Дональд Крик - Мартин-Плейс
— Алло?
— Привет Пола! Это Дэнни.
— Дэнни! Здравствуй, Дэнни-Дэн. Давненько не видались.
— Не по моей вине.
— Совершенно справедливо. Но видишь ли, столько дела… О, работа — прелесть. Интервьюирую видных деятелей. Отправляюсь на пристань и ловлю их, когда они сходят с парохода. И чуть ли не каждый скучен до монументальности! Если я паду настолько, что начну молиться, то буду просить бога спасти меня от брака с видным деятелем.
— Значит, для меня появляется кое-какая надежда.
— Несомненно, несомненно. Я не стану рассматривать вопрос о браке без предварительной консультации с тобой. А вот в обеденный перерыв мне тебя не хватает. Я говорю серьезно.
— А мне тебя — все время, Пола. Когда?
— Точно сказать не могу. Всю следующую неделю занята выше головы. Но ты звони, Дэнни. Всегда приятно услышать твой голос.
— Это уже что-то.
— Ну, не куксись, Дэнни. Пола очень занята. Уж ты-то это можешь понять.
— А как новая серия статей? Нужна моя помощь?
— Да, но спешки нет. Этих хватит на ближайшие полгода. Нужно, чтобы читатели успели их забыть — так сохранится привкус новизны. В этом вся соль журналистики, как меня учат.
— Ну, а как насчет танцев в яхт-клубе?
— Я помню, Дэнни. Беда в том, что я и по вечерам не свободна. Так называемая подсменка. Дежурства и прочее.
Он молча ждал. Наконец она сказала:
— В ближайшую свободную субботу я тебе позвоню в ваше похоронное бюро. Даю слово.
— И это максимум?
— Для тебя, Дэнни-Дэн, я всегда готова сделать максимум того, что в моих силах. — Как ни странно, она, казалось, говорила серьезно. — А ведь хорошо было тогда у Принса, верно?
— Лучше лучшего.
— Мы устроим еще такой вечер. Придумай какой-нибудь знаменательный повод. Ну, например, сам уйди из «Национального страхования».
— А что ты делаешь сейчас, Пола? Может быть, мне заехать за тобой?
— Сейчас? Уже поздно, Дэнни. А мне еще нужно рассказать читателям про Томаса Джефферсона Хикса, нефтяного магната, который отправился в крестовый поход во имя Братьев Пилигримов. Статья должна быть готова к завтрашнему утру. По мнению Томаса, тысячелетнее царство Христа на Земле начнется ровно через три года пять дней шесть часов и семь минут, считая с одиннадцати часов вчерашнего дня. Доказательство: глава такая-то, стих такой-то. Он колоссален. Он, кроме того, считает, что Земля плоская.
Дэнни засмеялся.
— Это уж ты чересчур, Пола.
— Да нет же, с подлинным верно. Читайте подробный отчет в нашем следующем выпуске. А ты писал последнее время?
— Немножко.
— И продолжай писать. Я в тебя верю, Дэнни-Дэн. А папа по-прежнему очень хочет с тобой познакомиться.
— Я был бы очень рад, но, очевидно, это удовольствие предстоит мне только в глубокой старости.
— Ну, сейчас встреча с ним не доставила бы тебе удовольствия. Он так и кипит. Видишь ли, ему намекнули, что в обеденный перерыв ему лучше читать бюллетени Торговой палаты, а не Бодлера. Начальству читать романы на службе — значит оказывать разлагающее влияние на подчиненных. Учти на будущее.
— Ну, мне пока это не грозит.
— Но ты же потенциальный кандидат в начальство. Так смотри поберегись, не испорти себе будущей карьеры.
Ирония, оставляющая горький осадок. Он сказал:
— Спасибо за совет, Пола.
— Ну, вот он и рассердился. И тут я делаю изящный прощальный поклон. Я правда кланяюсь, Дэнни-Дэн.
Повторное обещание позвонить ему, более или менее небрежное «до свидания» — и конец. Дэнни вышел из будки: после ее духоты ветер показался ему прохладным. Он пошел по Глиб-роуд, не сознавая, куда идет, обдумывая их разговор. Чуть-чуть ожила ее прежняя теплота, но ни следа обещания, которым остался для него их вечер в клубе. Может быть, она его избегает? Он не был в этом уверен. Но сегодня он услышал в ее голосе свободу, и теперь, пока он шел по улице, все, что было пленного в нем, кричало, требуя освобождения, — и напрасно.
Он увидел встающую над домами церковь, услышал гул органа и голоса…
Буду я в песне моей
Ближе, господь, к тебе,
Ближе к тебе, ближе к тебе.
