Насмешливое вожделение - Янчар Драго
Все это было сейчас, в сетях утра, сквозь которые он смотрел на безбрежную воду и ее утренний блеск, на корабль, плывущий под тенью подвесного моста, все это было позади. Только бегун с выпученными глазами, сумасшедший утренний джоггер со вздувшимися венами и пульсирующем сердцем на висках, пыхтя, проследовал мимо, как будто по ошибке откололся от этой ночной массы и забрел в неизвестные края, по которым теперь бежит бессмысленно и бесцельно, в поисках дороги назад, в стадо, в рой, в кодлу, туда, где покоится праматерь, своим невидимым присутствием удерживая вместе все части этого гигантского, подвижного, копошащегося организма.
Он позвонил своему другу врачу. Нужна операция, хотя бы частично приостановить эту штуку. Хотя бы частично приостановить. Этой штукой был рак, который пожирал материнский организм. Штука была уничтожителем живых клеток. Теперь штука гуляет по внутренностям и по сильно воспаленным наружным кожным покровам в поисках части тела, которую непременно будет атаковать.
Приехал Фред. Обратился с просьбой: не уступит ли Грегор ему квартиру. Им с Мэг негде встречаться. Он бы попросил его полистать еще несколько страниц в библиотеке. Вот список. Или пойти в кино.
Из спальни высунулась взъерошенная голова Сэма.
Надеюсь, — заметил Фред, — Мэг переносит котов. Об этом я ее еще никогда не спрашивал.
Глава тридцатая
МЕЛАНХОЛИЯ ПРОФЕССОРА БЛАУМАННА
От постоянной ходьбы по тротуару болели не только ноги, но все тело. Бедренная кость врезалась в нежное нутро, тупая кость давила куда-то в направлении кишок, наверх, в мягкие части тела, в кишечник, справа в область печени и желчи, слева же… он не смог точно определить, куда слева. Теперь ни о чем, кроме постели, он думать не мог. Даже если эта парочка в спальне. Он может лечь в гостиной на диване. Может включить телевизор, чтобы его присутствие их не беспокоило, может разговаривать с кошками. Больше он был не в силах удерживаться от мыслей об отдыхе. Даже их стоны, если нужно, как-нибудь сможет перенести; только бы лечь, отдохнуть.
Все-таки, не без чувства неловкости он нажал на звонок. Разве это вежливо? Настырно? За дверью стояла тишина. Он сунул ключ в замочную скважину — заперто. Вернулся к привратницкой и сел на край длинной скамьи, где беспечно покашливали отставные музыканты. Возможно, ему все равно пришлось бы пойти посмотреть очередной фильм. При мысли о еще одном фильме в глазах потемнело от злости. В конце концов, он платит арендную плату и убирает кошачьи нечистоты. Чтобы потом ему было позволено сидеть в кино или на краю скамейки рядом со старыми музыкантами. Тогда, как Ирэн, тогда, как Анна… Пока Фред Блауманн и его студентка валяются на диване, где сейчас он мог бы отдыхать, будь эта парочка хотя бы немного тактичнее, они валялись бы в спальне. Теперь его начали бесить вещи, в которых он был не совсем уверен. Почему они валяются на его диване? Разве нельзя было пойти в спальню и закрыть за собой дверь? И, конечно, они опять не вытряхнут пепельницы. Недокуренные окурки невыносимо воняют. И почему бегун, джоггер Фред Блауманн так невыносимо дымит? В то время как его жена меряет шагами просторный номер отеля «Эдисон».
Эти двое не были тактичны, никто не отличался тактом, Грегору Граднику было самое место на краю скамейки у привратницкой в холле «Уитби», ему было место только там и больше нигде.
«Славный денек», — произнес восьмидесятилетний саксофонист, тот, что играл с Бенни Гудманом. Грегор кивнул, денек славный, хотя здесь не было видно никакого дня, только свет, который просачивался в темный коридор из вращающихся дверей.
«Пока можешь посидеть, — заметил старик, — потом придет Вилли. Вилли всегда здесь сидит».
Еще до того, как пришел Вилли, дверь в конце коридора распахнулась, Фред осторожно высунул голову из щели.
Фред Блауманн стоял в дверях в трусах. Его редкие волосы были взлохмачены, кожа под ними покраснела. Под глазами темные круги. В руке у него болталась бутылка водки, которая ударяла по колену как беззвучный, бракованный колокол. В квартире все двери тоже были открыты, как будто кто-то недавно бегал по ней туда-сюда. Под окном лежал разбитый стакан. Внутри было накурено и жарко, воздух спёртый. Попахивало кошачьими какашками и едой. Обе кошки сидели, сжавшись, одна на холодильнике, другая на подоконнике, и враждебно оглядывали свое жилище. Их тоже больше не было, их тоже отправили на край скамейки, куда скоро придет посидеть Вилли.
Мэг нигде не было. Фред сел на кровать со смятым постельным бельем, пристроил бутылку между босыми ступнями и уткнулся головой в ладони. Блауманн страдал от меланхолии по-блауманновски.
«Сигарета есть? — спросил он. — У меня закончились».
Грегор вставил в пальцы, обхватившие повисшую голову, зажженную сигарету. Лысина Фреда в просветах между редкими волосами была в красноватых пятнах. Он несколько раз затянулся, выпустил дым перед собой и медленно, с выражением произнес:
«Если бы я об этом написал… — и продолжил — в это бы никто не поверил».
Какой парадокс, — не без злорадства подумал Грегор. Он открыл окно, и в комнату пахнуло вонью разлагающихся костей. Она смешалась с запахом сигаретного дыма. И марихуаны. Ее он почувствовал ноздрями сразу, как вошел. С Мэг было не до шуток, уже какое-то время совсем не до шуток. Нет такого яда, который ни перенес бы ее организм, нет расстояния, которое бы она ни пробежала, нет места, где она ни оставила бы после себя разгром, как только что сделала здесь. Она поправляет волосы и уходит. Даже если перед этим выпила колбу соляной кислоты. Заправила бы блузку в джинсы, привела бы слегка в порядок волосы перед зеркалом и ушла, не оглядываясь.
«Она ушла?»
Фред кивнул так, словно ничего не может понять. Он все еще держал голову руками и сигарету в пальцах. Столбик пепла отломился и рассыпался по лысине.
«Навсегда. Больше никогда не вернется».
«Никогда? С восклицательным знаком?»
«Никогда!»
Он сунул сигарету в стакан, она зашипела в водке.
Поднял голову и посмотрел на него глазами, полными слез:
«Совсем недавно… Я был на грани самоубийства… Если бы ты звонил не так настойчиво…?» — Он опять кивнул головой, которая, не останавливаясь, моталась на шее, словно он не понимал, что за невообразимая вещь с ним на самом деле произошла. Настолько невообразимая, что никто бы не поверил, даже если бы он о ней написал. Дело в том, что реальность иногда бывает более реальна, чем любая литература, сказал бы профессор Блауманн на лекции креативного письма.
«Самоубийства?»
Вы несчастны?
Вам скучно?
Вас презирают?
Воспользуйтесь единственным средством, которое всегда сработает.
Самоубийством.
С самоубийством навстречу новым свершениям!
Самоубийство принесет радость в семью!
Авторитета в обществе вы достигнете только самоубийством!
Настоящее наслаждение — наслаждение самоубийством!
Без самоубийства вы не будете счастливы в жизни!
