Ричард Мораис - Путь длиной в сто шагов
– Да, думаю, вы правы, – рассмеялся я.
– Вы свободны? Может быть, вам будет удобнее прийти ко мне. Улица Валетт, номер семь. Возможно, у меня есть то, что вы ищете.
* * *Граф де Нанси Сельер владел особняком – maison particulière – со всеми необходимыми атрибутами, даже башенками, на вершине холма Сен-Женевьев, всего в одном квартале от Пантеона, базилики и элегантной площади, где в ледяном склепе были похоронены великие мужи Франции от Вольтера до Мальро. Мы с Мехтаб были подавлены величием особняка графа и робко стояли на улице, а потом, нервничая, позвонили в колокольчик, ожидая, что нам откроет суровый дворецкий и прикажет зайти с черного хода. Однако, к нашему огромному удивлению, нам открыл сам граф с взъерошенными волосами, в вельветовом пиджаке и кожаных домашних туфлях.
– Идемте, это через два дома отсюда, – сказал он, наспех пожав нам руки.
Не дожидаясь ответа, граф де Нанси направился по улице Валетт прямо в домашних туфлях. В его покрытой старческими пятнами руке гремели ключи, соединенные колечком.
Навсегда запомню тот миг, когда я впервые увидел увитый плющом дом номер одиннадцать по улице Валетт. Солнце садилось за крыши, и, когда я бросил взгляд вниз по склону холма, легкая дымка выхлопных газов создала вокруг здания, возведенного из известняка, розовый ореол, напомнивший мне о свете Люмьера.
Дом номер одиннадцать был вполовину меньше внушительного особняка графа и выглядел эдаким веселым толстяком. Первый этаж здания с деревянными ставнями зарос плющом, и это сразу оставляло впечатление уюта и покоя. Дом скорее выглядел сельским, без холодной строгой элегантности, столь широко распространенной в Париже.
Холл при входе был довольно темным, с отделанными деревянными панелями стенами, но, пройдя следующие двери, мы обнаружили целую анфиладу просторных комнат и вестибюлей. Каждое из этих помещений по отдельности было небольшим, но они плавно перетекали одно в другое. В просторной гостиной, под хрустальной люстрой, я простоял несколько минут, размышляя о скрытых в этом помещении возможностях, и представить там изысканный обеденный зал было совсем нетрудно. Тяжелые бархатные портьеры прикрывали высокие окна, выходившие на улицу, и мы раздвинули их. Даже в слабых лучах заката мы видели, насколько прекрасно набран паркет.
В глубине располагались еще одна очень большая комната и ванная, которые просто идеально подходили для переделки их в кухню. Оттуда имелся выход в маленький дворик, куда могли въезжать машины. Светлый второй этаж мы могли бы приспособить под кабинеты, потому что первый и второй этажи соединяла винтовая лестница, установленная в 1970-х годах. В три верхних этажа здания вел отдельный вход, но граф сказал, что те помещения он не сдает; там он хранил старую мебель и картины, унаследованные от предков. Таким образом, ресторан в двух нижних этажах своим шумом никому больше в этом доме не помешал бы. Мы с Мехтаб бродили с одного этажа на другой по винтовой лестнице, не веря своим глазам и стараясь не слишком уж отпускать мечты.
Сердце мое трепетало. В первый раз за долгое время я почувствовал себя дома.
– Что думаешь?
– Фантастика, – прошептала Мехтаб. – Но хватит ли у нас денег?
Как раз в этот момент мы услышали, как граф внизу нетерпеливо гремит ключами.
– Давайте поторапливайтесь, вы оба! – крикнул он. – Я не могу стоять тут весь день и ждать, пока вы решитесь. У меня дела. Сейчас вы должны уйти.
Оказавшись опять на улице Валетт, я свежим, уже заинтересованным взглядом осмотрел окрестности, пока граф де Нанси запирал дверь. Ниже по склону – площадь Мобер, фермерский рынок и станция метро. Выше – величественный Пантеон. От моей квартиры у Мусульманского института – самое большее десять минут ходу.
А прямо напротив, рядом с сорбоннским коллежем Сен-Барб, стоял элегантный «Монте-Карло», отделанный латунными пластинами многоквартирный дом, где, как было известно, любовница покойного французского президента, пламенного социалиста, владела в четвертом этаже роскошными апартаментами, декорированными в стиле дореволюционной Франции. Перед резными дверьми «Монте-Карло» на страже стояли одетый в униформу швейцар и две пальмы в кадках.
Безусловно, окружение было прекрасное.
– Ну, молодой человек? Подходит вам это помещение?
– Bien sû-sûr. Ко-конечно, – запинаясь сказал я. – Место чудесное. Но я не знаю, могу ли я себе его позволить.
– Пф-ф! – фыркнул граф, взмахнув рукой. – Это частности. Мы что-нибудь придумаем. Дело в том, что мне нужен хороший арендатор, надежный, а высококлассный ресторан – ну, скажем так – отвечает моим личным вкусам и интересам. А вам, как я полагаю, нужен хороший адрес, чтобы обратить на себя внимание. Так что наши интересы совпадают. А это в делах ужасно важно. Вы согласны?
– Да.
– Ну вот и договорились.
Он подал мне свою пораженную артритом руку.
– Благодарю вас, господин граф! Благодарю! Вы не пожалеете о своем решении, обещаю.
Я потряс его руку, довольно энергично, и в первый раз за все это время аристократ улыбнулся, показав желтоватые зубы.
– В этом я уверен, – сказал он. – Вы талантливый молодой шеф, вот почему я вас поддерживаю. Не забудьте этого в будущем. А сейчас не беспокойтесь. Я велю своему адвокату поскорее связаться с вами, чтобы обсудить все детали.
Граф де Нанси Сельер стал не только моим арендодателем, но и лучшим моим клиентом. «Бешеная собака» стала «его» рестораном, как он часто говорил. Но даже и это полностью не дает представления о его роли в моем будущем: граф был, по сути, кем-то вроде доброго духа, охранявшего меня и всегда заботившегося о моих интересах.
Арендная плата, на которой мы сошлись, в первые два года составляла всего пятьдесят процентов от среднерыночной, но даже в последующие годы граф повышал ее лишь ненамного и обычно в связи с увеличением стоимости страховки или для покрытия инфляции. В общем, в последующие годы граф сотни раз помогал мне всевозможными способами, в том числе тем, что с самого начала открыл мне в его собственном банке на отличных условиях кредит в четыреста тысяч евро, которых мне не хватало для воплощения своего двухмиллионного проекта.
Но более того – он мне просто нравился. Граф де Нанси был угрюмым брюзгой, это правда, но он также был очень добр к тем, кто давал ему возможность проявить великодушие, и обладал прекрасным чувством юмора. Когда, например, один из моих младших официантов опрометчиво спросил графа, осталось ли у того в желудке место для десерта, он посмотрел на парня как на идиота и сказал:
