Николай Камбулов - Ракетный гром
Жажда подталкивала вперед... Чудо вновь совершилось: озерцо исчезло, вместо водяной глади, чуть-чуть покрытой рябью, перед ним вырос курган, на маковке которого неподвижно, иссушенный горячими ветрами, торчал одинокий кустик не то дикого терна, не то репейника.
Наконец Громов понял, что нет смысла бежать вслед за непрерывно удаляющимся озером и что теперь надо экономить силы. Как только он это осознал, сразу почувствовал слабость, захотелось лечь на землю и лежать, лежать... Но он пересилил это желание и вскоре вышел на старую полевую дорогу, по которой давно не ездили, и она местами поросла травой.
Он пошел по ней, то и дело останавливаясь и пытаясь найти следы колес. И когда находил нечто похожее на их отпечатки, почему-то вспоминал летчика, оставшегося в степи под палящими лучами, жалел его и приговаривал:
— Ты, брат, потерпи, потерпи.
Дорога то исчезала, то вновь появлялась, куда-то вела и вела. Он надеялся, что она в конце концов приведет к тому месту, где исчезнут миражи — убегающее озеро, обыкновенный бурьян не покажется лесом (и такое перед ним возникало!), где будет все-таки что-то земное, настоящее.
— Ты, брат, потерпи, потерпи, — шептал Громов сухими губами, — потерпи, теперь уже скоро.
Земля дыбилась, будто все время он поднимался в гору, крутую, почти отвесную.
VКак-то зимой — Бородин тогда еще не был заместителем командира части, а командовал батареей «соток» — отдыхал он в ялтинском санатории. Там услышал от молодого лейтенанта, соседа по комнате, передаваемые из уст в уста бог знает кем сочиненные стихи:
Июнь месяц — жара палит.
В отпуск едет замполит!
За окном термометр показывал плюс сорок два, на часах же, висевших напротив стола, было только восемь утра. Чувствуя, как с каждой минутой усиливается жара, Бородин перефразировал стихи:
— Это верно, жара палит, но не едет в отпуск замполит... Собственно, не пускают... Бедненького, женатого замполита не пускают.
С тех пор как Бородин женился на Елене Крабовой, нравится ему произносить слово «женатый». Брак оформили в конце зимы. Стояла паршивая погода: то дождь, то снег. Предложили ехать в отпуск: «Поезжай, может так случиться, что в этом году вообще не получишь отпуска». Видимо, знали о скором переходе на новую технику. Он не хотел ехать, но Елена настояла. Не отдыхал, а скучал без нее. На десять дней раньше прикатил. И тут закружилось, завертелось с новыми эрпурсами. Громова сразу отозвали на московские сборы. Новый начальник штаба немного растерялся, приходится решать вопросы и за командира части, да и майору Савчуку помогать: как секретарь партийного бюро он пока еще не могуч, опыта не хватает, хотя строевиком был добрым... Теперь приходится до полуночи задерживаться на службе. Хорошо, что дома некому выговора давать за позднее возвращение. В прошлое воскресенье Елена сказала: «Степа, он стучится, мне пора к маме». На вокзале, когда провожал на Украину ее и Павлика, сильно засосало под ложечкой. И сейчас тоже — при слове «женатый».
Вчера из штаба округа позвонил Громов: «Прибыл из Москвы, через час буду в Нагорном». Бородин обрадовался. Но прошла ночь, а он не появился. Несмотря на выходной день. Бородин прибежал в штаб: не сидеть же дома, когда неизвестно, что случилось с командиром!
Он потянулся к телефону, намереваясь позвонить в округ, но не успел взять трубку, аппарат резко затрещал. Звонила Наташа, жена Громова. Он не сразу ответил. И Наташа, услышав в трубке голос Бородина, растерялась, хотела было положить трубку, но другого телефона в штабе она не знала. Не знал, как поступить, и Бородин. Потом она спросила: «Кто у телефона?» Надо было отвечать, тем более что полагал: возможно, она знает, где Громов.
— Кто вам нужен? — спросил Бородин чужим голосом, чтобы она его не узнала.
— Мне нужен Громов...
Он обрадовался: она его не узнала — и коротко бросил:
— Командир еще не прибыл.
Послышались короткие гудки, но он еще стоял с зажатой в руке трубкой. «Что ж я так... с ней?» Ему стало жаль ее, жаль до душевной боли, и он хотел было позвонить на квартиру, но вошел дежурный по штабу лейтенант Узлов.
— Товарищ подполковник, — обратился он к Бородину. — Только что звонили с аэродрома: самолет, на котором летел подполковник Громов, пропал без вести.
— Что такое? — Мысли Бородина еще были заняты Наташей, и он не сразу понял Узлова. — Что такое? Что вы сказали?
— Самолет, на котором летел наш командир, пропал без вести.
Теперь Бородин понял Узлова.
— Почему пропал? — спросил он, но тут же спохватился, что говорит глупость, поправился: — Кто это вам сказал?
— Дежурный по перелетам.
— Что он еще говорил?
— Организован поиск самолетами.
— Понятно. Идите.
Узлов не ушел. Он глухо бросил:
— В степи разве с самолета человека можно обнаружить?
— Что вы предлагаете?
Бородин на миг представил себе картину поиска: степь, степь, неоглядная ширь, залитая нестерпимо горячими лучами здешнего солнца, а дальше, туда, к границе, — горы, — горы...
Его охватил страх: вдруг он останется без Громова. Ему всегда казалось: не будь рядом Громова, он не смог бы сделать ни одного толкового шага... Мысли вновь вернулись к Наташе. Почему-то чувство было такое, что сейчас откроется дверь и перед ним появится она, та самая Наташа, которая когда-то чуть не стала его женой. Он посмотрел в окно и увидел Наташу. Она стояла на самом солнцепеке, там, где тропинка, ведущая к штабу, взбегает на пригорок. Увидел Наташу и Узлов.
— Позвать сюда? — спросил Дмитрий.
— Что вы ей скажете? — возразил Бородин, отойдя от окна в глубь комнаты. — Она ведь догадается, в чем дело...
— Это точно. — согласился Узлов. — Женщины — народ догадливый. Старшина Рыбалко говорит, что его Устинья в день зарплаты на расстоянии читает мысли: билеты покупает в кино, чтобы старшина не шел в «Голубой Дунай». Иногда ему так хочется посидеть за столиком, поговорить с другом, а она ему билеты в кино...
— Какой «Голубой Дунай»? — досадливо скривился Бородин, недовольный неуместной шуткой лейтенанта.
— А тот гадючник, помните, у дороги, напротив вокзала, ларечек такой был? Сейчас его расширили, покрасили и вывеску повесили: кафе «Голубой Дунай». Баяниста безногого где-то нашли, с утра до ночи «Амурские волны» играет. Прямо скажу: отличный баянист! Нам бы такого в офицерский клуб...
Бородин не слушал Узлова: он вновь подошел к окну. Наташа сделала несколько шагов по направлению к штабу, потом остановилась и, резко повернувшись, пошла в обратном направлении. Бородин хотел было выскочить из кабинета, догнать и успокоить ее, но в этот миг опять затрещал телефон. Степан сразу узнал голос генерала Гросулова.
— Да, да. Понятно, товарищ генерал. Слушаюсь! — Положил трубку, нащупал рукой вмонтированный в стол сигнал срочного сбора, нажал на кнопку и опять увидел Наташу, которая теперь шла к штабу, шла уверенно, без колебаний...
VIМаленькая Руфочка, в пестреньком платьице, хохоча и хлопая в ладошки, гонялась за папой. Малко бегал из угла в угол, притопывая новыми ботинками, и тоже смеялся. Комната была еще пуста и оттого казалась всем — и Руфочке, и Малко, и Аннете — большой и просторной. И хорошо, что в ней два окна, хорошо, что она квадратная, — легко расставить мебель. Аннета быстро определила, где будут стоять Руфочкина кроватка, диван, стол, шкаф для одежды и трельяж, которых еще нет, но они непременно приобретут — главное, есть квартира.
Аннета присела на огромный кожаный чемодан, скрестив на высокой груди красивые руки. Она с дочуркой только что приехала из Москвы. Она могла бы и раньше приехать, но Мишель не разрешал этого делать до получения квартиры.
Руфочка наконец настигла отца, и он подхватил ее на руки, целуя и приговаривая:
— Ну вот видишь, видишь, какой твой папа герой! Теперь мы вместе, видишь!
Он открыл окно, крикнул на улицу:
— Волошин, можешь ехать! Передай замполиту: все в порядке, семью встретил.
Через час к трехэтажному дому подъехала грузовая машина. Высокий сержант, с веснушками на лице, серыми спокойными глазами, вышел из кабины. Задрав голову, крикнул в открытое окно:
— Товарищ старший лейтенант! Разрешите доложить? Мебель привезли.
— Вносите! — отозвался Малко и, чмокнув Анкету в пахнущую духами щеку, скатился по крутой лестнице во двор.
Солдаты быстро разгрузили мебель, внесли в комнату, по указанию Малко расставили ее по местам. Медноволосый сержант, у которого оказалась поразившая Аннету своей необычностью фамилия — Добрыйдень, козырнул Малко:
— Разрешите ехать, товарищ старший лейтенант?
— Езжайте, ребята, — сказал Малко.
Ребята, бросая вкрадчивые взгляды на Аннету, подталкивая друг друга в спины, стайкой скрылись за дверью. Руфочка бросилась к окошку, чтобы еще раз посмотреть на солдат, но подоконник оказался для нее слишком высоким, и она, ничего не увидев, помахала им ручкой.
