Юрий Хвалев - Анисовая водка для поющих бабуль
На пути следования возник чужак в прозрачном дождевике, который, скрестив перед собой руки, требовал остановиться.
— Остановись в метре от него, — попросил политтехнолог. — Стоп.
— Идёт к нам, — предупредил шеф–повар, — дверь открывать?
— А как же, — сказал дирижёр, пропуская вперёд медведя.
Чужак легко запрыгнул в отрытую дверь, отстранил голову медведя в сторону, словно это был не медведь, а например, домашний козёл и, поверхностно осмотрев пассажиров, которые были неестественно напряжены, удивил всех неожиданным вопросом:
— А где Василий?
— Какой Василий?! — обладая опытом перекрестного допроса, шеф–повар надеялся на поддержку коллег.
— Наш кузнец, я послал его в город за анисовой водкой, — чужак страдал столичным говорком, потому что красиво тянул букву «а». Его костюм под прозрачным дождевиком хорошо сочетался со статной фигурой. На вид ему было лет тридцать пять, и он походил скорее на горожанина, чем на недалёкого провинциала.
— Простите, вы случайно не злодей? — спросили чужака девушки с веслом. — Успокойте нас, а то мы боимся.
— Конечно же, нет. Я этот, как его… — почесав задумчиво голову, чужак достал записную книжку и ласково взглянул на Лауру. — Сейчас вспомню…
— Говорите сразу: как есть! — дирижёр повысил голос. — Кто вы?!
— Я. Я кузнец, Василий, — сказал чужак и обиделся.
— Кузнец? — политтехнолог усмехнулся. — А кого же вы послали в город?
— Василия и послал. Кузнеца. — На чужака было жалко смотреть. — А он, сволочь, деньги наши пропил.
— Так у вас в деревне два кузнеца? — девушки с веслом засмеялись.
— Один! — Кузнец ткнул себя пальцем в грудь. — Я, и тот, который уехал.
— Всё ясно. — Прошептал дирижёр. Возможно, чтобы не раздражать кузнеца, он приложил губы к Лауриному уху. — Раздвоение личности.
— Всё ясно! — подытожил шеф–повар. — Раздвоение личности. — И тихо добавил: — А может быть, «ваньку валяет».
— А была ли личность, вот в чём вопрос. — Политтехнолог многозначительно посмотрел на двуликого кузнеца. — Мы у вас остановимся на ночлег? Закуску и анисовую водку гарантируем.
— Хорошо, — сказал кузнец и как–то особенно посмотрел на Лауру. — Только не забывайте, что нас двое…
— Куда ехать? — спросил с пренебрежением шеф–повар, готовый к неожиданному подвоху.
— Прямо. Я живу на отшибе.
Кузнец смотрел на Лауру, и было видно, что с ним что–то происходит. Его щёки зарделись, а в глазах угадывалась любовь с первого взгляда.
Автобус проехал вперёд метров пятьсот и по команде кузнеца свернул к палисаднику, где в свете фар стая ночных бабочек, кружась вокруг да около разноцветных роз, разгоняла сгущённый аромат по всему саду. Шеф–повар на малой скорости открыл дверь, и кузнец, не дожидаясь полной остановки, прыгнул в темноту. За тем, практически сразу, вспыхнула подсветка, и все увидели роскошный дом с мезонином, судя по всему старинной постройки, возможно, купеческий. Пока пропагандисты русского фольклора по ходу дела разминались, неся каждый свои вещи. Кузнец успел зажечь в доме свет и включить музыку. Все услышали вежливое приглашение:
— Добро пожаловать!
— Собаки есть? — подходя к крыльцу, спросил шеф–повар.
— Гончие. Только они спят. — Судя по улыбке, кузнец находился в идеальном настроении. — И олень есть, и кабанчик есть, и зайцы. Только они тоже спят. И утки…
— Ну хватит нести чушь сивого мерина! — перебил его шеф–повар. — Куда пройти?
— В дом. Все проходят в дом.
Фольклористы друг за другом проследовали в дом. И каждый по–своему удивился. Лаура — отсутствием скотских запахов. Политтехнолог — идеальной чистоте во всём. Шеф–повар — правильной сервировке стола, правда, без закуски, но с салфетками. Девушки с веслом — домашней обстановке и спокойствию. Медведь — обильной выпивке. Дирижёр — хорошей музыке, правда он недолюбливал джаз, особенно американский, но к дружеской беседе музыка подходила идеально. Все были голодны, поэтому закуску разложили на скорую руку.
— У меня есть тост, — после того как налили водку, произнёс кузнец. — Я хочу выпить за вашу красоту. — Он протянул рюмку к сияющей Лауре. — Да, я пью за вас.
Шеф–повар, молча, выпил и налил себе ещё. Девушки с веслом обиженно переглянулись и тоже выпили.
