Иван Сажин - Полигон
— Подумать надо, Семен Максимович.
— Тут не думать надо, а поскорее соглашаться. Я тебе открою один секрет: там через некоторое время освобождается должность. И заместителю командующего нужен такой помощник, который впоследствии будет назначен на эту должность. Так что соглашайся!
— Ладно, уговорили! Спасибо, Семен Максимович.
— Что, на сей раз не станешь упрямиться?
— Хорошо. Такая перспектива мне подходит.
Одинцова радовало новое предложение. И не столько потому, что открывается широкая стезя, сколько потому, что он будет занят любимым делом, привычными заботами, выездами на полигоны. И с родной частью не порвутся связи, и свой полк можно навещать…
Он почувствовал тревожное волнение, как перед дальней дорогой. Вот и определилась его судьба на завершающем этапе службы. Поработает еще, сколько сможет, а там, как говорится, что бог даст…
— Спасибо! — еще раз поблагодарил он генерала Маренникова. — Правда, завтра нарушаются кое-какие планы…
— Не без того, братец! Что же ты хотел, и повышение получить, и от родного полка не оторваться?.. Сманеврируй. Толковых людей тебе не занимать.
— Да что-нибудь придумаем… Наметили на завтра собрание.
— Вот еще что, Георгий Петрович! — неожиданно перебил его генерал. — Уезжая, назначь временно исполняющего обязанности командира полка. И непременно такого человека, который сменит тебя. Понял?.. Мало ли что! Нам «варяги» не нужны, своих нужно выдвигать…
— Все понятно, Семен Максимович.
— Предварительно не доложишь на кого можно положиться?
— Настроен на третьего.
— Ага, знаю!.. Но ты же говорил, что с перехлестами он!
— Перехлесты отсечем, и будет как раз то, что надо.
— Подумай, у тебя еще ночь впереди. Вопросы есть?
— Они, конечно, есть, да потерпят.
— До завтра. Жду к обеду. Пока!
На лице полковника была задумчивая, светлая улыбка, когда он опускал на рычаг трубку, говоря Чугуеву:
— Поступила вводная от командира: завтра в округ на беседу.
— Добил он все же вас! — рассмеялся замполит. — Куда сватают-то?
— Помощником замкомандующего округа. Как раз по мне работа…
— О, так знатно! Глядишь, года через полтора заявитесь генералом, будете давать ценные указания.
— Не все же в полковниках ходить, — отшутился Одинцов.
Он испытывал чувство гордости: приятно сознавать, что в глазах сослуживцев не меркнет твой авторитет, что ты и дальше будешь причастен к их делам.
— Но как теперь быть с докладом? Собрание уже намечено…
— Доклад мог бы сделать и я — с тезисами знаком, — проговорил Чугуев. — Да ведь не в этом загвоздка.
Георгий Петрович внимательно глянул на него.
— Понял, понял, комиссар… Да, ты прав.
Уловив мысль замполита, Одинцов и сам подумал, что Загорову не провести собрания, как надо: и офицер из его батальона, и в конфликте они… Нет, лучше не рисковать. Открылась дверь, вошел Русинов. Вид у него был встревоженный, невеселый. Не успел он доложить, как Одинцов спросил:
— Что случилось? Русинов виновато вздохнул.
— Извините, товарищ полковник, но я вчера наврал вам. Не просил меня Дремин забирать у вас его рапорт.
Одинцов не знал, сердиться на него или нет. Вчера искренне поверил ему, будто Дремин сожалеет о своем необдуманном поступке (да и хотелось верить), и вернул рапорт Русинову, которого вызывал к себе для разговора.
— Значит, опять инициатива?
— Я думал, что поговорю с ним как друг, и все переменится к лучшему.
— И что же?
— Ни в какую!.. Дело гораздо хуже, чем я предполагал.
С минуту все трое молчали.
— Вот видишь, комиссар, еще одна поправка к докладу, — хмурился Одинцов. — Но что нам делать с инициатором?
— Так ведь он хотел как лучше.
Полковник был явно встревожен новым осложнением дело Дремина.
— Ладно, Русинов, мы подумаем над тем, что ты сообщил. Но я когда-нибудь взгрею тебя по пятое число, чтобы не повадно было врать. Можешь идти.
Ротный, видимо, не спешил — стоял в каком-то трудном раздумьи.
— Товарищ полковник, хочу еще сказать… Когда Дремина посылали за фильмами на базу, он заезжал к Русиновым, и девушка влепила ему пощечину. Это и сбило его с ног. Отец Лены говорит, что сцена вышла драматическая.
В кабинете установилась тишина.
— Еще новость! — обронил Одинцов и переглянулся с замполитом. — Но Дремин мог просто снахальничать, и заслуженно получил плюху!
