Екатерина Мурашова - Одно чудо на всю жизнь
— Не знаю, — снова покачал головой Сёмка. — Сестру не видел…
— Давай, Сёмка, говори мне подробно дислокацию, а сам держись от всего этого подальше. Понял? Не хочу я, чтобы ты в какой случайной разборке пострадал. Ты ещё матери нужен, и как свидетель по всему этому делу пойдёшь. А ещё надо спутник этот из озера доставать, и вообще дел много. Как наступит момент, скажешь вашему бугру, живот, мол, схватило или ещё чего… Понял ты меня или нет?
— Понял, дед Трофим, понял. Давайте я вам дислокацию на карте покажу…
Всё не ладилось, всё расползалось под пальцами, как гнилой халат из раннего джамбульского детства. Толстый ватный халат, который пустили на тряпки. Столько лет прошло, а как сейчас стоит перед глазами. Даже запах помнится — дым, кизяк, сало…
Утро началось с Ёськиной истерики. Мальчик катался по дощатому полу, выл, стучал руками и ногами. С трудом удалось выяснить, что случилось.
— Чурки Коврика съели!!! Чурки Коврика съели!!! — рыдал Ёська.
Вызвали на разбор Чурок. Они ни от чего не отпирались, виновато разводили руками, кланялись, улыбались.
— Хорошая была собачка, жирная, скусная… Чурки другую найдут, поймают, Ёське в подарок принесут. Худая будет, весёлая, Чурки её есть не будут…
Генка изображал злость, возмущение, даже дал в нос Большой Чурке (удар, конечно, получился несильным, но нос всё же расквасил. Чурка утёрся, заулыбался ещё сильнее). Однако всё это было скорее Ёське в утешение, потому что по-настоящему никакого возмущения Генка не испытывал. Ну, едят Чурки и весь их народ собак. Ругать их за это — всё равно что кошку ругать за то, что она птичек ловит. Оставить кошку в одной комнате с воробьем, а потом горевать — ах, ах, зачем она его съела?! Потому что кошка — и весь ответ. Вот и здесь так — потому что Чурки! Всё это Ёське вполне можно будет объяснить, но потом, когда он успокоится…
Дальше дела с этой мочалкой, Мариной. Зачем Косой всё это устроил? Говорит: для верности. А того не понимает, дебил интернатский, что похищенную девочку менты искать будут. Уже ищут. Это тебе не бомжи-алкаши-старушки-божьи одуванчики, за которых никто никогда не вступится и не вспомнит. Если девчонка не врёт, то у неё отец из крутых, значит, свою команду тоже поднимет. Нет, Косой — козёл, что всё это затеял, надо с этим быстро кончать и девчонку в любом случае возвращать на место. Получится там, не получится с Виллиной сестрой — это дело следующее. Всегда можно сначала начать. Если есть кому начинать. А вот если на похищении девчонки повяжут всех, тогда кранты… Хорошо хоть Генка быстро спохватился, отобрал девчонку у пацанов, посадил к Вилли под крыло. Он её как-то там успокаивает… Пускай. Надо кончать со всем этим. И в воскресенье тоже — бардак. Кому доверились? Пацанам, школьникам?! Да неужто они не испугаются на стрелку идти, не стукнут хоть кому из взрослых? Кролик говорит: разведка, разведка… Какая разведка против роты ОМОНа или против крыши мочалкиного папы?! Да, заварили кашу, тут уж не до результата, тут лишь бы ноги унести… Расслабился Старший Лис со всеми этими делами, распустил бригаду — и вот результат… Жёстче надо дела вести. Жёстче… А здесь надо какой-то хитрый ход придумать. На сколько они там стрелку назначили? На четыре? Хорошо. Значит, надо с утра всё переиграть. Переназначить на два, так, чтобы пацаны-школьники только-только успели. Отдать им девчонку и сразу разбежаться, до приезда всяких вспомогательных команд (если таковые случатся). Может, хоть так удастся целыми из всего этого дерьма вылезти. Точно — в последний момент всё переиграть. И никому ничего не говорить. Особенно Косому, а то опять все напортачит…
А вечером ещё того круче. Только свернулся в клубок на койке у тёплой стены (с той стороны печка топится), только собрался спать… Пришла к Генке в комнатуху делегация дебилов. Валька да Герасим в полной красе. Валька деловой такой, руками размахивает, говорит явно с чужого голоса:
— Девочку Марину надо домой отправить. В поезд посадить — пусть едет. Ту-ту-у! Домой! Пусть едет! Так хорошо будет! Девочке Марине хорошо! Генке хорошо! Вальке хорошо! Всем хорошо! Ту-ту-у!
Герасим рядом стоит, кивает, мычит, соглашается. Ясно, что это он каким-то образом Вальке напел, объяснил, что сказать. Но как? Валька человеческую-то речь понимает через пень-колоду. Как же с ним немой Герасим-то договорился? Надо будет потом его поспрошать. Может, чего полезное выяснится, для обращения с Валькой.
— Пошли вон, уроды! — Генка соскочил с кровати, пинками выгнал обоих из комнаты. И опять, как утром, настоящей злости не испытал. Ведь, как ни крути, уроды-то правы на все сто…
Как, когда всё закрутилось? Связалось с тем миром, с нормальным, про который Генка так хотел забыть, вытеснить его. Забыть, потому что в том мире ему нет места, с самого начала не было. И братьям, и пацанам — тоже не было. Нет его! Нет! Есть мир уродов, в котором живут Генка, его бригада, их жертвы… А больше нет ничего… Откуда же оно лезет?!
Милиционер Алёша стоял возле стойки вокзального буфета и пил обжигающе горячий кофе, заедая его бутербродом с сыром. Рядом с Алёшей остановился грязно одетый пацан со странно застывшей физиономией, положил локти на стойку, молча заглянул в лицо. Пацан был бледен и худ, и Алёша решил, что он просто голоден и просит есть. Подумав, он протянул парню половину бутерброда. Но мальчик отрицательно покачал головой и даже спрятал руки за спину. Потом покопался в своих лохмотьях, вытащил оттуда какую-то бумажку и положил её на стойку перед Алёшей. На бумажке корявыми печатными буквами было написано: ТЫ — МИЛИЦИНЕР.
Слова Алёша опознал сразу, но только по вопросительному взгляду пацана догадался, что, во-первых, парень — немой, а во-вторых, на бумажке написан вопрос, просто о существовании вопросительного знака парень не знает или не умеет им пользоваться.
— Да, я милиционер! — Алёша несколько раз энергично кивнул. Он знал, что немые люди обычно не слышат, но что-то в поведении и в реакциях пацана подсказывало милиционеру, что этот как раз — слышит прекрасно. Но вот понимает ли? Наверное, если умеет писать, то понимает…
Парнишка удовлетворённо замычал, забрал бумажку и выдал взамен неё другую. Эта, вторая, была почти полностью заполнена немыслимыми каракулями. Пацан, широко разводя руки, показывал что-то очень большое. Потом ткнул грязным пальцем в прошлую бумажку, в слово «милицинер». Опять широко развёл руки, дотронулся до бумажки в руках Алёши.
— Показать большому милиционеру? Главному? — догадался Алёша.
Мальчишка радостно закивал, заулыбался странной, но в целом приятной улыбкой.
