнер со льдом. Барби взяла щипцы и навалила полный стакан ледяных кубиков.
— Ты шо, дура? — сказала Моника.
— Привычка, — смутилась Барби. — Всё виски да виски…
Она ссыпала кубики обратно в контейнер, Анжелика наполнила стаканы, и я провозгласил тост:
— За встречу!
Пятьдесят грамм водки Suntory оросили маринованных трепангов. Градус повысился. Жареный кальмар блаженно раскинул щупальца в стороны.
— Кайф! — сказала Анжелика. — С кексом по-русски… Непривычно даже.
— Та шо это, кекс? — возразила Моника. — Кексы вон сидят. Козлы, блин… А это наш русский мужик! Мы его сейчас попросим, и он нам всем заказ сделает.
— Чего сделаю?
— Ну, заказ! Платишь две сэнки, и я с тобой целый час сижу. Давай, а то меня опять к этим козлам отсодят.
— Вот придут отсаживать, тогда и будет тебе заказ.
— О-о-о! — Она запустила пятерню мне в волосы. — У тебя такие кудри!
— Где у меня кудри?
— О-о-о! Русские кудри! Я не могу… Ты такой, блин, плэйбой!.. Ты такой, блин, альфонс!.. Ох, бляха, я щас кончу…
— Моника! — раздалось откуда-то сзади. — Шоу-тайм!
— Та шоб их всех, — сказала Моника, отрываясь от русских кудрей.
Снова появился Карлос, поставил на стол закуску — порезанные вдоль огурцы и морковки, плюс майонез на отдельном блюдечке. Анжелика повторила разлитие, уже в три стакана — и вдруг послышался надтреснутый, еле живой голос:
— Приве..е..ет…
Голос принадлежал очень худой и очень бледной девице с потухшими глазами. Она держалась обеими руками за спинку стула и слегка покачивалась.
— Добрый вечер, — сказал я. — Присаживайтесь.
— Не..е..е… У меня зака..а..аз…
Она сделала плаксивое лицо и медленно уползла.
— Что это с ней? — спросил я. — Болеет?
— Это понарошку, — объяснила Анжелика. — Роза всегда типа болеет, у нее имидж такой. Ее тогда кексы жалеют и денег дают больше. А так она нормальная, только в роль сильно вошла, мы даже беспокоимся теперь. Давай выпьем, чтоб она была здорова.
На трепангов обрушилось еще полста.
— Бааби!.. Андзерика!.. Симэй дэс!..
— Нас заказали, — деловито сказала Барби, ставя на стол пустой стакан. — Отдыхай, увидимся.
В одиночестве я сидел недолго и через минуту перешел под опеку следующей красавицы. Она была похожа на воздушный шарик, в нужных местах перетянутый тугими резинками, — а походку имела такую, словно ее с отскоком от пола вел невидимый баскетболист. Плюхнувшись напротив, выбросила в мою сторону жеманно изогнутую руку:
— Говорят, наши в городе?
— Не врут.
— Каролина.
— Очень рад.
— А чего ты девчонкам не башляешь?
— Жадный.
— Да ладно тебе. Ты давай башляй.
— Ага.
Попса в динамиках вдруг обрубилась, и свет в заведении стал медленно гаснуть.
— Рэдиз андо дзенторимен! — раздалось под потолком. — Сёу-тайм!!!
Публика затихла и напряженно подалась вперед. Сценическое возвышение осветилось, заиграл какой-то несуразный гопак — и кулисы исторгли тощенькую приму в цветастой пачке и в таком же цветастом бюстгальтере. Выбежав на середину, прима исполнила несколько не вполне уверенных па, а затем нажатием потайной кнопки отправила обе половины бюстгальтера дуплетом в потолок, явив взорам изголодавшейся публики давно обещанное.
— Рэдиз андо дзенторимен! — торжественно возгласил ведущий. — Дзыс из Синди!!!
Под одобрительные крики и рукоплескания Синди разыграла минутную пантомиму, изображая сразу и корову, и доярку. Затем спустилась в зал и подиумным шагом направилась к ближайшему зрителю. Пантомима повторилась в сокращенном варианте у него перед носом. Зритель вытащил кошелек.
— Понял, как надо? — наставительно сказала Каролина.
Когда Синди взошла обратно на сцену, балетной пачки на ней уже не было, а из трусов во множестве торчали тысячные банкноты — как подрывные брошюры за кушаком революционного студента. Она раскланялась, послала залу воздушный поцелуй и исчезла за кулисами.
— Ну, чего не дал? — строго спросила Каролина. — Жаба давит?
— Так она не подошла… Кабы подошла, я б дал…
— Рассказывай! — Каролина махнула рукой, поднялась и отпасовалась на другую половину поля.
Музыка сменилась на что-то сладкозвучно-персидское. Я взял два морковных ломтика и попробовал загрести ими побольше майонеза. Ломтики были длинные, хлипкие, немилосердно гнулись и на роль палочек совсем не годились.
— Рэдиз андо дзенторимен! Дзыс из Моника!!!
Я поднял глаза и увидел на сцене свою недавнюю собеседницу. Она блестела и переливалась, вся увитая разноцветной мишурой и перьями. Из области копчика произрастал павлиний хвост. Спереди, потеснив перья и мишуру, выпукло торчало все то же. Новую пантомиму следовало бы назвать «Птичье молоко».
Выполнив план по надою, Моника спустилась со сцены и направилась прямиком ко мне. Дойдя, развернулась задом и несколько раз подвигала вверх-вниз хвостом. Амплитуда была впечатляющей.
— Классно, — сказал я.
Уперев руки в боки, она стояла передо мной. Ей не хватало лишь прилавка с толстолобиками.
— И что теперь? — спросил я. — Денег дать?
Она уверенно кивнула. Я вытащил из кармана тысячную купюру и сунул ей куда-то в мишуру. Она довольно хлопнула себя по оперению, потрепала меня по щеке и проследовала к следующему столику — а там уселась на зрителя верхом и скакала на нем амазонкой, покуда тот не раскошелился.
— Рэдиз андо дзенторимен! Дзыс из Памэра!!!
Третий номер программы был, видимо, задуман гвоздем. Таких размеров и таких надоев не видывала никакая ВДНХ. Клиенты заведения благоговейно примолкли и таращились на рекордсменку, чтобы во всех деталях донести увиденное до друзей и сослуживцев. Памела властно и величественно прошлась по залу — как татарский хан, собирающий дань с покоренного племени. Я был единственным, кто удостоился от нее каких-то слов. Принимая от меня очередную сэнку, она наклонилась и жарко прошептала:
— Милый, как меня достали эти обезьяны!..
Я проводил ее взглядом до следующего столика, где уже взволнованно трепыхались протянутые банкноты. Вдруг справа вытянулась чья-то рука и утерла мне нижнюю губу влажной салфеткой. Рука принадлежала конопатой девчонке с озорными глазами — я и не заметил, как она подсела ко мне со своими шуточками.
— Привет, меня зовут Миранда.
— Привет, Миранда.
— За знакомство?
— Давай.
— Рэдиз андо дзенторимен! Дзыс из Антонио!!!