— Нет, товарищ полковник. Друга я знаю: он так не поступит.
— Мда, плохи дела, — расстроился Георгий Петрович. — Мне теперь все понятно, но как быть, не знаю.
— Очевидно, надо вообще отложить собрание, — заметил Чугуев. — Оно может дать минусовый результат. Кончится новым рапортом.
— Если бы рапортом! — Комполка обратился к ротному: — Спросить хочу, Русинов. Может, Дремин, и в самом деле совершил промах, став офицером? Может, у него какое-то иное призвание?
— Да нет, товарищ полковник. Кабы он имел другое призвание, это было бы замечено. Его мать и дядя — люди образованные, чуткие, помогли бы ему, Евгений мечтал стать офицером.
Одинцов достал папиросу, начал разминать ее.
— А командир из него со временем мог бы выйти неплохой… Неглупый, образованный, физически развит, Я в людях толк знаю. Ему лишь перешагнуть ступеньку взводного, а там пойдет.
— Я тоже так думаю, — произнес Русинов. — Правда, у него один брачок. Парень он с винтиком: чуть чего — р-раз и выкрутился.
Командир полка невольно усмехнулся. Полистав личное дело Дремина, написал на листке несколько слов и подал лейтенанту.
— Дежурному по части: немедленно передать по назначению.
Анатолий быстро вышел, довольный тем, что отделался легким испугом. Ему влетело бы, и крепко, если бы Евгений принес новый рапорт.
Когда за ним закрылась дверь, полковник проговорил отцовским, потеплевшим голосом: — Ох, Русинов, Русинов! Башковитый парень, и шустрый, как метла. Нравится он мне. Перспективный офицер…
— Да, офицер, что надо, — задумчиво молвил Чугуев. — А ведь он только что удержал нас от большой неприятности. Люди с винтиками в тяжелую минуту выкручиваются иной раз так, что хуже не придумаешь.
— Все верно, все верно. — Одинцов досадливо припечатал ладонь к столу. — Опять Загоров кашу заварил! Вот же закоперщик… Ну ничего, я с ним сочтусь по-свойски. Хоть и сказано, что быть ему моим преемником, это дело можно еще переиграть. Как ты считаешь?
Замполит отвечал не сразу, боясь поспешных выводов, боясь ошибки. Конечно, проще заявить, что он не видит в Загорове ничего, кроме честолюбивых устремлений да перехлестов, о которых говорено довольно. Но ведь это будет неправда! В Загорове с избытком огня и энергии, чтобы достойно продолжать начатое…
Василий Нилович глянул прямо и открыто.
— Я так думаю: закрывать ему дорогу не надо. В нем есть то, что необходимо боевому командиру. Но и вывихи его нельзя оставлять. Вправьте ему мозги — вы умеете это делать, — и пусть он засучает рукава.
— Ладно, быть по сему. Передай Загорову, чтобы зашел ко мне. Да скажи дежурному по штабу: пусть пока никто не заглядывает в кабинет и не звонят.
Все, что говорил и делал полковник Одинцов, он делал и говорил предельно обдуманно, как бы заранее предвосхищая тот результат, какого хотел добиться. А как сегодня? Добьется ли он того, что хотел бы видеть в своем преемнике? Этот вопрос не на шутку занимав его.
Вскоре зашел Загоров, стройный, подтянутый. И полковник невольно залюбовался им. Подал руку, здороваясь. Указал на стул у окна. Присел и сам за свой стол.
— Так вот, комбат, недоволен я опять тобой, — начал он и, видя, как у Загорова вскинулись серые глаза, как он расстроился и замер, хмуро подумал: «Эк болезненно воспринимает накачки!.. Ну да лучше пусть болезненно, чем равнодушно».
— Я сделал что-то не так? — спросил майор. Голос его звучал натянуто и даже обиженно. Он же так старается!
— У тебя вновь появились рецидивы старой болезни.
— Она забыта, товарищ полковник! — искренне отвечал Загоров. Это был хороший признак: значит, хочет избавиться от недостатка.
— Увы, и я так считал. Но вот стычка с Дреминым показывает, что ты еще рубишь с плеча.
— Он хоть кого выведет из терпения!.. Конечно, мы сделали его таким: все берегли, отличали — и вырастили изнеженную барышню.
Недовольство и злость отразились на сухощавом лице комбата. И это не понравилось Одинцову, но он пока молчал.
— Сам Дремин не сделал ни шагу вперед, — продолжал майор. — Классность по вождению не повысил, многие нормативы выполняет с трудом. О каком личном примере командира можно говорить? Во взводе забыто золотое правило: «Делай, как я!» Потому и считаю, что его пора хорошенько встряхнуть… Но, может, я слишком горячо говорил с ним?
