Рэй Клуун - Пока мы рядом
Доктор смеется:
— Вы хотите, чтобы кто-нибудь присутствовал при этом?
— Только Дэнни, — не колеблясь, отвечает Кармен.
Я чувствую гордость, как будто меня только что пригласили смотреть финал Лиги чемпионов из ложи для очень важных персон.
— Что ж, — заключает доктор, — в таком случае я позвоню вам завтра утром, чтобы услышать ваше окончательное решение, и тогда мы увидимся во второй половине дня.
Я с ужасом представляю себе завтрашний вечер, когда раздастся звонок в дверь. И на пороге будет стоять палач.
Внизу, в гостиной, я объявляю всем, что Кармен выбрала эвтаназию и это случится завтра. Все испытывают облегчение. Теперь есть определенность. Фрэнк, Мод и мать Кармен начинают готовить комнату, где будет выставлен гроб. Анна увозит Луну в город, чтобы купить ей заколки-подсолнухи для косичек. Я выхожу в сад с лэптопом, чтобы написать самую трогательную речь, проникнутую духом письма Кармен к Луне.
Ближе к вечеру я поднимаюсь в спальню:
— Я подготовил свою речь…
— Можно послушать? — просит Кармен; глаза ее сияют.
— Да.
Я начинаю читать. Она слушает, закрыв глаза.
Ты хотела нести людям добро, написала ты Луне. Ты хотела научить их радоваться каждому дню. Радоваться даже на твоих похоронах. Радоваться будущему. Любви, дружбе, красивой одежде, разным мелочам, приятным моментам. Вкус к жизни — вот что ты проповедовала. И сама была в этом непревзойденным мастером.
— А потом я зачитаю письмо, которое ты написала Луне.
Я смотрю на Кармен. Она смахивает слезы.
— Ты мой герой… — шепчет она.
Кармен решила проститься с нами завтра вечером. Я буду присутствовать. Освободишь для меня вечер вторника? Ты мне нужна. Целую.
14
Когда грызешь хрящ жизни,
Не ворчи, а лучше свистни,
Жизнь — это смех,
А смерть — это шутка…
Той ночью я не могу заснуть. Меня мучают сомнения, которыми я не осмеливаюсь ни с кем поделиться. Я не уверен в том, что смогу выдержать свой первый опыт встречи вживую со смертью. Я видел мертвых. Двоих в гробах, одного на улице, но, к счастью, он лежал под машиной, поэтому я толком его не рассмотрел. Так что, пожалуй, он и не в счет.
А в гробу я видел свою тетю (и не особенно испугался этого зрелища, поскольку она и при жизни выглядела устрашающе) и бабушку (которую тоже терпеть не мог). Впрочем, это не значит, что мне было уютно на этих похоронах. Нет, я не фанат смерти. А о том, чтобы видеть, как на твоих глазах умирает живой человек, даже думать страшно.
Мне неловко оттого, что я так терзаюсь. Кармен совсем не боится, а ведь именно ей предстоит сыграть главную роль в этом спектакле со смертельным исходом. Я буду только зрителем. Впервые в жизни мне предстоит увидеть, как умирает человек, и, в довершение ко всему, этим человеком будет моя жена. Я что хочу сказать: ведь, начиная футбольный сезон, ты разогреваешься на какой-нибудь дворовой команде — не так ли? Почему же меня нельзя ввести в игру постепенно, для начала предоставив возможность увидеть смерть кого-то, кто не так мне дорог? Скажем, прохожего на улице или болельщика с сердечным приступом на игре «Аякса»? Почему именно смерть Кармен я должен увидеть завтра?
И еще: звонить ли мне завтра в похоронное бюро, чтобы подтвердить заказ на обработку и обряжение тела — в идеале, если возможно, сразу же после планируемой кончины Кармен? Договориться часов на семь вечера? Плюс минус час — или это трудно прогнозировать? Заказывают ли такие вещи заранее? И не получится ли так, что я позвоню, а мне скажут: да, конечно, вам следовало позвонить раньше, потому что сейчас они обслуживают шесть покойников, — и наша очередь подойдет к концу недели, в лучшем случае.
А что потом? После того как Кармен не станет и ее обмоют в нашей постели, мне что, ложиться спать в ту же постель? Я имею право сказать, что нахожу это диковатым?
На веб-сайте, посвященном эвтаназии, не найти ответа ни на один из этих вопросов.
