Дина Рубина - Синдикат
Яшка же — неистребимая жажда странствий — в любую минуту готов был сорваться с места, собрав котомку и закинув ее за спину… Часто по ночам у него в квартире раздавался телефонный звонок, и сдавленный голос Павлика шептал:
— Яков Михалыч… в Перловке… три семьи… абсолютно крепкие… Я был у них вчера. Они сознались… Когда вас ждать?
— Часа через три, — говорил легкий на подъем Яша, взглянув на будильник — тот показывал пять двадцать утра.
Яшу не смущал грибниковый азарт Павлика. Он и сам, говоря об этих экспедициях по окрестным городкам вроде Серпухова, Коломны, Клина, Ступино, называл их — «ездить по грибы». Время от времени предлагал мне весело — поехали искать евреев?
Затхлые подмосковные городки — вот где была мертвая зона. Во всех смыслах — в еврейском тоже.
Он брал меня с собой, используя в качестве наживки для публики. Выглядели эти мероприятия так: вначале минут сорок я извивалась перед группой согнанных на встречу людей, как вот червяк перед тупым рылом сонной рыбины, — забавляла их, читая короткие свои рассказы и травя поучительные байки, которыми полны карманы моих джинсов, пиджаков, плащей и курток. После чего плавно передавала слово Яше для непосредственной обработки честного народа.
В тот раз, в Коломне, встреча была не из удачных: собралось всего человек девять. Мы вяло демонстрировали перед ними все прелести Синдикатовских программ для подростков. Они смотрели на нас с тусклой покорностью.
Это были не просто старики.
Это были не просто провинциальные старики.
Это были не просто еврейские старики.
Это были еврейские провинциальные старики…
…После унылых посиделок мы с Яшей решили пройтись по территории старинного Коломенского Кремля, своими клонящимися башенками похожего на Дворец из иллюстраций к «Сказке о золотом петушке».
Во дворе, неподалеку от ворот обнаружили могилу восемнадцатого века:
«Вечная память тебе,Досточтимая игуменья Олимпиада.Покойся в мире прах твой близ благолепного храма…»Вздохнув всей грудью, Яша сказал:
— Господи, что за воздух, какой простор! И никакого Синдиката, никакого начальства, никакой бабы Нюты, безумного Изи, пьяного Петюни или слащавого Панчера… Надо вот так чаще выбираться из Москвы, к чертовой матери…
— Ну, при таких грибах не слишком выберешься. Что это за мероприятие при девяти чахлых евреях?
— А знаешь что? — воскликнул находчивый Яша. — Пора нам создать спецроту.
— С передвижной полковой кухней?
— Зря смеешься. Сколотить мобильную группу аронычей, которых можно таскать по провинции.
— Зачем? — спросила я.
— Чтобы иметь возможность их сопровождать, — серьезно объяснил он.
Он шутил, конечно. Но именно в ту минуту у меня в памяти всплыла Фира Будкина. Она была одной из сотни просительниц — энергичная пожилая комсомолка, — организовывала для пенсионеров культпоходы, тематические вечера, дискуссии… И это — от всей души, на голом задоре… В одну из первых наших встреч подсунула альбомчик с фотографиями своих тусовок. Словом, это был очередной «Теплый дом». Теплый сумасшедший дом.
И вот в Коломне, на территории прекрасного древнего Кремля, вблизи могилы игуменьи Олимпиады, я сообразила вдруг, что провидение предлагает мне укомплектованную роту, хоть сей момент под ружье. И я не буду метаться, обзванивать публику, выслушивая затейливые проклятья Кручинера, стараясь в последнюю минуту заполнить зал для выступления какого-нибудь приезжего израильского клоуна или пророка.
Вернувшись из Коломны, я велела Маше вызвонить Фиру. Та примчалась через полчаса, с испариной на лбу и пятью развевающимися кудрями. Маша принесла ей чай и печенье.
— Послушайте, Фира, — сказала я решительно, подождав, пока она откусит от печеньки и проглотит кусок. (В беседах с российскими пенсионерами всегда надо было учитывать невысокую квалификацию местных дантистов). — Я назначаю вас прапорщиком, или кто там командует ротой?.. Вы получите жалованье — небольшую, но стабильную сумму в условных единицах. Вы получите кое-какие деньги на увеселения ваших ребят. Но за это в любой час дня и ночи может запеть полковая труба, и тогда ваши новобранцы обязаны будут встать под знамена. То есть отработать присутствием.
— Где? — подобострастно выпрямилась Фира, делая грудь колесом. Знамена взметнулись над ее головой, навеки посвященной хне, и я поняла, что попала в яблочко.
— Куда пошлют! — отчеканила я.
В трудных случаях, в дачные мертвые месяцы душного лета мы бросали на прорыв спаянную роту Фиры Будкиной.
И они отрабатывали сполна: задавали глубокомысленные вопросы, критиковали правительство Израиля, давали советы по арабской проблеме, оглушительно хлопали в конце вечера…
Словом, это было удачнейшее приобретение. Когда бы ни рухнула мне на голову комиссия из Иерусалима, или заезжий посланец с лекцией, или еще какая-нибудь напасть, в течение дня по звонку собиралась группа молодцов. Человек тридцать, тридцать пять… Семеро из них были еще крепкими, деятельными, симпатичными людьми. Человек восемь-десять — в почтенном возрасте, но вполне вменяемыми. Ну, и остальные — кроткие старички, еще на ногах и в своем уме…
Досаждал публике только Самуил-рифмач. Он неожиданно выкрикивал непристойности в рифму к словам лектора. Тогда Фира со своего места молча показывала ему кулак, и он унимался.
Так что при помощи этих потемкинцев я из любого приезжего шелкопера срабатывала нормальную тусовку. Все оставались довольны.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И все-таки нам явно не хватало собственного здания, где мы бы развернулись. Особенно я, по части фенечек и тусовок.
Когда эти типы из УЕБа пригласили нас на церемонию открытия их нового культурного центра на Остоженке и весь вечер, злорадно ухмыляясь, водили по этажам великолепного особняка, отремонтированного по последнему слову строительного прогресса — с такими дубовыми лестницами, такими кожаными креслами, такими вазонами с фикусами-пальмами, а главное, с таким качественным банкетом… — нашему с Яшей смирению пришел конец.
Это был один из тех обычных вечеров, порядок которых сложился за последний десяток лет: небольшая торжественная часть с непременным, зачитанным вслух приветствием отсутствующего Гройса, с кратким сухим выступлением главы УЕБа господина Оболенски, представленного Митей — «радушным хозяином этого гостеприимного дома». Радушный хозяин мрачно прожевал несколько фраз, буравя присутствующих взглядом мудрой кобры.