Он стоял у ворот, у каменных ступеней, глядел на витражи, благостно сияющие в сетке древесных ветвей, и рассеянно слушал. Звуки органа замерли, и неясное бормотание отозвалось в его мозгу словами «Благословения», повторяющегося из воскресенья в воскресенье, из года в год:
…Да охранит и защитит вас господь,
Да воссияет вам свет его лика
И ниспошлет вам мир.
Он грустно пожал плечами. Теперь все это для него мертво. Из церкви стали выходить люди — силуэты на фоне освещенной арки. В дверях преподобный Рейди пожимает руки, произносит елейные слова, внутри старик Митфорд собирает молитвенники, а на лужайке в кружке молодежи стоит Изер Тейлор — кроткие голубые глаза, кукольный рот. Но тут он подумал о своей матери, как-то особенно остро почувствовал, что он здесь чужой, и поспешил уйти.
Дойдя до самого моста, он оперся о перила и стал смотреть на бухту, на танцующие в ней звезды, на гигантскую диадему лайнера у причала. Он вновь ощутил, каким надежным приютом было «Благословение». И это был довод в пользу его матери — извечная гарантия, путь к благодати на земле яко же на небеси. «Узрите, бог моя опора…». Но где он, бог?
Почти год прошел с тех пор, как этим вопросом завершилась его «беседа» с преподобным Рейди. Он вернулся домой со службы, а в гостиной его ждал преподобный Рейди.
— Ну, Дэнни, как поживаете? — Они пожали друг другу руки, и Марта тактично удалилась. — А я только что спрашивал у вашей матушки, почему вы больше не ходите в церковь, как раньше.
— И она вам сказала?
— Нет, не сказала. По-видимому, она сама не знает.
Дэнни испытывал полное равнодушие к их попытке заставить его вновь узреть свет, и немного расшевелило его только воспоминание о прошлом, когда ему приходилось молча слушать, как этот человек утверждает и доказывает, недосягаемый для возражений. Теперь, как и тогда, он почувствовал, что ему предъявляются требования, которые он не обязан выполнять. И он сказал резко:
— Я перестал ходить в церковь потому, что одна из ваших прихожанок заподозрила во мне потенциального насильника. Это была неправда. Однако у истины есть много граней, и это только моя точка зрения.
Рот священника полуоткрылся, высокий лоб покраснел.
— Какая возмутительная нелепость! — это было произнесено с негодованием и недоверием. — Я слишком хорошо вас знаю. Все вас знают! Вы не могли дать основания для подобного подозрения! Вы не осмелились бы!
Дэнни пожал плечами.
— Говоря откровенно, теперь это меня не интересует.
Преподобный Рейди оперся локтем о каминную полку. Он заставил себя говорить спокойно.
— Послушайте, Дэнни, что бы ни произошло, все уже кончено и забыто. Я знаю, какое впечатление могло произвести на вас такое дикое недоразумение, но позволить, чтобы оно столь губительно повлияло на ваш образ мыслей, — это несравненно страшнее. Мы не имеем права винить бога за собственные ошибки и за ошибки других людей. И мы не имеем права говорить: «Раз то-то и то-то произошло со мной, я отвернусь от бога». Это значило бы отречься от справедливости и благих мыслей. И было бы к тому же трусостью. Почему не воззвать к богу, опираясь на истину, или не попросить его о прощении? Бегство — это признание поражения, словно вы стыдились прямо взглянуть на то, что было скрыто в вашем сердце. Разве это не так?
Дивясь неотразимой убедительности этой речи, Дэнни присудил ей высший балл. Она поставила его в невыгодное положение: теперь он должен либо ответить столь же убедительно и логично, либо признать себя глупым мальчишкой, неспособным услышать вдохновенный призыв. В его памяти воскресли события, связанные с Изер, — как все это было далеко теперь! — и на минуту он почувствовал то же, что чувствовал тогда.
— Быть может, мне казалось, что эта скамья в церкви доставляет богу достаточно хлопот и без меня, — сказал он, придерживаясь теологической линии спора. — Но в любом случае мои ошибки, как и мои решения, остаются на моей ответственности, и только на моей. Я обхожусь без внутреннего аппаратика, испрашивающего прощения за каждый мой поступок. Вот одна из причин, почему я не кинулся опрометью к богу, словно человек, у которого не чиста совесть.
— Вот как! Но боюсь, вам надо узнать еще очень многое.
Зловещий тон, строгий взгляд, сурово выпрямившаяся спина.
— Во-первых, для того чтобы убедиться, так ли чиста ваша совесть, как вы думаете, вам должно сперва познать бога. А познать бога, не придя к нему, невозможно.
— Но где он, бог?
И, глядя, как плюющийся дымом буксир сметает звезды, Дэнни вспоминал, каким растерянным было лицо преподобного Рейди, когда священник выходил из комнаты. И как позже он сказал матери: «Из этого ничего не вышло», — и ее заключительные слова: «Из тебя тоже ничего не выйдет, если ты не побережешься».