15
И я знаю, это причиняет боль,
И твое сердце разрывает огонь,
Но тебе остается лишь одно:
Выдержать все и идти вперед…
Меня будит Кармен. Половина седьмого утра. Она в слезах.
Я обнимаю ее и крепко прижимаю к себе.
— Это мой последний день…
— Может, передумаешь?
— Нет… но… все это так странно… Ты не мог бы сделать еще кое-что для меня?
— Что?
— Можешь отсылать лишних гостей, которые придут сегодня? Я сама не смогу это сделать… Мне хочется побыть сегодня с тобой и Луной…
Вчера Кармен сама определила, сколько времени она хочет провести с каждым, кому прийти вместе, а кому порознь. Как рок-звезда, организующая интервью.
— И ты позвонишь доктору? Скажи, что все остается в силе.
Привет. Сегодня тяжелое испытание. Все наши страдают, но одновременно испытывают облегчение. Думай обо мне и зажги свечку еще и за Кармен. Целую.
Первыми наверх поднимаются Томас и Анна. Они задерживаются у Кармен на час. Потом спускаются в гостиную. Анна держит себя в руках. Томас просит меня отойти с ним в сторону. Мы стоим в кухне. У него красные глаза. «Я уже так скучаю по ней».
Он обхватывает мою голову своими ручищами и целует в лоб. Впервые за все время нашего знакомства этот маарсенский медведь целует меня.
— Дэнни, я… ммм… я должен сказать, что в последнее время не всегда был… ммм… хорошим другом. Я не большой мастак говорить. И… может, я и был иногда несправедлив к тебе… Кармен рассказала мне про ту женщину, Тони, из «Муфлона». Как она рассталась с мужем. И про химиотерапию, на которую только вы приходили вместе. И как ты поддерживал Кармен все это время. И сколько счастья ты принес ей в эти последние недели. Я… я горжусь тобой, старик.
Он стискивает меня так сильно, что я начинаю бояться получить такую же травму, как у нашего доктора, но момент слишком красивый, чтобы жаловаться. Мы плачем. Оба. А потом хохочем.
— Ну все, хватит, задушишь, медведь, — говорю я с улыбкой.
— Тебя задушишь, бабника.
— Онанист.
— Рвотный порошок.
Обнявшись, мы шагаем в сад. Мод смотрит на нас так, будто видит перед собой Луи ван Гаала, распевающего дуэтом с Йоханом Кройффом.
Фрэнк спускается вниз со счастливой улыбкой на лице:
— Это было здорово. Мы от души посмеялись.
Мод возвращается со слезами на глазах:
— Это удивительно. Она выглядит такой умиротворенной.
Многие не спускаются вниз по собственной воле, мне приходится самому выпроваживать их из спальни, вежливо намекая на то, что сеанс окончен. Кармен лежит, как королева, выслушивая приятные речи своих подданных. Вскоре выясняется, что мы уже на полтора часа выбиваемся из графика. Мне не хватает твердости выгнать всех, желающих проститься с Кармен. Но в то же время не хочется лишать себя возможности побыть с ней подольше.
— Может, позвонить доктору и сказать, что мы задерживаемся? — спрашиваю я.
— Да, будь добр. В самом деле, нам ведь некуда торопиться?
Я звоню доктору и прошу его прийти в половине восьмого, а не в половине шестого, как договаривались.
— Она еще развлекается, — добавляю я.
Мать Кармен — последняя, кто заходит к ней передо мной и Луной. Она возвращается через четверть часа. Я уже готов подхватить ее на руки, но она бодра. И вид у нее счастливый.
— Мы сказали все, что хотели сказать друг другу, — говорит она. — На прощание она лишь произнесла: «До встречи в пятницу, на моих похоронах».
16
Никогда не забывай о том, кто ты,
Маленькая звезда,
Никогда не забывай, откуда ты явилась,
Из любви…
Луна провела сегодняшнее утро в яслях. Я не хотел, чтобы она весь день видела перед собой плачущие лица. По дороге в ясли я объяснил ей, что доктора больше не могут вылечить маму. Луна отреагировала на это горестным «Ох». Я сказал ей, что сегодня днем она в последний раз увидит маму. А после этого мама умрет.
— Как маленькая птичка? — спрашивает она.
— Да, — говорю я сквозь слезы, — совсем как маленькая птичка.
— И как Элвис и Бивис?
— Да, — рассмеялся я. — Как Элвис и Бивис.
