Анна Йоргенсдоттер - Шоколадный папа
Лайла толкает ее и смеется, Андреа проливает вино. Она проливает вино на юбку Лины-Саги, и это совсем не важно, но в горле все равно ком, и Андреа встает, чтобы пройтись — иначе можно взорваться.
Взорваться? Андреа, это просто смешно — ты не взорвешься, и кроме того, разве плакать так страшно?
Если я заплачу, то чувства станут в сто раз сильнее, а я не хочу ничего чувствовать.
Она позвонила Касперу утром (как он обрадовался, услышав ее голос!), она попросила его приехать в Столицу. Каспер, приезжай и полюби меня обратно, я ничего не расскажу или расскажу все сразу, и ты должен остаться со мной навсегда, в печали и в радости, пока смерть не…
— Лучше ты приезжай, — ответил он.
— Не могу.
— Почему?
— Потому что я… вечером я должна встретиться с Линой-Сагой, мы договорились, но я ХОЧУ, я хочу к тебе, Каспер.
Завязать плач узлом, выстроить карточный домик из лжи — скоро все рухнет, Андреа знает.
— Мы уходим, Андреа, пойдешь с нами?
Да, пойдет. Допивает вино, но не чувствует прикосновений хмеля и искусственного дыма, скрывающего уродство, нет.
Ты мог умереть, Каспер. Ты могла его трахнуть, Андреа, признайся. Если бы там не было Лайлы. Если бы Лайла и ее парень не спали рядом. Признайся, Андреа, это могло произойти.
Метро. Вино не действует. Голос из динамиков: «Ко мне никто не смеет подойти», — Лайла смеется, и все смеются, кроме Андреа. Андреа не может ни смеяться, ни улыбаться, но идет вместе с ними, и кто-то говорит, что есть еще вино — берите. Андреа опускается на пол, и вот теперь — теперь она больше не может…
— Что с тобой все-таки? — Внезапные слова Лайлы, вопрос: что все-таки? Это «все-таки» можно наполнить любым содержанием, как дыру. Любыми оправданиями и бесполезными предположениями, но Андреа ничего, ничего не может сказать, во рту один плач. — Мы уходим, ты с нами? — Она мотает головой — это пока получается.
В общежитие к Лине-Саге. Впрочем, Лина-Сага там больше не живет, она только что переехала к своему новому парню. Андреа так завидует ее счастью, ее уверенной поступи. Андреа — жалкое отрепье, бредущее по склону, по аллее с высокими деревьями, и небо сегодня красивое. Она идет как человек, который знает, куда движется, но не очень хочет туда. Однако Андреа хочет. Позыв изнутри сильнее, чем прежде, и она пускается бежать, нажимает на кнопку с цифрой «десять» в лифте, вбегает в коридор, который так похож на больничный, и комната лишь немного больше палаты. Несессер, который ей когда-то подарил Каспер, с красными и оранжевыми сердечками, таблетки, все подряд, и вода, и в рот.
— Здравствуйте, меня зовут Андреа, кажется, я приняла слишком много таблеток. Сколько? Двенадцать или больше, может быть, четырнадцать или шестнадцать, я не знаю, мне приехать к вам?
Парень Лины-Саги отвозит Андреа в больницу «скорой помощи». Лина-Сага сидит рядом на заднем сиденье, держит руку у нее на лбу, говорит какие-то слова — приятные. Вспомнить цветущий шиповник и цветастые юбки, и рука об руку, и как нам было весело, Лина-Сага, но я не помню. Пухлощекая девочка Андреа улыбается, почти всегда улыбается в объектив. Игры с Карлом — их она помнит. Например, зеленые подушки, к которым нужно бежать наперегонки, и кто первый добежал до подушки… Карл щекотал Андреа и Лину-Сагу, чтобы обогнать их, но выигрывала все равно одна из сестер — чаще всего Андреа, потому что она была самая маленькая и обидчивая: чуть что — в слезы. А потом они вместе лежали на зеленой подушке и Карл читал про «резинового Тарзана».
Андреа дают рвотную слизь — так, кажется, она называется? Или рвотную смесь, или рвотный коктейль — какая разница? Главное — выпить, чтобы рвало всю ночь с перерывами на сон. Какая разница? Она должна понести наказание, и когда желудок наконец пуст, в голове остается одна мысль: «Как прекрасно, теперь я так мало вешу, теперь я могу начать сначала — есть как можно меньше и в конце концов исчезнуть».
— Зачем ты приняла так много таблеток?
Врач сидит рядом с ней на кровати и задает вопросы.
— Потому что я такая ужасная, — отвечает Андреа. — Потому что я такая ужасная, что недостойна жизни.
— То есть ты не хочешь жить?
— Хочу.
Но с Каспером. Когда рядом Каспер, она всегда хочет жить. Когда рядом его волосы, его руки, его тепло.
