Александр Тарнорудер - Vertigo
Или с ним работает профессиональная группа актеров, замечательно играющих свои роли — тогда никакую информацию не надо принимать на веру, а просто идти и тупо выполнять задание, как типичный американец. Но в том–то и дело, что повсеместно присутствует элемент «людей в черном», элемент неожиданности и нестандартности, и та самая «кривая», которая постоянно вывозит как русского, так и израильтянина.
— Думай, Данила, думай о том, о чем ты совсем не подумал в тот момент, когда тебя послали в горы Аляски, — сказал он себе.
Первые ассоциации: высота, холод, удаленность от цивилизации. А что на другом конце шкалы? — Африка, жара, скученность, эпидемии… ЭПИДЕМИИ! Вот против эпидемии у него ничего и нет, совсем ничего, об этом–то он и НЕ ПОДУМАЛ.
Если абстрагироваться от Аляски, а он был обязан абстрагироваться вообще от всего, то должен был предусмотреть возможность заражения «метеостанции» неизвестными микробами или вирусами. А среди его снаряжения нет абсолютно никаких средств защиты. Он мыслил слишком стандартно, чтобы заказать даже самый минимум. В Мак Карти, естественно, ничего такого не достать. Единственная возможность восполнить этот пробел — попросить пилота вернуться в Анкоридж, где с гораздо большей вероятностью можно все купить, но тогда сразу возникнет тысяча вопросов, ответить на которые невозможно, если не раскрывать карты. Хотя, вполне может быть, что все участники этого действа на самом деле актеры, нанятые Центром и великолепно играющие свои роли. Есть еще одна призрачная возможность — взлететь со Стэн на ледник и посулить ей круглую сумму за полет в Анкоридж и обратно. Неизвестно, однако, будет ли у нее достаточно топлива, и согласится ли она на внештатный и не согласованный заранее полет.
… Если только… Все ему необходимое может находиться прямо под рукой здесь в Мак Карти… Если только ему повезет…
Дан постучал в дверь с надписью «персонал аэропорта», и Стэн открыла ее почти сразу же, как будто ждала его визита.
— Есть здесь механик, обслуживающий самолеты? — спросил Дан.
— Конечно. А что вас так волнует?
— Хочу его кое–о–чем спросить.
— Хм… ну пойдем тогда. Познакомлю с Барри, только осторожнее, а то он в меня влюблен.
— А есть кто–то, кто не влюблен? — Дан мгновенно пожалел о вырвавшемся замечании, потому что Стэн наградила его злым взглядом и огромными шагами помчалась в конец коридора.
Юмор, подумал Дан, дело тонкое, особенно с индейскими женщинами.
— Познакомься, Барри, мистер турист хочет тебя видеть, наверное, хочет лично убедиться, все ли в порядке с моим самолетом.
— Здравствуйте, — как можно более почтительно произнес Дан, — но меня интересует несколько другое: есть ли у вас «тайвек» и респираторы?
— Вы что, мистер, сомневаетесь, соблюдаем ли мы условия чистоты? — тоном, явно нарывающимся на скандал, спросил Барри.
Дан мговенно определил человеческий тип, с которым он столкнулся, и переменил тактику.
— Послушай, ты, урод, — все, что мне надо — это чехол и намордник! — он вытащил из кармана пару стодолларовых купюр и помахал ими в воздухе.
При виде денег Барри молча полез в шкаф и достал запечатанную упаковку из пяти белых комбинезонов и столь же девственную коробку с респираторами, выложив все на давно не чищеный верстак.
— Премного благодарен, сэ–эр, — издевательски проблеял Дан и, плюнув на купюру, приклеил ее к промежности висевшей на облезлом шкафу широко расставившей ноги плакатной красотки, единственной одеждой которой служили экзотическая шляпка да туфли на высоченном каблуке. Вторую сотню он бросил на верстак и, схватив со стола респираторы и комбинезоны, вышел из слесарки, сопровождаемый безмолвной Стэн.
Эта маленькая удачная стычка взбодрила его, Дан почувствовал так необходимый ему всплеск адреналина. «Метеостанция» или нет — его ждала ГОРА, еще один непройденный маршрут, непокоренная вершина, новое место на Земле, где еще не бывал, куда можно «воткнуть булавку», как делают многие его знакомые, помечая на карте мира посещенные наспех места. Он всегда считал фиглярством это втыкание булавок в карту, хотя что такое их экспедиция (он давно уже представлял себя ее участником), как не попытка воткнуть булавку во вселенную.
— Так что самолет готов, мистер, — сказала Стэн Барсучий Нос, — можно подняться на ледник.
— По ущельям?
— А это уж как хотите, мистер.
