Дуглас Кеннеди - Испытание правдой
— Ты по-прежнему единственная, кто об этом знает, — ответила я.
— Пусть так и остается, — сказала она.
— Можешь не беспокоиться.
— Но ты ведь до сих пор чувствуешь себя виноватой, не так ли?
— Жаль, что я не могу просто переболеть этим, как гриппом.
— Грипп не длится полгода. Тебе пора прекратить самобичевание. Все это уже в прошлом. Да и в любом случае… — Тут она заговорщически понизила голос. — Предположим, даже если его схватила бы канадская полиция, с чего бы он вдруг вздумал болтать о тебе? Ему бы от этого легче не стало. Да он уже, наверное, и забыл о тебе. Ты для него была лишь маленьким приключением — дурочкой, которой он воспользовался, чтобы выбраться из страны. Поверь мне, сейчас он охмуряет следующую жертву.
— Пожалуй, ты права.
— Ты по-прежнему дуешься на отца?
Я кивнула.
— Ты должна простить его.
— Нет, не могу.
Моей решимости не прощать отца хватило еще на два с лишним года. Все это время он звонил мне, но я жестко пресекала его попытки примирения. В те редкие дни, когда мы собирались вместе как семья, я вела себя с ним корректно, хотя и холодно. От Дэна не ускользнула напряженность в наших отношениях, но он ничего не сказал, разве что спросил: «Ребята, у вас все в порядке?» Его вполне удовлетворило мое туманное объяснение, будто у нас с отцом период взаимного недовольства.
Конечно, мама не оставляла попыток выяснить, что же все-таки происходит, но я отказывалась объяснять. Я знаю, что она прессовала и отца, потому что в конце концов он не выдержал и во всем ей признался. Одному Богу известно, какой скандал разразился после этого. Помню только, что мама позвонила мне в библиотеку и сказала:
— Мне наконец-то доложили, из-за чего весь сыр-бор, и я думаю, твоему отцу еще долго придется зализывать раны, потому что я как следует надрала ему задницу. — Мама не стеснялась в выражениях. — Я бы на твоем месте кипела от ярости. По крайней мере, он мог бы предупредить тебя о том, что парень в бегах…
— Мама… — перебила я, — не понимаю, о чем ты говоришь.
— Если ты из-за федералов, так не бойся. Я звоню тебе не домой, а на работу — специально, чтобы никто нас не подслушивал. Но вот что я хочу тебе сказать: твой отец совершил ошибку…
— Он совершил чудовищную ошибку, — сказала я.
— Хорошо, чудовищную ошибку, и он поставил тебя в опасную ситуацию. Но давай рассуждать логически: ты ведь сама решила везти парня в Канаду, что одновременно и благородно, и глупо… Ты вполне могла отправить его автостопом.
Нет, не могла, потому что он шантажировал меня, чтобы я помогла ему бежать. Но если бы я сказала ей об этом, мне пришлось бы объяснять, почему он загнал меня в угол, а значит, я должна была доверить ей секрет, который, кроме Марджи, никто не должен был знать. В любом случае, довериться матери я не могла, потому что знала: когда-нибудь она обязательно использует эту информацию против меня. Поэтому пришлось сказать:
— Ты права, я могла бы уговорить его ехать автостопом. Но как быть с тем, что он жил в моем доме и я была рядом, когда он узнал о том, что за ним охотится ФБР? Что мне оставалось делать?
— Многие предпочли бы самый легкий выход из положения и отказали этому парню в помощи. Ты не отказала, и я искренне восхищаюсь тобой.
— Впервые в жизни я услышала от своей матери слова восхищения.
— Дэн не в курсе, я надеюсь? — спросила мама.
— Господи, нет, конечно.
— Хорошо, держи это в тайне. Чем меньше народу знает, тем лучше. Но тебе все-таки придется простить отца…
— Тебе легко говорить.
— Да нет. Знаешь, за годы нашего безумного брака он много чего натворил, но я, как мне ни было трудно, прощала. Потому что и он мне многое прощал. Иногда он ведет себя по-идиотски, иногда я… но мы оба варимся в этом идиотизме. И вот теперь то же самое с тобой. Твой отец пытался извиниться, он чувствует свою вину, но ты отказываешься его прощать. И это его гложет.
Я продержалась еще год. К тому времени мы поселились в Мэдисоне — Дэна зачислили ортопедом-резидентом в университетский госпиталь, а я, уже глубоко беременная Лиззи, работала заменяющим учителем в местной частной школе. Однажды днем в нашем съемном доме (трущоба в готическом стиле, в духе «Семейки Адамсов») зазвонил телефон. Это был отец.
