Дина Рубина - Синдикат
Стоп!!! Я вздернула «мышкой» текст повыше, шаря ошалелым взглядом по строчкам. И теряла, и не могла поймать знакомую, но с ятем, фамилию, рука дергалась, как всегда, когда я психовала. Скорее всего, почудилось, говорила я себе… Нет, не почудилось, вот:
«…между женихомъ господином Ноахомъ Клъщатикомъ, сыномъ господина Реувена Клъщатика и невъстою госпожою Лъей Снятковской, дочерью господина Биньямина Снятковского, и все твердо и въковъчно…»
Минут двадцать я сидела, снова и снова перечитывая этот весьма любопытный документ. Теперь-то я понимала, что внимательно и пристрастно должна всегда прочитывать все, что возжелает присылать этот проклятый, свалившийся мне на голову иллюзионист… На черта, на черта, о, Господи, — думала я обреченно, — нужна мне ктуба какого-то предка Ноя Рувимыча?! Что мне с нею делать?! Подарить Клещатику, страшно его удивив? Или выжидать удобного повода? Но для чего? Интересуют ли предки этого многоопытного господина, — предки, более близкие, более реальные, чем потерянные колена?
Я опять перечитала певучий завораживающий напев, высокий строй старинного лада…
«…принялъ все это на себя жених сей въ… звуковъ чистаго серебра… чтоб было уплочено со всъхъ наилучшихъ и прелестнъйшихъ имънiй и прiобрътенiй, которыя есть у меня подъ небомъ… даже съ мантiи, что на плечахъ моихъ, как при жизни моей, такъ и по смерти моей отъ нынъшняго дня вовъки…»
Выходит, и тогда уже у какого-то Клещатика были «прелестнейшие имения» под небом… ну, и мантия, само собой… то бишь, по тем временам, — недурственная шуба… Ну что ж… во всем этом есть историческая логика. Да при чем тут история! Есть божественная логика фамильных судеб…
Продолжая размышлять над этим, я машинально выпустила на принтере текст приблудной старинной ктубы, аккуратно сложила лист вчетверо и заложила в ежедневник. Авось, пригодится… в тяжелую минуту.
А сегодня, между прочим, торжественно вернула Клещатику его пьесу «Высокая нота моей любви»… Пьеса, надо заметить, не кошмарная, диалоги распределены, действие вполне выстроено… но пошловатая: герой мечется между старой женой и молодой любовницей, надрыв, надрыв, сантименты по каждому поводу, например, по поводу прошлого, когда герой, молодой инженер, работал в какой-то советской конторе, получал сто сорок рублей, и был молод и свободен… А нынче, разбогатев… ну и так далее… В финале — инфаркт. Так что чеховская дилемма финала обогатилась в наши дни третьим выходом из ситуации. Ну-с, — инфаркт, операция на открытом сердце (открытая метафора), герой ест кашку с ложечки у старой жены… Я наговорила автору кучу приятных вещей, правой рукой поглаживая ежедневник с лежащей внутри ктубой его пра-прадеда… Нет, думала я, не сейчас, а пусть-ка эта мантия побудет еще «на плечах моих»… И продолжала хвалить молодого драматурга. От меня не убудет, а заговаривать драконов я мастерица… Глядишь, Норувим обойдет своим пламенем бедный маленький департамент Фенечек-Тусовок…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
глава пятнадцатая. «Оторвись по полной!»
Все крупные организации, такие, например, как УЕБ — Управление Еврейской благотворительностью, — давно купили или, на худой конец, снимали для своих игрищ особняки в центре Москвы, справедливо полагая, что залучить народ на свои тусовки можно только в приличное место.
Наш военизированный детский садик с пропускной системой тюрьмы усиленного режима, разумеется, не мог привлечь нормального человека. А ведь именно в поисках нормального человека мы с Яшей Соколом рыскали дни и ночи.
Для проведения всех своих феничек и тусовок я снимала залы и клубы, каждый раз в другом месте. Для зазыва публики мои архаровцы садились на телефоны и начиналась ежедневная затяжная ловля на живца рыбы из Базы данных. Если учесть, что Рома никогда не успевала никого обзвонить (опаздывала, болела, ремонтировала, массажировала), а Эльза Трофимовна от звонка к звонку забывала — кого, куда и от имени какой организации приглашает, — оставались все те же Костян, Маша и Женя, и без того загруженные разнообразной работой. Тогда и я садилась на телефон и попадала к самым неожиданным людям. Несколько раз нарывалась на Кручинера, который, ужасно обрадовавшись звонку, орал в трубку:
— Руки-ноги тебе обломать, сволочь!!! Чтоб ты подавилась своими концертами, я те покажу такой концерт, ты долго будешь у меня под музыку приседать!!! — и не уставал трезвонить до вечера, пока все мы смиренно не выслушивали до конца его радостно-сумбурный спич.
Словом, я изнемогала. Бездна времени тратилась впустую…
Странно, что продолжалось это довольно долго. Впрочем, все это только подтверждает отсутствие в моем характере малейшей способности возглавлять и сплачивать коллектив.
Идея создания передвижных живых декораций, — да простится мне столь циничное обозначение, — озарила меня во время совместной командировки с Яшей Соколом в город Коломну.
Время от времени мы с Яшей объединяли усилия и цели двух наших департаментов, устраивая короткий и мощный десант в какой-нибудь городок ближнего или дальнего Подмосковья. Но тут надо сделать короткое отступление.
Были в Москве люди… нет не так: существовала в Москве организация, о которой Яша не нарисовал ни одного комикса.
Христианская организация «Твердыня Веры» много лет сотрудничала с Синдикатом. Основным постулатом их религиозного направления была установка на то, что Спаситель придет тогда, когда все евреи соберутся на Святой Земле. Вот они и разыскивали евреев в самых немыслимых местах — в таких таежных поселках, на таких глухих полустанках, на таких заоблачных перевалах, что дух захватывало. Они находили евреев и сдавали их нам для дальнейшей обработки. При этом подчеркивали, что не миссионерствуют. Так и приносили в зубах адресочки и явки, крепясь изо всех сил, чтобы по пути не окрестить заблудших овец.
Правда, были и такие, у кого сдавали нервы, и они крестили своих подопечных. Что не мешало последним в свой срок взойти.
Утвердившись в должности, Яша немедленно навел мосты и завязал с «Твердыней» самые тесные дружеские отношения. Особенно подружился с Павликом, самым активным деятелем московского отделения «Твердыни Веры». Павлик был заботливым суетливым трудягой, истовым членом организации, самолично рыскающим по городкам и поселкам в поисках божьих овец.
Яшка же — неистребимая жажда странствий — в любую минуту готов был сорваться с места, собрав котомку и закинув ее за спину… Часто по ночам у него в квартире раздавался телефонный звонок, и сдавленный голос Павлика шептал:
