Михаил Чулаки - У Пяти углов
Димка поехал прямо к себе до «Елизаровской», а Федя с Аликом пересели до «Владимирской» — Алик живет рядом, они и в школу ходили вместе, и в ПТУ Федя его уговорил — мама Алика за это Федю до сих пор не любит и ненавидит.
Федя выпустил Барсика или Марсика в своем дворе. Таких сибирских здесь у них нет, сразу легко будет узнать издали, если кот останется, вместо того, чтобы шагать к себе в «Таити» по внутреннему компасу. Котяра выскочил из сумки и очумело понесся в кусты.
— Уговорились, да? Не кормить. Для чистоты эксперимента. Захочет жрать — пусть бежит к себе в «Таити».
— Да по мне, пусть бы их и вовсе не было! Что с них толку? Пусть их бабки сумасшедшие кормят! — Алик обиделся, чудила.
Ну и пусть обиделся — зато твердый уговор.
Федя поднялся к себе под крышу. Лестница у них в доме — до такой не додумались ни в каком детективе. А тут в натуре. Двустволка. Идут две лестницы параллельно — через стенку: внизу выходы в разные дворы, а вверху на пятом этаже шунт — соединяются то есть. Вот где погони устраивать! В одной лифт сделан недавно — наружный, накладной, а другая — пешая. Федя поехал на лифте — дойти тоже нетрудно, но пока лифт еще непривычный, приятно лишний раз убедиться, что новый комфорт в твоем распоряжении.
Едва отпер свою дверь — звякнул телефон. Могла звонить Марина. Или Стелла. Да много их, которые ззоият. Телефон звякнул только раз: переключен на автосекретаря. Федя еще в школе забавлялся такими штуками — подключал к телефону магнитофон. Оказалось, двойное удобство: если дома пусто, маг запишет, что передать; а если сидишь дома, можно держать на автомате, но дать звук на динамик, и тогда слышишь, кто звонит, а сам в подполье: хочешь — отвечаешь, не хочешь — нет. Федя так и сделал сейчас: дал звук на динамик. И сразу зазвучало на всю комнату:
«Внимание, с вами говорит автоматический секретарь квартиры Варламовых. В настоящее время никого нет дома. Продиктуйте, что вам необходимо им передать. В вашем распоряжении минута. Диктуйте, мотор включен!»
Текст когда-то наговорил своим поставленным голосом Женька Старухин, он лет пять в театральной студии, недавно его даже показали по телевизору в «Мониторе», после того как он сыграл Лжедмитрия. Они в студии поставили пьесу — продолжение «Бориса Годунова». «Годунова» давно уже написал Пушкин, потому устарело; Женька сказал, что сейчас самое современное — продолжения старых классиков. Все равно как аранжировки Моцарта для современных ансамблей: в чистом виде ведь Моцарта слушать не станешь, заснешь со скуки, а в аранжировке — самое то! Феде приятно, что у него записан для секретаря голос Лжедмитрия, что его друга показывали по телевизору!
Пауза — люди обычно теряются перед магнитофоном — в современный-то технический век! Во чудики. Ага, опомнилась, заговорила:
— Лизка, тебя нет дома? Так и поверила! Отсиживаешься. Сними трубку, поговорим нормально. Молчишь? Ну как хочешь!
Все — отбой тревоги. Ева Марфушкина. И зачем мочка держит ее в лучших подругах?! (Мочка — осталось с детства: мамочка. Называл «мочка» и целовал в ухо; сейчас не целует, конечно, но иногда называет.) Давно бы отзнакомить от себя эту Еву! Федя сочинил еще в четвертом классе, еще при отце, когда жили все вместе: «Тетя Ева — недавно старая, давно не дева!» Отец хохотал, а потом сказал мочке серьезно (Федя подслушал — нечаянно): «А что? Талант! Почитай эпиграммы самого хоть бы Пушкина — в этом роде. Вдруг вырастет у нас поэт?» Не вырос. А мочка тогда ужасно сердилась: как Федя мог про ее подругу? Как это «не дева», что он понимает? Все он тогда понимал! Дураки взрослые, если не понимают, что дети все понимают!.. Отец отчалил, а Ева все в лучших подругах.
Федя пошел за шкафы в свой угол — комната у них одна, но при помощи шкафов сделаны ни две, ни полторы! — улегся на диван, собираясь подумать: он любит думать со всеми удобствами. Думать он собирался про веломобиль: делать в нем цепную передачу или карданную? Цепную — легче, но с цепью переключение скоростей ненадежное…
Собрался подумать, но снова зазвонил телефон.
«Внимание, с вами говорит…»
— Федька, брось ты, знаю я твои штучки! — Стелла. — Сам сидишь и слушаешь. Сними трубку, и поговорим нормально.
Снимет он трубку, как же! Не дождется.
— Ну чего, так и будешь в молчанку? Устроил свои автоматы, так думаешь, всех перехитрил? Потом валяться будешь под дверью, звонить день и ночь, а я и не повернусь. Ноль внимания — кило презрения! Ну, будешь говорить?.. Как хочешь. Сам дурак.
А ведь Федя врезался в нее недавно, как сопливый семиклассник, честное слово! Зато отчего раскрылись глаза? От этого самого автомата! Разговаривает Стелла слово в слово с Евой Марфушкиной! И голос делается такой же. На вид разные, а услышал — слово в слово! И сегодня, и всегда: «Сними трубку, поговорим нормально», — слово в слово. Ну как только понял, что мозги у них устроены одинаково, — сразу слинял. Будет он в ногах валяться, как же, пусть поищет дураков в другом месте!
Телефон некоторое время молчал, Федя успел почти решиться, что нужно ставить кардан и настоящую коробку передач, когда снова звонок и голос Лжедмитрия:
«Внимание, с вами говорит…»
Кто-то на том конце слушал взодку — то есть слушала, потому что по дыханию Федя узнал: Марина. Она волнуется, оттого что нужно диктовать автомату, вот и дышит — похоже, как Рыжа, отцовская собака, когда раскроет пасть и язык на сторону.
Пауза дольше, чем обычно. Потом:
— Тео, это я, Марина. Я звоню, потому что у нас в «Сатурне» на девять пятьдесят «Потерянный сын». Индийский фильм. Если вернешься, я буду ждать до без одиннадцати минут. А потом не знаю, наверное, пойду одна, потому что все равно хочу посмотреть. Девочки очень хвалили, сказали, весь зал плакал. До без одиннадцати, слышал?
Вот такой кадр: и билеты сама купят; и пригласит, и будет ждать до без одной минуты — все не как Стелла, а наоборот.
А называть себя «Тео» Федя сам ее научил. Не каждый знает, что Теодор — то же самое, что Федор, как Жан и Иван. Федя и сам узнал недавно, сказал Славка Ставицкий, новый знакомый; сначала — заказчик, а теперь стал настоящий друг, хотя и старше почти на полжизни: двадцать семь ему, отслужил давно. Не где-нибудь, а в десанте! Одно и то же — Федор и Теодор, а какая разница: «Федька», как обзывала Стелла, или «Тео»!
И все-таки Федя колебался, идти или не идти с Мариной на «Потерянного сына». Индийские фильмы всегда доводят до слез, а Марине и нравится: не поплакала в кино — вроде зря сходила; или уж хохотать — тоже до слез. А Феде плакать не нравится — ни в кино, ни везде, но индийские фильмы так устроены, что не хочешь, злишься на себя, а заплачешь. Выпустишь слезищу. Марина сказала, что это и есть сила искусства. А Федя считает, что заставлять плакать, если не хочется, даже бесчестно — все равно как если человек смеется не от смеха, а от щекотки.
Когда Федя ходил весь врезавшийся в Стеллу, он бы не колебался, он бы побежал смотреть с нею даже китайский фильм, если б позвала. Но то-то и хорошо, что с Мариной он остается при своей воле, а то со Стеллой был как парализованный: она дергала за нитки, а он плясал, — есть такие куклы, показывали по телеку.
Если колеблешься, то не стоит и идти, потому Федя не отправился в кино, а вместо этого решил двинуть к Ставке — еще не поздно, да к Славке никогда не поздно: или он сидит у себя в мастерской, или нет его, но никогда у него не разбудишь ни мать, ни жену, — почему-то Феде всегда неудобно бывает перед женщинами; поэтому к Алику, хотя живет рядом, он почти не заходит из-за его мамаши, а к Димке ходит часто, хотя тот и далеко, около «Елизаровской», — Димка живет с одним отцом. А у Славки все хорошо: и женщин нет, и рядом на Рубинштейна, в соседнем доме с отцом. Только к отцу Федя заходит через месяц или два, а к Славке — через день.
Славка здесь у Пяти углов появился недавно — открыл фотографию. Феде, когда увидел вывеску, сразу стало интересно, как это человек сам по себе: ни директора над ним, ни начальника цеха! Федя сам себе знает цену; весной ему в армию, так на заводе заранее плачут; ну не на всем заводе, но в цехе; а уж на участке — точно: кто еще такой настройщик, который по приборам-то по приборам, только себе верит больше, чем приборным стрелкам? Короче, как говорит дед: терапевт в своем деле! Но пусть Федя и терапевт по цветным телевизорам и вообще по всякой аппаратуре, только все равно начальник еств начальник — от участка и выше. А над Славкой — никого.
Славка — инвалид: ноги нет выше колена. Федя спросил как бы между прочим: не прыгнул ли Славка неудачно в своем десанте? Нет, ответил. Такое выдал «нет», что расспрашивать дальше пропала охота. Ну не желает человек рассказывать, не самый это приятный момент в жизни — его право. Федя больше не заикался на эту тему. А Славка шустрит так, будто и родился с одной ногой. По ателье своему (слово «фотография» Федя сразу забыл, как только познакомился со Славкой: ателье — и никак иначе!) летает без костылей, с одной палкой, а когда нужно куда-нибудь в город — у него «Запорожец» с ручным управлением.