— Я просто хотел сказать «привет»…
Нет, у этой сцены не было душещипательного хеппи-энда. Я вовсе не разрыдалась в трубку и не сказала, как сильно я по нему скучала (что было правдой), и даже не произнесла заветных слов «Я прощаю тебя». Да и он тоже не поперхнулся от слез и не выдохнул что-то сентиментальное вроде: «Ты лучшая в мире дочь». Так уж мы были воспитаны, в строгом стиле янки. После его первой фразы повисла долгая пауза, и мне вдруг открылось, что я снова хочу говорить со своим отцом, — пусть он совершил ошибку, но он уже был достаточно наказан.
Поэтому я просто сказала:
— Рада тебя слышать, пап.
И мы стали болтать на обхцие темы: о шансах Джимми Картера победить Форда в ноябре, о недавнем прощении Никсона, о моем предстоящем материнстве и работе в школе. Разговор шел легко, мы много шутили и смеялись, старательно обходя молчанием сюжет, который надолго рассорил нас. Да и что еще мы могли сказать друг другу? Постепенно, со временем, нам удалось вернуться к прежним отношениям. Оглядываясь сейчас назад — и на опыте собственного материнства, — я могу только лишний раз подтвердить, что, как и все незаурядные личности, мой отец соткан из сложностей и противоречий. Он из тех, кому никогда не удавалось сбалансировать свою общественную и частную жизнь. Он по-своему пытался быть хорошим отцом, даже в таком запутанном браке с моей матерью.
И все-таки мы больше не упоминали Тоби Джадсона, даже когда его имя снова замелькало во всех газетах. После пяти лет скитаний в Канаде он сумел договориться с федеральными прокурорами. В обмен на свидетельские показания против двух «метеорологов», заложивших бомбу в Чикаго (ФБР в конце концов разыскало их в Нью-Мексико), Джадсону разрешили вернуться в Штаты, где он получил условный приговор за укрывательство преступников. Судебный процесс, состоявшийся в 1981 году, называли «прощальным поцелуем» на проводах эры радикальных шестидесятых. Ни в одном из комментариев, которые я прочла — даже в немногих уцелевших подпольных изданиях, — не было критики в адрес Джадсона, сдавшего своих бывших товарищей. Убийство есть убийство — и его исполнители получили пожизненный срок, благодаря свидетельским показаниям этого человека. Уже много позже на вопрос о том, как он относится к своей революционной молодости, Джадсон ответил: «Я бы рад списать все на юношеский максимализм, но сейчас я понимаю, что мои политические взгляды были попросту ошибочными. Укрывая тех убийц, я отказал в справедливости семьям невинных охранников, погибших при взрыве. Я надеюсь, что своей нынешней деятельностью принесу хотя бы какое-то облегчение близким этих храбрецов, хотя и знаю, что их гибель останется на моей совести до конца жизни».
Надо же, теперь у него есть совесть, подумала я тогда. А потом решила никогда больше об этом не думать. Жизнь продолжалась, и после своего короткого появления на публике во время судебного процесса Джадсон растворился в неизвестности.
Впереди показалось озеро Себаго. Хотя вода еще не замерзла, берега и окрестности были припорошены выпавшим за ночь снегом. Зрелище завораживало. На какое-то мгновение я вернулась на тридцать лет назад и увидела себя в каноэ на озере — Джадсон на веслах, мы с Джеффом на корме, прибрежные холмы окрашены в осенние тона, и я в плену очарования Мистера Революционера. О господи, до чего же я была наивна, и какой страшной оказалась расплата. Чувство вины с годами притупилось, но иногда все-таки накатывало, заставая меня врасплох. Надо сказать, я ни разу не нарушила клятву, которую дала себе на обратном пути из Канады: я хранила верность своему браку, даже если он временами раздражал меня. И я больше никогда не изменяла Дэну.
Что же я получила взамен?
Стабильность? Пожалуй, да. Крепкую семью, которая избежала потрясений развода, чего не удалось многим моим подругам? Что ж, это тоже плюс, потому что, насколько я знаю, никто не стал счастливым даже после крушения неудачного брака. Уютный и безопасный дом, в котором росли и развивались мои дети? Несомненно… Но посмотрите на них сейчас, уверенность в том, что Дэн будет дома, когда я вернусь с работы? Но я всегда прихожу раньше, чем он. Жизнь без душевных потрясений? Но разве это благо?
Дорога сделала поворот, и озеро Себаго скрылось из виду. Зазвонил мой сотовый. Я ответила.
— Привет, — услышала я голос Дэна. — Как дела?
— Да неважно.
— Я прочел твою записку. Что-то случилось?
— Я должна сделать признание. Я кое-что скрывала от тебя по просьбе Лиззи.
