Алексей Федотов - Призрачная Америка
— Как же ты освободилась?
— Не освободилась. Там существует иллюзия свободы, когда кажется, что никто тебя не охраняет, никому ты ничего не должен, но только тогда и чувствуешь, что ты в самом жесточайшем рабстве, которое только можно вообразить.
— А что с Марком?
Лицо ее вдруг исказилось ненавистью:
— Ты отобрал у меня сына, не только на земле, но и в вечности! Он теперь в таких местах, которые я даже представить себе не могу!
— Ты хотела бы попасть к нему?
— Нет: я всю жизнь боролась против того, где он сейчас!
— Может быть, ты ошибалась?
Лицо Джил исказилось ненавистью, она не ответила.
— Почему ты мне явилась?
— Это легкий вопрос. Потому что ты используешь галлюциногены – они открывают видение нашего мира. Если умрешь от передозировки – будем жить вместе вечно…
Джил жутко захохотала и исчезла.
В другой раз Полу явился Марк. Он почему‑то был уже взрослым мужчиной, но Пол сразу узнал его.
— Что с тобой? – спросил он сына.
— Со мной все хорошо, а вот с тобой нет.
— Ты знаешь, что с мамой?
— Ей уже нельзя помочь, — грустно сказал Марк. – А вот тебе еще можно.
— Помочь? В каком смысле?
— Если ты не откажешься от наркотиков и ЛСД, то пойдешь туда, где она.
— Из‑за них я могу тебя видеть?
— И да, и нет. Обычно те, кто себя добровольно одурманивает, видят только то, что вселяет в них страх или наоборот ложные надежды, и губит их душу. Но ты хотел нормальной семьи, когда узнал о том, что мне предстоит родиться, те два дня, которые мы были вместе, ты использовал, чтобы меня крестить. И поэтому я не только могу за тебя молиться, но мне дан и единственный шанс предупредить тебя – второго, скорее всего, не будет.
— Предупредить о чем?
— Откажись от наркотиков и ЛСД!
Марк пропал, а Пол, когда очнулся, принял решение сделать так, как сказал ему сын в видении. Наркотиков он почти не употреблял, а отвыкание от ЛСД оказалось физически безболезненным. Однако в душе его образовалась зияющая пустота, которую он не знал, чем заполнить. И почему‑то принял решение съездить в заброшенный город Моуди, где прошло его детство…
Следователь Беркли
Ричарду Беркли было сорок лет. Пятнадцать из них он работал следователем в полицейском управлении Нью–Йорка. Он много всего разного видел в жизни, но это дело с убийством священника не давало ему покоя. Сразу от начальника полиции, оформив все бумаги, он отправился в психиатрическую клинику, и потребовал отдать ему Пола.
— Но… это невозможно… — растерялся доктор Хайд.
— Отчего же? Все документы у меня в полном порядке! – возразил Беркли. – Ведите меня к нему! Не вынуждайте законного представителя власти применять силу!
И для убедительности достал из кобуры пистолет. Этот аргумент подействовал решающим образом. Увидев, привязанного к кровати Пола, он присвистнул:
— У нас что здесь: Освенцим?
Пришедший в себя доктор Хайд начал возражать, что хотя, конечно, он лично очень рад, что подозрения в отношении его пациента в убийстве не нашли подтверждения, он от этого не перестает быть психически больным, нуждающимся в строгой изоляции и медицинском наблюдении. И отдать его следователю он не может.
— Вот как? – поднял брови Беркли. – А у меня сложилось впечатление, что этого человека здесь насильно удерживают те, кто не хочет, чтобы преступление было раскрыто. И сдается мне, что у тебя есть все шансы отправиться надолго в такую же комнату как эта за пособничество им!
И, чтобы показать, что не шутит, ткнул Хайда дулом в висок. Тот побледнел и распорядился отвязать Пола и выдать ему одежду. Узник, качаясь, встал, идти ему было тяжело.
— Кто вы? – спросил он офицера.
— Следователь. Нам нужно о многом поговорить.
Но стоило Беркли с Полом покинуть клинику, как Хайд бросился к телефону:
— Мистер Линс! Это непонятно что творится! – кричал он в трубку.
— Успокойся, и расскажи все по порядку, — приказал ему собеседник.
А через полчаса звонок раздался в кабинете начальника полиции.
— Слушаю, — небрежно сказал он, но тут же голос его изменился: — Как же можно не узнать вас, мистер Линс! Что? Беркли? Забрал психически больного? Нет, я разрешал ему только отпустить задержанного… Психиатрия это не моя компетенция… Ну, что вы, мистер Линс! Мы исправим это недоразумение… Сейчас же отдам приказ вернуть его обратно… Беркли получит выговор… Что? Пора отправлять его в отставку? Но он еще не стар… Что? Ну, мы изучим этот вопрос, конечно, в связи со вновь вскрывшимися обстоятельствами…
В это время Роберт Беркли ехал с Полом в машине уже за пределами Нью–Йорка и говорил ему:
— Сейчас, наверное, шеф уже отдал приказ вернуть тебя в психушку, а меня отстранить от ведения дела. Поэтому на самолете мы лететь уже не сможем. Нам предстоит несколько дней трястись на машине до Моуди. Самолетом нам уже не улететь, аэропорт отслеживается.
— Но почему вас так заинтересовало это дело?
— Почему? Потому, что мне не нравится, что моей страной, которая кичится своей свободой, управляет не правительство, а мешки с деньгами, да ладно бы если они, а то их подручные, хуже которых и выдумать невозможно!
— Вы думаете, что вы сможете победить? — скептически спросил Пол.
— В другой стране, наверное, не смог бы. Но мы ведь в Америке, на родине Бэтмена и Супермена. Так что думаю, что шансы на победу есть, и они все же значительные.
И впервые за этот день Ричард весело засмеялся.
Профессор Ричмонд
Профессора философии Гарри Ричмонда отправили на пенсию. Незадолго до этого он в публичном диспуте сумел взять верх над профессором Лещинским. Поначалу он было взял на вооружение методы своего оппонента, который не столько опровергал научно утверждения соперника, сколько стремился выставить его смешным и глупым. И, надо сказать, Лещинский действительно в этот раз временами выглядел глупо.
Например, когда он сказал, что человек, в сущности, это всего лишь одна из разновидностей человекообразных приматов, Ричмонд сказал ему: «Вот оно что! А я‑то думал – кого вы мне напоминаете? Но это, наверное, не ко всем людям относится, а только к вам? Вам тогда нужно не в университете, а в зоопарке преподавать». Взрыв хохота в зале сбил заведующего кафедрой антропологии с мысли, а профессор Ричмонд взял инициативу в свои руки. Шутки ему надоели, философ решил сказать все, что думает. Он был специалистом по средневековой теологии, презирал и марксизм, и нацизм и империализм, как и научные теории их обслуживающие, в первую очередь, теорию эволюции.
— Мы живем пока еще в христианской стране, — громогласно начал профессор Ричмонд, не обращая внимания на попытки Лещинского вставить слово, — но эта страна идет все дальше от Христа в сторону краха. Чем опасна теория эволюции? Сама по себе – она всего лишь одна из теорий, достаточно фантастических, нужно отметить. Но миф, который из нее вырос опасен тем, что вбивает в голову масс мысль, что якобы наука доказала случайное появление жизни, которая также случайно почему‑то возрастает от простого к сложному, от плохого к совершенному. И якобы та же наука доказала, что в мире царит естественный отбор, и выживать должны только сильнейшие, хотя мы видим в природе много, казалось бы, полностью неприспособленных видов, которые вполне успешно сохранились до нашего времени. Но почему эта теория, а точнее этот миф имеет столько последователей?
Дело в том, что он очень удобный для того, чтобы оправдать мораль нашего общества, которое не хочет более быть христианским, которое хочет открыто грешить, и не страшиться наказания в вечности. Он удобен для нацизма, использующего его для утверждения, что германская раса, как «наиболее приспособленная» должна занимать главенствующее положение в мире. Он удобен для коммунистов, утверждающих диктатуру пролетариата, также как «наиболее приспособленного». Он удобен и вообще для оправдания любого империализма. Удобен для оправдания вообще любого зла – ведь это же «естественный отбор», «законы природы». Но это не законы природы – это законы зла, которые очень многие впустили в свое сердце.
И что мы видим? Две мировые войны, с десятками миллионов жертв, подобных которым еще не знала человеческая история. Атомное оружие, имеющее такую разрушительную силу, что третья мировая война может стать последней. А что становится с моралью? Возьмите Америку – разве у нас сейчас все хорошо? Что сделал с отношением к вопросам пола доктор Кинзи? Он провел исследования, якобы доказывающие, что 95% мужчин практикуют половые извращения и незаконные связи. А раз так, то бессмысленны сами понятия нормы и извращения. Но широкой общественности неизвестно, где он брал анкетируемых для своих исследований. А между тем около трети из них были осужденные за половые преступления. Остальных он искал в публичных домах и притонах, ночных клубах, стриптизах, барах, среди гомосексуалистов. По его словам выходило, что все это – среднестатистические американцы. И нас ведут к тому, чтобы среднестатистические американцы стали именно такими. В «Образцовом Уголовном кодексе», который в 1955 году был направлен в законодательные органы всех пятидесяти штатов, все до единой ссылки на эмпирические данные о половой жизни американцев ведут к материалам доктора Альфреда Кинзи…
