Дуглас Кеннеди - Пять дней
Перемены. Это вечное неистребимое желание, усиливающее чувство безысходности. Перемены. Ричард прав. Ужасающе значимое слово.
— …это построено по проекту архитектора Олмстеда, — рассказывал Ричард. Мы шли мимо здания, которое он назвал первым аванпостом Гарвардского клуба в Бостоне. — Олмстед больше известен как первый великий ландшафтный дизайнер, создатель парковых зон: Центральный парк в Нью-Йорке, Мон-Руаяль в Монреале. Это здание до сих пор принадлежит Гарварду, но сам клуб перенесли в другое — оно гораздо больше — в миле отсюда, сразу же к северу от Массачусетс-авеню. Этот особняк интересен тем, что по стилю он близок к архитектуре эпохи Регентства, описанной в романах Эдит Уортон «Обитель радости» и «Век невинности». Хотя Олмстед и Уортон были современниками.
— Вы хорошо знаете этот бульвар.
— Я же говорил, что планирую поселиться здесь в своей другой жизни.
— Где именно?
— На следующей улице отсюда. Юго-западный угол Дартмут-стрит и Коммонуэлс-авеню.
— Хорошо, когда знаешь, что ждет тебя после смерти.
— Другая жизнь не значит загробная, — заметил он.
— И когда же начнется ваша другая жизнь?
— Это вечный вопрос.
— Или не вечный, если принять во внимание, что жизнь — явление временное, — возразила я.
— Вы верите в «загробную жизнь»?
— Я знаю, что вера и доказательство — понятия противоположные. А это значит, что всякие верования — особенно религиозные — основаны на признании некой сюжетной линии, которую, хоть она и обнадеживает, осмыслить очень трудно. С другой стороны, если мне завтра скажут, что у меня рак четвертой степени, возникнет ли у меня соблазн попросить Иисуса Христа быть моим Спасителем? Как бы мне ни хотелось думать, что после смерти есть еще что-то, поверить в это я просто не могу. Собственный скепсис меня, конечно, печалит. Но я долго ломала голову над этим вопросом и в конце концов пришла к заключению, что есть только эта жизнь. А вы?
— У меня двоякое мнение на этот счет. Я знаю нескольких очень ревностных христиан, которые абсолютно убеждены, что, как только они уйдут из жизни, святой Петр вручит им ключи от раздевалки и полотенце. Я ничего не имею против тех, кто в это верит, ибо главная функция религии — уменьшить страх перед смертью. Но… в общем, я читал, что Стив Джобс, умирая от рака, признался одному своему близкому другу, что, сколь бы его ни завораживали все мистические и спиритические представления о потустороннем мире, его не отпускает мысль, что смерть — это как выключение всех его компьютеров. Нажал кнопку — и темнота.
— Как ни странно, в этом есть некоторое утешение, да? Отключение сознания. Компьютер гаснет. Навсегда.
— Проблема в том, что мы — единственные существа, наделенные сознанием в полном смысле этого слова. Существа, способные испытывать чувство вины, сожаление. Скажем, если ты достигаешь конца жизни…
— …с пониманием того, что не жил по-настоящему?
Мы остановились на углу Коммонуэлс-авеню и Дартмут-стрит перед четырехэтажным домом из красновато-коричневого песчаника. На стенах — налет копоти, но, судя по парадному входу и ставням на окнах, само здание поддерживали в хорошем состоянии. Оно выглядело гораздо скромнее, чем другие более пышные особняки и фешенебельные многоквартирные дома на этой улице, но все равно производило очень приятное впечатление. На железной ограде, отделяющей дом от улицы, висело объявление о продаже. Под словом «ПРОДАЕТСЯ» текст, написанный шрифтом поменьше, извещал потенциальных покупателей о том, что на продажу выставлена двухкомнатная квартира, «овеянная духом бесподобного очарования Старого Света».
— Значит, это здесь? — спросила я.
— Третий этаж, вон те три окна, выходящие на улицу.
Окна были большие, что свидетельствовало о высоких потолках.
— Милое местечко, — сказала я.
— Две недели назад я тайком уехал в Бостон, чтобы осмотреть эту квартиру. Просторная, много света, воздуха. Отличный паркетный пол. Гостиная на всю длину здания. Большая спальня. В гостиной есть альков, где можно устроить маленький кабинет. Ванная и кухня не очень современные. Но риэлтор сказал, что можно поторговаться. Начальная цена — триста пять тысяч, но в прошлом году у продавцов сорвалась сделка, а они хотят побыстрее продать эту квартиру, и если я смогу заплатить двести шестьдесят пять наличными, она моя.
— А у вас есть такие деньги?
— Вообще-то есть. Я из тех рачительных экономов, которые ежегодно откладывают двадцать процентов от своего чистого дохода. На моем счете в банке примерно четыреста тысяч. Адвокат, с которым я консультировался в Портленде — Бат — слишком маленький городок, чтобы там с кем-то можно было обсуждать дела о разводе, — сказал мне, что если я оставлю Мюриэл дом в Бате, она будет не вправе претендовать на мои накопления. А у меня здесь есть один клиент, строитель из Дорчестера, и он сказал, что мог бы оборудовать стильную ванную и элегантную кухню, сделать косметический ремонт, отциклевать и заново покрыть лаком паркет всего за тридцать пять штук. После покупки квартиры, уплаты налогов и прочих расходов у меня на счете в банке еще осталось бы семьдесят пять тысяч.
— Но главное, вы бы жили здесь, где всегда хотели жить.
— Именно. Я даже мог бы перенести сюда большую часть своего бизнеса и, возможно, нанять кого-то в свое агентство на место Мюриэл… хотя, зная Мюриэл, я уверен, что она, скорей всего, настоит на том, чтобы остаться, дабы зарплату получать и не сидеть без дела… Что меня вполне устраивает. Она — компетентный работник.
— И когда вы переезжаете?
Я увидела, как плечи Ричарда напряглись, он плотно сжал губы.
— В жизни не все так однозначно, вы не находите? — спросил он.
— Пожалуй. Просто, раз уж вы все просчитали…
— У кого-нибудь когда-нибудь получалось «все просчитать»?
Я улыбнулась.
— Впрочем, вы абсолютно правы. На этот раз я действительно хочу сделать ход… сколь бы неприятно и отвратительно это ни было.
— Все мои разведенные знакомые в один голос утверждают, что особенно тяжело было решиться на развод. Но стоило им со своими супругами разбежаться в разные стороны, они удивлялись, почему не сделали этого гораздо раньше. Однако, по-моему, мой комментарий не к месту.
— Может, мысль о разводе тоже приходила вам в голову? — предположил он.
Теперь я напрягла плечи и поджала губы.
— В жизни не все так однозначно… как вы сами сказали.
