Эм Вельк - Рассказы (сборник)
И в платье для улицы, которое сейчас показывали, впервые за все годы, пока донашивали старье, появились модные детали: очень сильно расклешенная юбка с запахом, к тому же смелый, несколько утрированной величины воротник. Это было подобно свежему ветру, повеявшему в спертом, застоявшемся воздухе.
Но как модельер Бригитта пришла в восторг от третьей модели — платья со съемными деталями. Прямо на глазах с ним происходили превращения. Сначала появился костюм для улицы из шерсти цвета красного вина: узкая юбка, воротник. Улыбаясь в предвкушении сюрприза, манекенщица сняла жакет и продемонстрировала элегантное послеобеденное платье с неширокой баской, по узкому удлиненному вырезу вышитый воротник. Чтобы продемонстрировать третий вариант платья, манекенщица расстегнула пуговицы на плечах, увеличив тем самым вырез, по которому широким воротом лег материал, и театральный наряд был готов. И в довершение всего, отстегнув баску на талии, она прикрепила ее к вырезу.
Эти три фасона до такой степени захватили Бригитту, что она даже прослушала, в каком ателье их шили. Наверняка там работают первоклассные мастера, в их распоряжении лучшие ткани, меряться с ними силами — дело нелегкое. Но тут выяснилось, что все три прекрасных образца изготовлены на народном швейном предприятии.
VII
Через две недели Бригитта Фалькенберг сидела за конвейером народного швейного предприятия просто швеей. Сидела тихая и удрученная, потому что ее сомнения в правильности отказа от своей независимости Усугублялись недоверием и любопытством окружающих, желавших понять, что это за тихоня. Начались издевочки по поводу потерпевшего фиаско салона, а там и намеки на происхождение и прошлое. Не раз ей казалось, что она не выдержит, и только напряженная работа помогла сохранить самообладание. Работа примитивная и однообразная, именующаяся пошивом мужских брюк. Очень интересно и совершенно непонятно, почему их кроили так старомодно. Вместо того чтобы давать плотное прилегание в бедрах у пояса, как давно делалось в лучших спортивных моделях, их поднимали чересчур высоко, над талией, а на спине два выступа углами поднимались еще выше, словно хотели встретиться с подтяжками уже на пол пути. Простое решение перейти на более современный и практичный крой дало бы возможность только за счет длины сэкономить десять — пятнадцать сантиметров ткани на каждой паре брюк, что дало бы дополнительную пару с каждых двадцати, а работа значительно Упростилась бы. Она ничего не сказала: ее могли посчитать выскочкой, к тому же она была переведена в бригаду по пошиву пальто.
Но вот однажды она пришивала к пальто рукава, углубившись в свои мысли — теперь она часто задумывалась, воображая себя дома, в мастерской, и вдруг испугалась не меньше своих коллег. Оказалось, что силуэт пальто так заметно изменился, став, конечно, намного элегантнее, что это не могло пройти незамеченным. Одна работница посоветовала скрыть брак и подсунуть испорченное пальто в общую кучу, другая совершенно резонно пола!ала, что положение от этого только усугубится: кто испортил пальто, так ил и иначе выяснится, лучше пойти к мастеру и попросить разрешение оплатить пальто, а третья даже дала совет:
— Только не говори, что сделала это нарочно: те наверху слышать этого не могут. Одно слово, и ты окажешься за воротами!
Незадолго до конца смены Бригитта Фалькенберг взяла пальто и направилась к мастеру. Та заговорила, не дожидаясь, пока к ней обратятся:
— Хотите купить его, верно? Пожалуйста, вы получите скидку, но надо будет сдать свою промтоварную карточку.
Она взяла пальто, подняла его и тотчас заметила изменение.
— Мне хотелось немного изменить фасон, но при этом я его испортила, — торопливо объяснила Бригитта, — я хочу заплатить за него.
— Что вы хотели изменить в крое?
— Рукава. И еще проймы. Мне казалось…
Мастер расправила пальто.
— Прикиньте-ка его на себя!
По тону мастера нельзя было определить ее отношение к происходящему. Она помогла швее надеть пальто. Пуговиц еще не было. Мастер дважды оглядела пальто, даже отступила на несколько шагов и попросила Бригитту немного пройтись. А потом подошла к ней сильно взволнованная.
— Хотите, я скажу вам правду? Вы обманули меня Да! Пальто испорчено не случайно, вы специально изменили фасон, потому что шили его для себя.
