Насмешливое вожделение - Янчар Драго
И вот, теперь почти год спустя, Фред стоит перед ним в трусах, в квартире, в здании «Уитби», в полуподвальном этаже, на 45-й Улице в Нью-Йорке. С красными пятнами на лысине и с синяками на теле. С черными кругами под глазами.
О, жизнь! О, креативное письмо!
Фред нервно посмотрел на часы. Жена ждет его в отеле. Однажды она устроит ему страшный скандал. Или просто уедет. Однажды ему придется объяснить, почему со своих научных встреч он всегда возвращается слегка опухшим. С черными кругами под глазами и красными пятнами на голове. А что ему делать с Мэг? Она еще более неумолима. Она ведь не call girl, девушка по вызову, хотя каждую ночь ее теплый голос можно услышать, набрав номер «Город Никогда Не Спит». Она личность. И Фред тоже личность.
«Так больше не пойдет», — заявил Фред, натягивая штаны. Опустился на колени и начал что-то искать под кроватью. — «Вот что я ей сказал. Хорошо сказал».
Когда он поднялся с носком в руках, кот на холодильнике показал зубы и фыркнул.
«Злится, — заметил Фред, — потому что я его пнул. Прости».
«Перед ним извиняйся», — сказал Грегор.
«Ты, как тебя там, извини».
Фред вытряхнул из ботинка монету и раздавленный окурок и тут же аккуратно их подобрал. Быстро превратился в авторитетного, благопристойного человека. Ловко и старательно завязал галстук. Потом что-то вспомнил и забежал в ванную. По пластиковой шторе зашумел душ. Фред насвистывал. Здравствуй, день, здравствуй, жизнь! Я снова вступаю в тебя, чтобы испытать твое терпение, чтобы оставить на твоей вселенской физиономии отпечаток своего малого и греховного присутствия. Фред насвистывал. Выйдя из ванной, снова взялся завязывать галстук.
«Думаешь, — пробурчал он, — раз я насвистываю, то и дерьма стало меньше. Это просто маскировка».
Захотел кофе. После кофе его лицо опять пошло пятнами. Слишком много всего для одного нью-йоркского полудня, перебор. Щеткой прошелся по плечам, попросил Грегора посмотреть сзади, не остался ли какой-нибудь черный волос. Потом перед зеркалом у двери долго приглаживал волосы с обеих сторон лысины.
«Ты был в кино, киноман?» — спросил он и тихо посвистел в зеркало.
«На трех сеансах», — ответил Грегор.
«На Таймс-сквер?»
«Да».
«Ну, извини», — сказал Фред.
«Все нормально», — ответил Грегор.
Фред собрался было открыть дверь, но что-то вспомнил. Обернулся и посмотрел на кончики своих ботинок.
«Я нашел в „Нью-Йоркере“ отличную статью о кризисе среднего возраста».
Открыл дверь.
Спросил: «Сделать тебе копию?»
«Валяй», — ответил Грегор.
Фред еще раз оглядел квартиру и покачал головой: невообразимо.
Сказал: «Извини за все».
«Все нормально», — сказал Грегор.
Фред снова взглянул на часы.
«Я твой должник».
«Да», — сказал Грегор.
Дверь захлопнулась, и он слышал спортивные шаги Фреда, они быстро удалялись. Слышал, как сидящего на краю скамейки Вилли окликнули из привратницкой.
Грегор взял совок и начал убирать здоровую кошачью еду, пополам с витаминами и какашками.
Глава тридцать первая
КИНОЗРИТЕЛЬ
В парке на скамейке он писал короткие письма матери. Все будет хорошо, он скоро вернется. Написал длинное письмо Анне, и все время за что-то ее благодарил. Когда не шел в кино, то сидел в парке на скамейке и смотрел, как люди, расслабляясь, стараются поймать последние лучи осеннего солнца. Мэг пожелала встречаться с Фредом по субботам и воскресеньям, хотя вполне могла встречаться с ним в любой полдень на неделе. Но пожелала в воскресенье. И Фреду приходилось придумывать самые фантастические научные оправдания, а так как лгать он не любил, это причиняло ему дополнительные страдания. Грегор часто с доброжелательным сочувствием думал о Tagenaria domestica, она, добрая душа, хотела-то одного — проводить воскресный день с Фредом Блауманном. Он думал, как она, вместо того, чтобы сидеть в своем саду в Новом Орлеане, торчит здесь в гостиничном номере в ожидании мужа или, быть может, долгими часами бродит по какой-нибудь галерее. Он вспомнил, как во время Марди Гра она выпивала даже с каким-то отчаяньем. Хоть кто-нибудь когда-нибудь обращал на нее внимание? Выпей она барбитураты и засни на пару дней, никто бы даже не заметил.
В начале октября по улицам потянуло волной холодного воздуха. Теперь листва по-настоящему пожелтела, в парке ее закручивали в вихре внезапные порывы ветра, иногда кто-то из прохожих поднимал воротник, в воздухе стоял запах гнили.
Теперь ему не оставалось ничего другого, как ходить в кино, потому что пылкие и постоянно пожирающие друг друга любовники занимали его квартиру все чаще. В кинотеатре на Таймс-сквер было четыре зала, с одним входным билетом можно было переходить из одного в другой, и так убить много часов. Сидя среди зрителей, он забрасывал в рот политый маслом попкорн, масло текло по пальцам. Сначала из фильмов, которые смотрел, он пытался создать некую драматургическую, сюжетную концепцию и делал заметки. Потом у него все смешалось в безумный калейдоскоп кадров. Он начал прислушиваться к зрителям, иногда это было значительно интереснее, чем само кино.
Женский голос спрашивает, мужской отвечает.
Он, правда, это сделал?
Ага.
Ужасно, да?
Ужасно, и что?
У тебя еще есть?
Смотри, роняешь на пол.
Он был ветераном Вьетнама, да?
Ну да, тогда каждый был.
Он получил награду?
Ну да, кусок жести на грудь.
Мне его жаль, а тебе нет?
Нет. Вот если бы война была настоящая. А не эта.
Была одна настоящая, но ты в ней не удосужился поучаствовать.
Заткнись. Я в кино пришел.
Однажды на дневном субботнем сеансе группа молодых ковбоев по сюжету фильма безжалостно расправлялась со своими противниками. Повод был праведный и кровавый: у них убили отца. Но молодые люди расстреливали врагов в упор, в спину и в живот. Кого-то застрелили, когда он справлял малую нужду, другому, лежащему на земле, прострелили голову. Атмосфера в зале накалялась. Молодые чернокожие все чаще что-то выкрикивали и вскакивали на ноги. Вскоре весь зал был вовлечен в этот вихрь. Каждое новое праведное убийство сопровождалось общими воплями и хохотом. На экране была настоящая жизнь, жизнь безумного мегаполиса за пределами кинозала.
В окне первого этажа «Уитби» горел свет. На секунду он остановился, ему показалось, что он слышит смех этих двоих. Конечно, это было невозможно, оконные стекла не пропускали звука. И воздуха тоже, воздуха, которым дышали Фред и Мэг. Он посмотрел на часы. До согласованного часа оставалось еще тридцать минут. Однако до начала ее работы в службе «Город Никогда Не Спит» еще полтора часа. Он мог бы войти и выпить с ними виски, а потом, после ее ухода, слушать печальные посткоитальные стенания Фреда. Но он продолжил идти в западном направлении.
