Диана Сеттерфилд - Тринадцатая сказка
— Хорошо, очень хорошо.
— Но с Аделиной все далеко не так просто.
Они остановились перед самшитовым обелиском с глубокой, еще не полностью заросшей раной на одном боку. Гувернантка поглядела на коричневый ствол в глубине пореза и дотронулась до одного из молодых, ярко-зеленых побегов, протянувшихся к солнцу от старых ветвей.
— Аделина ставит меня в тупик, доктор Модели, — со вздохом сказала она. — Я бы хотела посоветоваться с вами как с врачом.
Доктор отвесил легкий полупоклон:
— Всегда к вашим услугам. Что именно вас беспокоит?
— Я впервые имею дело с таким трудным ребенком. — Она сделала паузу. — Извините, что я вас задерживаю, но у меня не получится в двух словах описать все те странности, что я в ней заметила.
— Тогда расскажите все по порядку. Я никуда не спешу.
Доктор жестом предложил ей сесть на низкую скамью, позади которой живая изгородь образовывала причудливую арку вроде тех, что можно увидеть в изголовье искусно сработанной старинной кровати. Усевшись, они увидели прямо перед собой одну из самых крупных геометрических фигур сада.
— Эта штука называется тетраэдр, — заявил доктор. Эстер никак не отреагировала на его комментарий и приступила к объяснению:
— Аделина — замкнутый и агрессивный ребенок. Ее раздражает мое присутствие в доме, и она всячески противится моим попыткам навести здесь порядок. Она не соблюдает режим питания: отказывается принимать пищу до тех пор, пока не доведет себя до голодного изнурения, и лишь тогда соглашается поесть, да и то самую малость. Купать ее приходится, применяя силу, причем мы вдвоем едва удерживаем в ванне эту худышку. Все мои попытки сблизиться она отвергает с ходу. Мне кажется, она попросту лишена многих нормальных человеческих чувств, и, между нами говоря, доктор Модели, я сомневаюсь, что из нее когда-нибудь выйдет полноценный член общества.
— Как у нее с интеллектом?
— Она очень хитра и изобретательна. Но в ней невозможно пробудить интерес к чему-либо, что выходит за рамки ее желаний и склонностей.
— А как с учебой?
Вы, конечно же, понимаете, что понятие «учеба» применительно к этим девочкам не имеет ничего общего с образованием обычных детей. У нас нет уроков арифметики, латыни или географии. Тем не менее я внесла в распорядок дня занятия — по два часа утром и после обеда — и стараюсь донести до них информацию путем рассказывания историй.
— Она понимает смысл и цель этих уроков?
— Честное слово, я не знаю, как ответить на ваш вопрос, доктор Модели. Она ведь совершенно неуправляема. Ее приходится заманивать в класс хитростью, а иногда я вынуждена привлекать Джона, чтобы он тащил ее силой. При этом она яростно сопротивляется, хватаясь за что попало, или, наоборот, застывает как деревянная, расставив руки и ноги, так что ее с трудом удается пропихнуть в дверь. Усадить ее за письменный стол практически невозможно. Обычно Джон просто оставляет ее на полу. Во время урока она не глядит на меня и не слушает, что я говорю, а погружается в какие-то свои мысли.
Доктор внимательно слушал рассказ, кивая.
— Да, это действительно трудный ребенок. Я понимаю, вас очень тревожит ее поведение и вы опасаетесь, что ваши усилия не приведут к столь же успешному результату, как в случае с ее сестрой. И все же, простите меня, мисс Барроу, — продолжил он с обаятельной улыбкой, — но я не верю, что вы поставлены в тупик. Мало кто из студентов-медиков, имея на руках те же данные, смог бы составить более связный и грамотный отчет о ее поведении и психическом состоянии.
Гувернантка прямо взглянула ему в лицо.
— Я еще не дошла до самого главного.
— Вот как?
— Существуют методики, которые в прошлом давали хорошие результаты в работе с такими детьми, как Аделина. У меня есть и свои оригинальные подходы, проверенные на практике, и я не замедлила бы их применить, если бы не…
Эстер запнулась, и на сей раз у доктора хватило такта воздержаться от комментариев и дождаться продолжения. И она продолжила, тщательно подыскивая и взвешивая каждое слово:
— У меня создалось впечатление, что разум Аделины окутан мглой, которая отделяет ее не только от остальных людей, но и от самой себя. Временами эта мгла становится более прозрачной, а порой и совсем рассеивается, и тогда я вижу перед собой другую Аделину. Но потом вновь наползает мгла, и все возвращается в прежнее состояние.
Эстер смотрела на доктора, оценивая его реакцию. Он сосредоточенно морщил лоб, однако выше, у корней редеющих волос, его кожа была все такой же гладкой и розовой.
— Как она выглядит в периоды просветлений? — спросил он.
— Внешние признаки едва заметны. Мне потребовалось несколько недель, чтобы их изучить. После этого я еще некоторое время проверяла свои наблюдения и только потом обратилась к вам.
— Понимаю.
— Прежде всего это ее дыхание. По смене его ритма я догадываюсь, что, хотя она и притворяется погруженной в себя, на самом деле она меня слушает. И еще ее руки…
— Руки?
— Обычно ее пальцы полусогнуты и напряжены, вот так… — Эстер продемонстрировала. — Но иногда это напряжение ослабевает. — И она вновь показала свою ладонь, расслабив и распрямив пальцы. — Это происходит, когда моя история притягивает ее внимание, нейтрализуя защитную реакцию, и она на время забывает о своей позе демонстративного неприятия. Я работала со множеством трудных детей, доктор Модели. У меня большой опыт по этой части, и на основе своего опыта я могу утверждать: в ее сознании происходит какая-то внутренняя борьба.
Доктор задумался и не спешил с ответом. Эстер, похоже, испытала удовлетворение от того, что он отнесся к ее словам столь серьезно.
— С чем, на ваш взгляд, связаны эти просветления? — спросил доктор.
— Трудно сказать наверняка… Впрочем…
Он склонил голову набок, показывая, что внимательно слушает.
— Это, возможно, ничего не значит, но некоторые истории…
— Истории?
К примеру, «Джен Эйр». Несколько дней подряд я пересказывала им сюжет этого романа и тогда заметила эти признаки. То же самое было с Диккенсом. А исторические и нравоучительные произведения не давали такого эффекта. Доктор нахмурил брови.
— И это происходит регулярно? То есть история Джен Эйр всякий раз вызывает в ней изменения, о которых вы говорили?
— Нет. В том-то и проблема.
— М-да… И что вы намерены делать дальше?
— Есть, конечно, традиционные способы обуздания эгоистичных и упрямых детей. Навязав ей строгий режим и заставив подчиняться распорядку, со временем можно будет изменить ее поведение. Однако такой режим, вытравляющий любые отклонения от нормы, неминуемо причинит ущерб той…