Бригитту бросило в краску.
— Нет, это не так. У меня очень однообразная работа, и я немного задумалась, мне показалось, что я у себя в ателье. Я не нарочно, я забылась Просто забылась Это все видели.
— У себя в ателье? — Мастеру нужно было собраться с мыслями. — Ах, верно, у вас было свое дело Но если вы, как утверждаете, не специально изменили фасон а машинально, то странно, что пальто не испорчено, а стало лучше!
Испуганная Бригитта растерянно уставилась на мастера. А та сказала, и в глазах у нее было улыбка.
— Ну, если вы улучшаете изделие, работая машинально, не имея такого намерения, то, вероятно, с определенным намерением результат будет еще лучше, не так ли?
Теперь улыбнулась и Бригитта.
— Смена кончается, — сказала мастер. — Если есть время и желание, расскажите мне о своем ателье. Я сварю кофе.
VIII
Так начался пока что последний период в жизни Бригитты Фалькенберг. За два года она стала старшей швеей, передовиком производства, модельером, руководителем отдела. Она уже не убеждала мать в том, что нашла свое место в жизни, которое ее полностью удовлетворяет, и работу, которая приносит ей радость. У нее было хорошо на душе при мысли, что обрела она эту Удовлетворенность, лишь придя к народу, сознавая, что это приятие нового общества было не только следствием ее сытой жизни. Не считаясь со здоровьем, она взваливала на себя все новые и новые заботы, пока ей вдруг не изменили силы. После серьезной борьбы, из которой она вышла победительницей, борьбы с косным стремлением многих сослуживцев и руководства к постоянному увеличению норм и скорейшего выполнения плана, она одной из первых и последовательнее других подняла голос в защиту качества и красоты изделий. Шить меньше, но качественнее и с большим вкусом, время лишений миновало, людям живется все лучше, жены и дочери трудящихся должны быть не просто одеты, им надо дать возможность наряжаться, они должны лучиться жизнерадостностью! Прошло немало времени, пока руководящие организации признали политическую важность подобных требований, и ее позиция была по достоинству оценена. Но силы изменили ей, она заболела.
И этот день, поначалу ужасный для нее, принес ей настоящую радость: она воочию убедилась в том, что все, кто ее знал, полны заботы о ней, — директор и руководство профсоюза, мастер, подручные и ученики, шоферы и упаковщики, что все единодушны в решении немедленно отправить ее на длительный отдых.
Она пролежала дома десять дней, ежедневно кто-то приходил с фабрики, чтобы справиться о ее здоровье. И вот в доме появилась та самая мастер из цеха женских пальто, которая с удовлетворением сказала:
— Поедешь послезавтра в Хайлигендамм на четыре недели? Ты знаешь это место? Раньше там был курорт для всяких фон-баронов…
Тут она вспомнила о прошлом своей подруги и с улыбкой замолчала. Мама расслышала только «Хайлигендамм» и не смогла удержаться от похвал самому старому и самому фешенебельному курорту Германии. При этом ей наверняка представлялись прогуливающиеся герцоги, графини и среди них — ее дочь, она не подумала о том, что ее дочь стала швеей, и уж наверняка о том, что она будет жить во дворце, который некогда принадлежал кронпринцессе, именно благодаря этому обстоятельству, а не потому, что она была дочерью генерала Фалькенберга и внучкой тайного советника фон Штуббе.
— Немного провожу тебя, — сказала Бригитта Фалькенберг подруге, — и пойду укладывать чемодан. Вернусь из отпуска, всех вас удивлю.
Мать охотно отпустила ее, целиком погрузившись в мысли о самом фешенебельном курорте Германии. Когда подруга в шутку, немного поддразнивая, сказала Бригитте: «Смотри, не подцепи там кого-нибудь!», мама тоже засмеялась, скорее всего потому, что свои представления о мужчинах, которые будут окружать ее дочь в Хайлигендамме, сложились у нее сорок лет тому назад, когда она познакомилась там с обер-лейтенантом Фалькенбергом.
От своих грез она не очнулась и тогда, когда мастер сказала, прощаясь:
— А мы, фрау Фелькенберг, недельки через две соберемся и навестим Бригитту!
— Моя мать принадлежит к тому поколению и классу, сказала Бригитта на лестнице, — которые по-прежнему жалеют об исчезнувших бездельниках, хотя жизнь изменилась им же на пользу. В ее возрасте человеку трудно измениться. Я, кажется, убереглась от подобных взглядов.