— Ты можешь и не рассказывать ему, — говорит Лина-Сага. — Ничего страшного не случилось. Но больше так не делай. Если ты и вправду любишь его так сильно… Нельзя так издеваться над собой.
Андреа на диване в квартире нового парня Лины-Саги: ослепительно белые трехкомнатные апартаменты в центре. Она смотрит на гравюры, висящие на стене. Красивые, но непонятного содержания. Во всяком случае, если смотреть издалека. Андреа чувствует невероятное спокойствие, почти мертвенное. Лина-Сага приносит чай, булки и кольца сладкого перца. Ее молодой человек заглядывает в комнату и приятно улыбается. Андреа улыбается в ответ — выходит ненатурально, наверное, похоже на гримасу. Она спрашивает Лину-Сагу, можно ли позвонить, и та приносит белый телефон, а затем выходит из комнаты. Андреа набирает самый знакомый номер.
— Каспер и Андреа.
— Привет, Каспер. Это я.
— Привет, любимая! Как дела?
— Не очень. Я приняла слишком много таблеток.
— Господи, почему? Что случилось? — Настоящее беспокойство в голосе.
— Не знаю, мне было так плохо, но сейчас мне лучше, я еду домой.
Вернуться домой, Каспер встречает на пороге: услышал ее шаги на лестнице. Крепкие объятия, радость в глазах, руки блуждают по ее телу, а ей хочется плакать.
— Милая, что случилось?
— Не знаю, я…
— Пойдем приляжем, — перебивает ее Каспер и берет за руку. — Я хочу обнять тебя. — Он едва ли не тащит ее за собой. — Такое чувство, словно тебя не было ужасно долго.
Андреа плачет и плачет. Каспер обнимает и обнимает.
— Хочешь поговорить?
Андреа — из постели на кухню, к буфету, к коробке. Дело не в «хочешь», Каспер, дело в «смеешь» и «можешь». Шесть таблеток, кухонный пол, лицо и руки: руками не укрыть всего, что нужно укрыть, что нужно скрыть, чтобы не осталось даже самой маленькой щелки, чтобы все было как раньше. Но «как раньше» уже не существует.
Каспер пытается отвести ее руки от лица, чтобы поцелуями высушить слезы.
— Андреа, что я могу сделать?
Она мотает головой, звонит в приемный покой, вызывает такси.
— Хочешь, я поеду с тобой?
— Нет, я сама. Каспер, я очень сильно тебя люблю.
Вот оно: беспокойство во взгляде. Да, так и должно быть.
Такси в обитель ангелов — Уллерокер. Ее вызывают, врач-мужчина. У Андреа в руках платок за платком: рассказать ПРАВДУ, что же делать.
— Что мне делать?
— А что ты хочешь сделать?
— Я хочу рассказать все как есть, но я не хочу терять его, боже мой, я не хочу…
— Но если ты расскажешь, ты рискуешь потерять его — это надо понимать.
— А если я солгу, если я буду лгать год за годом — как мне тогда жить, что со мной будет? С любовью, с нами? Я буду рыдать всякий раз, услышав «я люблю тебя», и все может выйти наружу, а в прошлый раз он сказал, что надо было рассказать сразу, а не ждать. Боже мой, я должна рассказать. Наши отношения должны быть искренними.
— А если отношения вообще прекратятся?
— Они не должны прекращаться.
Мужчина предлагает пригласить Каспера («Чтобы я был рядом, когда ты будешь рассказывать»). Андреа набирает номер — их общий номер, — набирает как можно медленнее, и вот голос Каспера, и она говорит: «Приезжай, я должна тебе что-то рассказать».
— Расскажи сейчас.
— Каспер, пожалуйста, приезжай. Это так важно…
— Я хочу, чтобы ты все рассказала СЕЙЧАС.
И Андреа рассказывает, что она поцеловала другого мужчину. Что она спала в студии, что Лайла была там и ее парень тоже, что было поздно, она была пьяна, что больше ничего не было.
— Каспер, пожалуйста, выслушай меня, больше ничего не было — я такая ужасная, Каспер, прости, прости, Каспер, я люблю тебя…
— Я требую развода.
Трубка на рычаг.
— …так сильно.
Наверное, это был сон. Самый страшный кошмар. Проснуться. Позвонить домой. Добрая медсестра сказала, что все будет хорошо, почти обещала. Утро вечера мудренее — и вот утро наступило, Андреа все поняла.
— Да, это Каспер.
— Привет… это я. Слушай, мне так страшно. Я так обидела тебя, я знаю, что тебе нужно время, чтобы простить меня, я понимаю, но прошу тебя, не отпускай меня, я люблю тебя…
— Андреа, выслушай меня. Я требую развода. Точка. И я больше не хочу говорить с тобой.
…так сильно.
Развод. Точка.
Андреа едет на автобусе домой, где есть голодный Марлон и нет Каспера. Только разрезанные фотографии, расчлененные тела любви. Андреа поскальзывается на обрезках, падает на пол.
