Кэндзи Маруяма - В снегах
— Плевать.
Дедушка вытер топор о снег. Сумка была полна, и он понес зайца в руке.
— Зачем ты его так убил? — спросил Тадао.
— Да ладно, одного-то ничего, — весело ответил дедушка. Они не спеша спускались вниз по холму.
— Когда кровь, зайца жалко.
— Ерунда. Ему все равно — он что так, что этак мертвый, — сказал дедушка, и лицо его вдруг стало очень серьезным. Тадао пошел впереди, чтобы не видеть, как из зайца капает кровь.
Обратно они возвращались короткой дорогой, вдоль поймы реки. Солнце начинало клониться к закату, на равнину от гор легла длинная тень. Похолодало.
Дедушка всю дорогу почти не открывал рта. Они перешли через длинный деревянный мост.
Середина моста так и осталась сломанной после прошлогоднего тайфуна. Тадао посмотрел на бежавший внизу поток, остановился и, вцепившись в перила, стал вглядываться в воду.
— Дедушка, — позвал он, не оборачиваясь. — Как ты думаешь, они еще там?
— Кто?
Дедушка подошел и тоже посмотрел на реку.
— Рыбы.
— Нет.
— Они вернутся, когда снег сойдет, да?
— Ага.
— Тогда снова будем ходить на рыбалку, правда?
— Угу, — ответил дедушка. — Будем ходить.
— Каждый год, вдвоем, да?
— Каждый год.
— Ага, и много-много лет.
— ...Да.
Тадао взглянул на зайца в дедушкиной руке. Кровь уже не капала.
Когда они перешли мост, Тадао понял, что ветерок дул только над рекой.
— Когда умирают, становятся холодными-холодными, да? — сказал он, трогая на ходу заднюю ногу зайца.
— Да, холодными.
— А почему?
— Потому что кровь останавливается. Дедушка смотрел куда-то вперед, вдаль.
— Когда умираешь, всему конец, — сказал он.
— Чему всему?
— А всему.
— Ну чему всему?
— И еде, и работе, и сну.
— И ты, дедушка, тоже умрешь?
— Умру. Скоро уже, — ответил дедушка. — Все умирают.
— И все зайцы тоже?
— И зайцы. Все, кто живет.
— А хорошо бы никогда не умирать, да?
— Если живешь слишком долго, устаешь.
— Наверно, — сказал Тадао. — Бабушка была такая холодная.
Далеко в горах прогрохотало, как во время грозы. Они посмотрели в ту сторону. Над освещенным вечерним солнцем ущельем белой тучей поднялась снежная пыль.
— Лавина, — сказал дедушка.
— Вот это да! — восхитился Тадао.
IIIКогда они вернулись, солнце уже зашло и стало совсем темно.
В доме горели огни, там было все так же шумно. Тадао пошел прямо к дедушке во флигель. Дедушка включил свет. Тадао постучал снегоступами один о другой, чтобы отряхнугь снег, и повесил их на место.
Дедушка с размаху швырнул сетку с добычей поверх ящика с зайцами. Потом сел к камельку. Длинными щипцами он разгреб угли, подхватил тлеющий уголек и отложил его в сторону. Собрав тонкие и сухие ветки, дедушка бросил на них сверху уголек и стал дуть.
Тем временем Тадао, приподняв кусок мешковины, заглянул в ящик с зайцами. Те спали, но от внезапного света зашевелились и, косясь на Тадао, неохотно захрупали пожелтевшей травой. Тадао подошел к очагу и сел напротив дедушки. Он подвинул ноги в промокших штанах поближе к огню. Скоро от штанин и носков пошел пар.
— Ругать будут, — сказал Тадао.
— Кто?
Дедушка подкинул в огонь несколько сучьев.
— Мама.
— За что?
— За то, что ходил за зайцами.
— Она что, говорила, что нельзя?
— Ага. Сегодня, говорила, нельзя.
— Ничего.
— Конечно ничего.
Тадао сидел и смотрел в темноту за окном. С крыши свисали сосульки. Бумага, которой была заклеена треснувшая стеклянная дверь, отошла и, тихо шелестя, дрожала на сквозняке.
— Ветер задул, — сказал Тадао.
— Да. Снегопад будет.
Дедушка не смотрел на Тадао, ровными движениями он все ломал сухие ветки и подбрасывал их в огонь. Они замолчали.
Было слышно, как в доме открылась дверь, кто-то шел к флигелю. Подмерзший к вечеру наст сухо скрипел под ногами.
— Кто-то идет.
Тадао посмотрел на дверь. Она с шумом распахнулась, и в комнату вошли мама и тетя. Обе они были в фартуках.
— Тадао! Ты где был? — спросила мама.
— В горах.
— С дедом?
— Ага.
Мама увидела сетку с зайцами.
— Опять на зайцев охотились?
— Ага.
— Ох, папа, — тонким голосом сказала тетя дедушке, — такой день, а ты зверей убиваешь. Мама ведь умерла.
Дедушка ничего ей не ответил.
