Маргарет Этвуд - Лакомный кусочек
Она миновала прилавок, заваленный искусственными цветами, и пошла по широкому проходу, который, как ей казалось, должен был вывести ее из магазина. Она увидела маленького, безумного на вид человечка; стоя на возвышении, он демонстрировал новую терку с приспособлением для вырезания сердцевины яблока. Он орудовал теркой, непрестанно говорил, показывал то яблоко с аккуратной круглой дырочкой, то горсть тертой моркови. Несколько женщин с хозяйственными сумками молча наблюдали за ним; их неуклюжие пальто и боты казались особенно унылыми в этом подвальном помещении, а выражения их лиц выдавали недоверие и подозрительность.
Мэриан на секунду остановилась в заднем ряду. С помощью очередного приспособления человечек вырезал из редиски розочку. Несколько женщин обернулись и посмотрели на Мэриан. Их оценивающий взгляд, казалось, говорил: девицы с такими прическами ничего не смыслят в терках. «Интересно, — думала Мэриан, — много ли времени требуется женщине, чтобы покрыться этим налетом, отмечающим домохозяек со средним доходом: пальто с облезлым воротником и вытертыми обшлагами и петлями, в руках старая, потрескавшаяся хозяйственная сумка, поджатые губы, оценивающий взгляд и весь этот неопределенный колорит, неуловимый, как запах старой мебельной обивки, за которым сразу чувствуешь засаленную мебель и стертый линолеум; колорит, делающий их, в отличие от нее, настоящими покупательницами подвального этажа этого универмага. Наверно, будущие доходы Питера все-таки избавят ее от необходимости тереть овощи вручную. При виде терки она чувствовала себя дилетанткой.
Между тем человечек проворно превращал картофелину в мокрую кашицу. Мэриан равнодушно отвернулась и пошла дальше в поисках желтой вывески метро.
Открыв входную дверь, она услышала похожий на кудахтанье шум женских голосов. Мэриан сняла сапоги и поставила их на специально расстеленную в прихожей газету, рядом с уже стоявшими там сапожками и ботами с толстыми подошвами и черной меховой отделкой. Проходя через холл, Мэриан мельком заметила сквозь дверь движение платьев, шляп и бус. У хозяйки собрались гости — очевидно, «Дочери Британской империи» или члены Христианского общества трезвенниц. Мэриан заметила и «ребенка» в темно-бордовом бархатном платье с кружевным воротником: девочка обносила гостей пирожными.
Мэриан постаралась подняться наверх как можно незаметнее. Она почему-то еще не объявила хозяйке, что съезжает с квартиры. Следовало сделать это несколько недель назад — ведь хозяйка, чего доброго, потребует плату за следующий месяц из-за того, что ее поздно предупредили. Возможно, Эйнсли захочет оставить квартиру за собой и найдет себе другую компаньонку. Но Мэриан сомневалась в этом: через несколько месяцев Эйнсли все равно выставят.
Мэриан поднялась на пол-этажа и услышала, что Эйнсли разговаривает с кем-то в гостиной. Голос ее звучал необычайно требовательно, настойчиво и сердито: между тем Эйнсли почти никогда не выходила из себя. Мэриан услышала, как кто-то ей возражает, и узнала голос Леонарда Слэнка.
«О, господи!» — вздохнула Мэриан. Похоже было, что Эйнсли и Леонард по-настоящему сцепились. Ей определенно не хотелось вмешиваться. Она собиралась тихо проскользнуть к себе и закрыть дверь, но Эйнсли, очевидно, услышала, как Мэриан поднимается по лестнице: в дверях появилась ее взлохмаченная рыжая голова, и затем Эйнсли вышла навстречу Мэриан; вид у нее был расстроенный, глаза заплаканные.
— Мэриан! — это был не то вопль, не то приказ. — Иди сюда и поговори с Леном. Объясни ему, что к чему! У тебя красивая прическа, — равнодушно добавила она.
Мэриан не успела придумать ни моральной, ни практической причины для отказа и проследовала за Эйнсли в гостиную, чувствуя себя детской деревянной игрушкой на колесиках, которую тащат за веревочку. Лен стоял посреди комнаты, и вид у него был еще более расстроенный, чем у Эйнсли.
Не снимая пальто, Мэриан села на стул; пальто должно было служить амортизатором. Эйнсли и Лен сердито и в то же время умоляюще смотрели на нее. Лен первым нарушил молчание.
— Господи! — закричал он. — Ты только послушай: она хочет, чтобы я на ней женился!
— А что в этом такого странного? Или ты хочешь, чтобы твой сын вырос гомосексуалистом?