— Да все равно…
Ему действительно было все равно, он находился в том приподнятом настроении, когда эйфория предвкушения выхода на маршрут доминирует в сознании, и все прочее в жизни отступает на второй план. Даже его высшая цель — пресловутое «последнее испытание» — как–то потускнела и стушевалась на фоне предстоящего ВОСХОЖДЕНИЯ, поединка с ГОРОЙ, предчувствия преодоления себя и природы.
Барсучий Нос оказалась опытным летчиком и перед посадкой на ледник Клутлан сделала круг на горой Черчилля.
— Вон там новая метеостанция, — раздался ее голос в наушниках, — отсюда можно заметить только ее тень — видите косой треугольник на снегу…
— Вижу… Можете спуститься пониже?
— Я могу сбить ее колесом, если вам это поможет, а толку?
— Поближе хочу посмотреть.
— На скорости в сто двадцать миль все равно ничего не увидите.
— Ну, может есть там кто живой?
— Да, как же, сезон еще не начался, — Стэн выпрямила самолет только для того, чтобы заложить очередной головокружительный вираж, — держитесь крепче, будем садиться на ледник.
До начала туристского сезона оставались еще недели две. Короткую взлетную полосу уже утрамбовали, а может, проложили заново, но снег, вернее, затвердевший на солнце наст выше по склону был девственно чист — ни единой тропинки, ни цепочки следов.
— Воистину белое безмолвие, — подумал Дан, когда стих звук самолета Барсучего Носа, исчезнувшего за изгибом ледника.
Им овладело странное ощущение, пожалуй, впервые в жизни — чувство полного одиночества. Не просто одиночества, но одиночества в МИРЕ, булавки во вселенной. Начала действовать магия расстояния и необъятность пространства, те самые, неизменно обозначаемые белым на картах ничтожные доли человека на квадратный километр, привычные лишь коренным жителям Крайнего Севера. Даже в Антарктике, куда он завербовался на целый год, не было этого странного чувства, возможно, из–за жизнерадостной компании беспорядочно спаривавшихся австралийцев.
— Привет, пап, — Дан достал спутниковый телефон, — как дела?
— Ты откуда?
— Угадай.
— Один?
— Абсолютно.
— Сдаюсь, Данила, рассказывай.
— Сижу на леднике на Аляске на три кило.
— Совсем один?
— Ну да, надо подняться немного, на четыре–триста.
— А какого черта один?
— Задание такое, — Дан не хотел вдаваться в подробности, поскольку был уверен, что его слушают.
— Что ж, тогда ни пуха… если задание.
Дан почувствовал в его голосе недовольные нотки.
Он планировал подняться на три–семьсот–пятьдесят, где приметил небольшой перевал под горой Бона — подходящее ровное место для заброски, и до темноты спуститься обратно к взлетной полосе, чтобы заночевать. На следующий день он поднимется к «метеостанции» с основным комплектом, а если понадобится запасное оборудование, то спустится на перевал за заброской.
Он стремился держаться южной стороны ледника, где похолоднее, и солнце не топит снег, подальше от следов сошедших лавин. Слегка припорошенный свежим слоем легкого снега наст держал, ноги не проваливались, и он мог идти достаточно быстро, а главное, не тратить много сил на преодоление раскисшего на солнце месива. Но свежий снег мог скрывать под собой любую опасность, а главное — трещины в леднике. Прежде чем впрягаться в поклажу, Дан решил сделать дополнительную связку и подстраховать ее снежным якорем, реагирующим на сильный рывок. Главное — не упасть вниз и не застрять, а на двух ледорубах он выберется из любой трещины.
Пологий подъем был несложен и доступен даже чайнику. Он вспомнил, как детстве долго допытывался у отца, почему новичков прозвали именно «чайниками», но в действительности его заботило, чтобы к данной категории не причислили его самого. Чтобы отделаться от Данилы, отцу пришлось выдумать историю про туристов, ушедших в поход с огромным притороченным к рюкзаку закопченным чайником вместо всеми уважаемого котелка. Оный чайник издавал при каждом шаге громкий звон, как колокольчик у пасущейся в альпийских лугах коровы, издали извещая о подходе незадачливых туристов. Даже дома в Москве Данила еще долгое время вздрагивал, когда мать кричала из комнаты: «Мужики, поставьте кто–нибудь чайник!» Отец при этом коварно кивал Даниле: «Давай–давай, твоя очередь.» Очередь почти всегда была Данилина, и, чтобы лишний раз не будоражить тему чайников, он покорно отрывался от своих занятий и, стараясь не греметь посудой, как те самые туристы, осторожно ставил на плиту чайник со свистком.