— Что за музыку вы включили?! — недовольно буркнул дирижёр. — Русский фольклорист должен слушать всякую хрень. Выключите!
— Ну Саша! — Лаура кокетливо улыбнулась. — Пусть играет.
— Кстати, почему именно эта музыка? — спросил политтехнолог. — Если я не ошибаюсь это новоорлеанский джаз. Чувствуется теплый бриз с Миссисипи.
— Меня вежливо попросили. — На слове «попросили» кузнец сделал ударение.
— Ну вот, опять начинает «ваньку валять», — шеф–повар махнул ещё одну рюмку и смачно крякнул.
— Кто если не секрет? — спросил дирижёр.
— Поющие бабули…
— Бабули?! — политтехнолог удивился. — Они действительно умеют петь?!
Кузнец замолчал, давая понять, что, возможно, сказал лишнего. Он артистично развёл руки и кивнул в сторону соседней комнаты, причём от предчувствия беды лицо его отделалось легким испугом и снова смотрело по–доброму. Гости, как бывают в таких случаях, поверили в теорию очередного заговора, а все последствия рукоприкладства, естественно, не имеет к ним ни малейшего отношения. Поэтому они решили, не глядя на простодушного хозяина, действовать на опережение.
— Я загляну в эту комнату… — эти словами шеф–повар словно призывал коллег к поступку. — Ну, вашу мать!
— Лаура закрой входную дверь! — велел политтехнолог.
— Я на всякий случай его обыщу! — дирижёр взвизгнул и кинулся к кузнецу.
«Бей его!» — хотели крикнуть девушки с веслом, но не успели.
Из соседней комнаты с подносом в руках вышла бабушка. Примерно вот так неожиданно выходит в спектакле официант, и зрители слышат коронную фразу «кушать подано». Судя по эмоциям гостей, сыграно было замечательно. Оставалось всем встать и поднять руки, потому что на подносе лежал кольт.
— Вы чего распоряжаетесь в чужом доме?! — возгласили другие бабушки, которые вышли следом. Кстати, одна из них взяла кольт и покрутила барабан.
При виде бабушек кузнец закрыл ладонями лицо.
— Этот кузнец напустил туману, ну, мы и… — оправдывался дирижёр. — Толком ничего не может объяснить. Мямля.
— Вы кто такие? — спросила одна из бабушек. — Чего так вырядились?
— Мы фольклористы! — воскликнул шеф–повар. — Приехали к вам пропагандировать русскую песню.
— Да подожди ты! — осадил его политтехнолог. — Наша задача создать коллектив, кстати, из бабушек, которые будут петь русские песни. Поэтому я хочу вам предложить…
— Руку и сердце. — Бабушка с подносом хихикнула.
— Пока только руку, — сказал политтехнолог и, протянув руку, помог бабушке сесть. — Присаживайтесь…
Садитесь на наши места, предложил дирижёр. Девушки с веслом неохотно встали. Шеф–повар продолжал закусывать.
— Агриппина, ты будешь петь русские народные? — спросила одна бабушка другую.
— Нет…
— Ну а ты, Пелагея?
— И я нет…
— Дарья?
— Нет. Нет. И ещё раз нет!
— Зачем же так категорично, — сказал политтехнолог. — Всегда можно договориться.
— Видите ли, молодой человек.
— Лев Львович.
— Видите ли, Лев Львович, из всего многообразия музыки мы предпочитаем джаз. Это очень сложно. Потом мы не поём под «фанеру», а русская песня требует максимальной душевной концентрации.
— Так мы готовы раскошелиться. — Шеф–повар как всегда спешил. — А чего тянуть кота за хвост.
— Нас интересуют только наличные! — практически хором воскликнули бабушки.
— Будут наличные, — успокоил политтехнолог.
— Давайте, только без дураков. Мы надеемся, что сумма будет адекватной. — Судя по всему, бабушки умели торговаться.
— Ну–у–у. — Политтехнолог посмотрел на дирижёра. — За каждое выступление…
— Пять тысяч. — Подхватил дирижёр.
Бабушки недовольно переглянулись.
— Каждой по пять тысяч. — Уточнил политтехнолог.
— Каждый по пять, но долларами по курсу. — Подчеркнула одна из бабушек. — Иначе мы…
— Хорошо, — согласился политтехнолог и, как всегда в таких случаях, добавил: — Александр Сергеевич, наливай.
Дверь отварилась, и в помещение ввалился молодой человек в прозрачном дождевике. Осмотрев окружающих, он явно хотел что–то возразить, но, к сожалению, не смог, потому что находился в сильном подпитии. В таком состоянии слова редко сами слетают с языка и их приходиться выталкивать силой. Но у вновь прибывшего человека, по все видимости, сил просто не осталось. Всё, на что его хватило — это глупо улыбнуться и близко плюхнуться к спящему медведю, у которого один глаз был хитро приоткрыт.
