Анна Лавриненко - Время моей жизни
Кирка улыбнулся Джеку Вайту, который пел в плеере и издавал умопомрачительные звуки на бас-гитаре, улыбнулся Мэри Вайт и ее необыкновенному таланту барабанщицы – без зависти, скорее с легкой грустью оттого, что ему, наверное, никогда так не сыграть. У меня все хорошо, подумал Кирка, ведь правда хорошо. Он провел тыльной стороной ладони по носу. Какая-то непонятная тоска сдавила грудь.
Такое с ним бывало, и в такие моменты ему хотелось стучаться головой о стену или плакать, но он просто закрывал глаза и твердил про себя:
“У меня ведь все хорошо! У меня все лучше всех!” – но это мало помогало. Да что там говорить – это не помогало никогда.
Он сжал руки в кулаки, очень сильно, и тут же стало легче. Перед глазами стояла Ленка. Красивая, капризная, избалованная Ленка.
Принцесса. Куда ему до нее. До такой. Дело было даже не в том, что она была на два года старше, дело было даже не в том, что он играл на барабанах в крутой рок-группе, а она и не слушала такую музыку, – просто они не подходили друг другу, точнее, он не подходил ей. Но он же сам тогда ей сказал: “Мне ничего не надо. Я ведь ничего не прошу и ни на что не претендую. Я просто хочу быть рядом”. И иногда она великодушно позволяла: “Будь. Но только так, аккуратно, не задень моей свободы”. – “Постараюсь”. И он старался и мучился от этого. Он позволял ей делать все, что она захочет. Он просил прощения, когда виновата была она. Он покупал ей сигареты и приносил кофе. Он никогда не обнимал и не целовал ее на людях, потому что она этого не любила. Он пробовал прекратить болезненные отношения. И это удавалось. На пару месяцев, и не больше. Она спокойно могла вынести его отсутствие. Тебя не было все это время рядом со мной? Я и не заметила. А он не мог. Не мог, когда ее так долго не было рядом. Он подходил к ней на переменах, в перерывах между парами и каждый раз боялся – заговорит она или, развернувшись, уйдет. И так раз за разом. Я не хочу любить ее! – думал он. Но любил.
А Ленка была принцессой от рождения. Так почему она, принцесса, должна встречаться с каким-то барабанщиком? Да, он не так уж и некрасив, но положением отличался от нее. Она хотела ходить в театры и в кафе, а не просиживать у него на репетициях целую вечность. Она не замечала его в университете и вообще старалась поменьше общаться.
Даже не потому что боялась того, что вдруг подумают люди – на их мнение ей было глубоко наплевать, – а потому, что она сама о себе подумает. Барабанщик и принцесса определенно не подходят друг другу
– просто потому, что он не принц.
Но, несмотря на это, Ленка иногда все-таки заходила на репетиции.
– Ты меня проводишь? – спрашивала она Кирилла.
– Я сейчас не могу, – говорил он упавшим голосом.
– Значит, не можешь? – злилась Ленка и уходила.
Ну, а он, конечно, вскакивал, чуть ли не снося свои барабаны, и бежал за ней. Возвращался через несколько минут, хмурый, нервный, и начинал стучать как бешеный.
11
Весной много чего случается, на то она и весна: кто-то влюбляется, кто-то женится, кто-то радуется солнышку. А для Ляли этой весной наступал конец целой эпохи, которая, может быть, и не была длинна так, как бывает длинна жизнь, но имела (наверняка имела) значение намного большее, чем сама жизнь. Веб-дизайнер сдавал госэкзамены.
Казалось бы, что в этом такого? – лишь бы сдал, и то хорошо. Но ведь когда он сдаст последний экзамен, а потом защитит диплом, все закончится. Он уйдет из университета навсегда, а значит, и из ее жизни тоже. Поэтому она и пришла в тот день пораньше, чтобы увидеть его, может быть, последний раз в жизни. Они, возможно, еще столкнутся пару раз на улице, но, наверное, он не поздоровается, а может, она сама так этого перепугается, что повернет в другую сторону, лишь бы только не говорить ему “привет”, а может, чтобы не слышать его “привет”.
Ляля сидела на первом этаже и слушала “Корнея” в плеере. Она ждала, когда же он спустится вниз. А он все не спускался, и ей казалось глупым и нелепым вот так вот сидеть и ждать, но уйти она не могла.
Она так его и не увидела, по какой-то странной причине. Он как будто бы испарился… Как будто бы. Зато когда все ушли, она заглянула в кабинет к одному из преподавателей и спросила, как сдал сегодня экзамен такой-то молодой человек из такой-то группы. Преподаватель был старенький, но очень милый. Он взволнованно начал рыться в бумагах, даже не спрашивая, зачем ей это нужно. Наверное, сам когда-то был молодым и был отчаянно, безнадежно и сумасшедше влюблен в какую-нибудь девчонку со своего курса. Он искал ведомости, а она все говорила “если это сложно, не стоит затрудняться, я пойду”, но он ее не пускал и наконец поднял голову:
– На троечку.
– На троечку, – повторила она.
– Да, вот, на троечку.
А когда она вышла из кабинета, то заплакала. Не потому что переживала за него, не потому что расстроилась из-за тройки, не потому что не увидела его сегодня, она просто заплакала…
Конец весны был не то чтобы теплым – он был жарким. По городу летала пыль, которую лишь изредка смывал дождик. После репетиции мы ходили к фонтанам – иногда у администрации, но чаще к ТЮЗу, – и пили. Мы с
Лялей – шампанское, мальчики – пиво. Нам тогда было весело. Мы смеялись и придумывали разные веселые фишки, мы напивались до беспамятства и тусили до ночи, пока не наступало время расходиться по домам. Иногда мы поглядывали на парочки, прогуливающиеся мимо нас, и немного им завидовали. Уговаривали себя, что нам-то по-любому лучше. Но было ли это действительно лучше, чем Билли засыпать с его подружкой, мне – разговаривать с Лондоном и целоваться с ним под дождем, Ляле – шлепать по лужам с ее веб-дизайнером или сидеть с ним где-нибудь в кафешке, а Кирке любоваться его Принцессой, играть ее волосами и постоянно видеть ее улыбку? Наверное, мы только хотели так думать. Но ведь не это главное…
Главное, что мы были красивые, свободные, почти что счастливые…
Часть 3 . Лето
12
Пить чай и кофе. Слушать музыку. Забыть обо всем на свете и ничего не чувствовать. Спать. Глядеть на небо. Ничего не делать…
Мы молча погружались в безнадежность. Мы не противились ей, а безнадежность хватала нас за глотку. Было жарко, и ничего не хотелось делать. Мы даже стали забывать, что у нас есть группа.
Репетировали всего раз в неделю, но как-то лениво. В честь лета кто-то пропадал на сутки, недели, а то и месяцы.
В один из тех дней, когда Кирилл скинул эсэмэску, что сегодня не придет на репетицию, мы не очень-то и расстроились – репетировать все равно не хотелось. Мы немного постебались – я играла на барабанах, стучала отсебятину, Билли стоял на басу, и мы пытались с ним изобразить “WHITE STRIPES”, но скоро нам это надоело, и мы пошли в “Бахус” за вином. Подошла опоздавшая Ляля и от стакана вина не отказалась. Мы сидели на грязной, истоптанной сцене актового зала, свесив вниз ноги, пили вино из горла и разговаривали. За жизнь.
Билли тянуло на философию.
– Никогда не бывает так, как ты хочешь. А почему? Фиг его знает.
Наверное, потому что мы живем в том мире, какой есть, а не в том, в каком бы мы хотели жить. И как-то надо двигаться по этому пути. Это скучно, но идти-то надо. А куда идти и зачем – никто знает. Но все мы идем или почти все… идем, и я, и ты, и ты, – иногда, конечно, случается что-то хорошее, но оно всегда имеет свою цену.
– Но почему все так несправедливо? – спросила я, но не Билли, не
Лялю, не себя, а так просто, вопрос, который ничего не изменит, даже если знать на него точной ответ.
– А потому что это трахнутая жизнь, – сказал Билли.
– Это точно, – улыбнулась Ляля.
Мы сходили еще в “Бахус” и выпили еще вина. Мы уже были прилично пьяные и пошли бродить по городу до темноты. А потом еще чуть-чуть побродили в темноте и разошлись в разные стороны…
Так мы и проводили лето – бессмысленно, глупо и, можно даже сказать, попсово.
Единственным положительным воспоминанием был “Open-air”^2.
На “Open-air” было жарко, и от этого давало в голову сильнее. Ярко светило солнце, и по небу плыли воздушно-сливочные облака. Мы были пьяные в ноль. Кто-то не только пьян, но и обкурен. “Open-air” еще не начался, и мы время от времени поглядывали на афиши, чтобы убедиться, что правильно угадали начало.
Неподалеку сидел маленький мальчик в тельняшке и дул на ободранную коленку. Кто-то бросался фантиками от конфет. Дул теплый ветер.
Концерт задержали почти на час, но нам было все равно. Билли пришел со своей подружкой в гриндерсах, правда, в этот раз она была не в них, а в каких-то спортивных тапочках, но суть от этого не менялась.
Генка был немного грустен. Поначалу. До тех пор, пока не выпил.
Кирка приехал со своими друзьями на “Жигулях”, то есть в весьма нетрезвом виде. Народу была куча. Даже попсового. Даже такого, какого нам совсем не хотелось видеть.
Когда начался концерт, вдруг стало весело. Мы все были радостные, прыгали под музыку, обливались минералкой, когда становилось очень жарко.