— Черт побери! Я вообще не хочу никакого сына! Это была твоя затея! Ты могла от него избавиться, есть же какие-то таблетки…
— Да не в этом дело! Не говори глупостей! Ни о каком «избавиться» не может быть и речи. У меня будет ребенок, и он должен иметь все условия, и ты обязан быть ему отцом. Обязан обеспечить ему психологическое равновесие.
Эйнсли теперь пыталась действовать более терпеливо и хладнокровно.
Лен принялся ходить по комнате.
— Во сколько это обойдется? Я заплачу, я за все заплачу. Но жениться на тебе я не собираюсь, черт подери! И ничего я не обязан! Это все твоих рук дело, ты нарочно напоила меня допьяна, соблазнила, затащила меня в…
— Насколько я помню, это происходило несколько иначе, — сказала Эйнсли. — И я помню подробности гораздо лучше тебя, потому что я не так напилась. Впоследствии, — продолжала она с неумолимой логикой, — ты сам признал, что соблазнил меня. А между прочим, твои мотивы играют тут не последнюю роль. Предположим, ты действительно, по своему плану, соблазнил меня, а я случайно забеременела. Что бы ты стал делать в таком случае? Ты бы обязан был нести всю ответственность. Вот и неси ее.
Лен криво улыбнулся; вернее, он попытался улыбнуться с циническим сарказмом, но у него это плохо получилось.
— Все вы одним миром мазаны! — произнес он дрожащим от ярости голосом. — Оставь свои мудрствования! Что ты выворачиваешь все наизнанку? Давай-ка обратимся к фактам, дорогая! Не я тебя соблазнил, а ты…
— Это неважно, — решительно прервала его Эйнсли. — Ты считал, что…
— Да вспомни ты, как это было на самом деле! — закричал Леонард.
Мэриан спокойно переводила взгляд с одного на другого, думая о том, как странно они себя ведут, насколько не владеют собой. Потом она сказала:
— Вы не можете разговаривать чуть потише? Хозяйка услышит.
— В гробу я видал вашу хозяйку! — взорвался Лен.
От этого нового и весьма кощунственного оборота Эйнсли и Мэриан разразились нервным смехом. Лен уставился на них. Это было оскорбительно: какая наглость — устроить ему сцену и еще смеяться над ним! Терпение его лопнуло. Он схватил пальто со спинки дивана и бросился к выходу.
— Можешь убираться ко всем чертям вместе со своей проклятой теорией плодородия! — выкрикнул он, выскакивая на лестницу.
Эйнсли, видя, что потенциальный отец семейства готов исчезнуть, сделала умоляющее лицо и кинулась за ним.
— Вернись, Лен, давай поговорим серьезно! — просила она.
Мэриан сбежала по ступенькам следом за ними, побуждаемая скорее каким-то смутным чувством солидарности, чем желанием оказать конкретную помощь. Если ближние прыгают в пропасть, значит, и ей тоже надо прыгать.
Лена остановила прялка, украшавшая лестничную площадку. Он врезался в нее, запутался, стал с громкими проклятиями вырываться, а, когда вырвался, Эйнсли нагнала его и вцепилась в его рукав. Хозяйские гостьи уловили первые симптомы скандала — так паук улавливает мельчайшее колебание своей паутины — и, высыпав в холл, столпились у подножия лестницы, глядя вверх в злорадном нетерпении. Среди них был и «ребенок»; девочка стояла с широко раскрытыми глазами и отвисшей челюстью и все еще держала поднос с пирожными. Хозяйка в черном шелковом платье и жемчугах величественно возвышалась на заднем плане.
Лен поглядел через плечо, потом вниз: путь к отступлению был отрезан. Он попал в окружение. Оставалось одно — идти на прорыв. И следовало воспользоваться тем, что у него появилась аудитория. Глаза у Лена забегали, как у обезумевшего спаниеля.
— А подите вы обе… чертовы шлюхи! Проститутки! Все вы одной масти, хищницы и акулы! — заорал он с прекрасной, как отметила про себя Мэриан, дикцией и вырвался из рук Эйнсли.
— Никогда тебе не заполучить меня! — закричал он, сбегая по лестнице. Пальто развевалось за его спиной, как пелерина; дамы в ситцевых пестрых — платьях и в шляпках с бархатными цветами с визгом бросились врассыпную. Лей выскочил на улицу, дверь с оглушительным треском захлопнулась за ним. Пожелтевшие предки на стене загремели своими рамами.
Эйнсли и Мэриан отступили под тревожное блеяние и верещанье хозяйкиных гостей. Раздался голос хозяйки, твердый и успокаивающий:
— Совершенно ясно, что молодой человек находится в состоянии опьянения.
— Ну что ж, — спокойно и трезво сказала Эйнсли, когда они вернулись к себе. — Вот и все!
Мэриан не поняла, к кому относятся эти слова: к Лену или же к хозяйке?
— Что «все»? — спросила она.