— Как ты можешь! — сказала тетя. — Сердца у тебя нет.
— Тадао, пойдем.
Мама взяла Тадао за руку.
— Пора ужинать.
Тадао, глядя на дедушку, стал надевать сапоги.
— Папа, ты будешь кушать? — спросила тетя.
— Да ладно, — ответил дедушка.
— «Да ладно» — это значит не будешь?
— Угу.
Мама потянула Тадао за руку, и они вместе с тетей вышли наружу. Дул ветер.
— Бедная мама! — сказала тетя.
— Хорошо тебе, сестренка, что ты замуж не вышла, — сказала мама. — Ох уж эти мужики!
— Твоя правда. А как маму жалко! Тетя и мама заплакали.
IVТадао поужинал в одиночку. Он заглянул в большую комнату. Там возле незаколоченного гроба сидели гости, ели, пили вино и разговаривали между собой.
— А почему, — спросил Тадао у тети, — они не уходят домой?
— Сегодня они останутся здесь до утра, — ответила тетя, опуская в кастрюлю с кипящей водой бутылочку сакэ.
— А почему?
— Чтобы бабушке не было одиноко, они побудут с ней.
— И останутся здесь навсегда?
— Нет, только на эту ночь.
— А потом что?
— А потом бабушку закопают в могилу.
Тетя, обернув руку краем передника, вытащила бутылочку из кастрюли.
— Хочешь спать? — спросила она.
— Ага.
— Ну ложись тут.
— Я буду спать у дедушки.
— Туда не ходи.
— Там лучше.
— Странный ты какой-то.
— Почему странный?
— Да ладно, это я так.
Тетя поставила бутылочку на алюминиевый поднос и понесла гостям.
— Скажи ему, чтоб он тебе побольше футонов постелил.
— Угу.
Тадао побежал по ночному саду к флигелю. Дедушка сидел у очага все в той же позе.
— У тебя буду спать, — объявил Тадао.
— Ну-ну — ответил дедушка.
— Ты что, есть не будешь?
— Неохота.
— А-а.
— Ну, будем ложиться?
— Не хочу еще.
— Я тебе постелю пока.
Дедушка достал из тумбы толстый футон. Тадао помог ему положить подушки. Дедушкина подушка, набитая сухой травой, была тяжелой и похрустывала. Тадао разделся и залез под одеяло. Дедушка сверху накрыл его еще одним тюфяком, снял жилет и штаны и лег рядом.
Тадао повернулся на бок, лицом к дедушке, и сжался в комок. Ноги мерзли. Дедушка закрыл глаза, веки у него были все в морщинах.
Тадао вспомнил про ушанку, встал и сходил за ней. Лег и завернулся в одеяло.
— Что, хорошая? — спросил дедушка.
— Ага. Ты мне сделай еще одну такого же размера.
— Ладно.
— Когда сделаешь?
— Как-нибудь.
— А завтра нельзя?
— Так быстро не получится.
— Жалко.
— Надо снять шкурку, высушить.
— Ну ладно, в следующий раз.
— Ты теперь когда приедешь? — спросил дедушка.
— Не знаю. Но я обязательно приеду, обещаю. Из дома доносился непрерывный шум голосов.
— А бабушка умерла, — сказал Тадао.
— Угу.
Дедушка быстро встал и, дернув за шнурок, погасил свет.
— Пусть бы горел.
— Не уснешь так, — сказал дедушка.
Комнату теперь освещал только красноватый свет догорающего очага.
— Бабушка умерла, — снова сказал Тадао.
— Угу.
— Завтра хоронить будут.
— Сначала сожгут.
— А зачем?
— Чтобы остались одни кости.
— А потом уже закопают, да?
— Да.
Угли догорели, и лица дедушки стало не видать.
— А зайцев всех убивают?
— Некоторые дохнут сами.
— Их тоже закапывают?
— Не знаю.
В ящике зашуршали зайцы. Тадао прислушался и услышал, как они жуют траву. Гости в доме шумели все громче.
— А жалко, что ты того зайца окровенил, — сказал Тадао.
— Говорят, когда человек умирает, ему одиноко.
— Бабушке, говорят, одиноко, потому что она умерла.
— Это кто тебе сказал?
— Тетя.
— Ничего не одиноко, — сказал дедушка. — Когда умираешь, все на этом кончается.
Тадао понемногу согрелся и вытянулся на фугоне. Он понял, что дедушка повернулся к нему спиной.
— Давай-ка спать, — сказал дедушка.
— Давай.
Тадао сжал в руках свою ушанку.
Зайцы зашуршали в ящике травой, но, когда в комнате наступила тишина, они тоже притихли. Дедушка несколько раз перевернулся с боку на бок.
— Не можешь уснуть? — спросил Тадао.
— Сплю, сплю, — ответил дедушка.
— Завтра опять будет идти снег?
— Будет.
— А бабушка...
— Все, спи.
— Ага.
Тадао хотел еще поговорить о зайцах, но скоро уснул.
