Жозе Гомес Феррейра - Чудесные приключения Жоана-Смельчака
— А теперь убирайся прочь с моих глаз! — крикнул он. Металлическое создание подчинилось, и Жоан Смельчак вступил на скользкий откос Хрустального холма. Он решил взобраться на его вершину, хотя попытка эта и казалась безнадежной.
Но — вот сюрприз! — едва Жоан коснулся гладкой поверхности откоса, как его понесло с быстротой камня, подброшенного ввысь рукой великана. И после этого головокружительного взлета Жоан очутился перед главным фасадом дворца без окон и дверей.
В то же мгновение из щели в крыше высунулась огромная рука, белая и гибкая она изогнулась, схватила Жоана за пояс, втащила во дворец и поставила его в самом центре необъятного и безлюдного амфитеатра с беломраморными ступенями. Воздух напоен был светлой музыкой, и казалось, ее рождала тишина. Смущенный и взволнованный, Жоан оглянулся по сторонам. На скамьях никого не было. Перед ним были широкие двери, и, когда Жоан к ним приблизился, они растворились, словно их распахнули руки волшебников. Открылся вход в длинный и узкий коридор, и Жоан Смельчак, зная, что сюда он пришел, чтобы заменить девочку с волосами цвета меда, отправился на поиски хозяина дворца. Но тщетно! По крайней мере, полчаса бродил он по дворцу как потерянный, переходя из зала в зал, из комнаты в комнату, из коридора в коридор, но так никого и не встретил. Ни одной живой души. Никого, решительно никого. Жоан Смельчак готов был уже отказаться от поисков, как вдруг на стене во внутреннем дворике неожиданно увидел надпись:
СВЯЩЕННАЯ КОНЮШНЯ
Любопытства ради Жоан открыл дверь и увидел просторное помещение с платиновыми стенами и хрустальным полом. В дальнем углу могучий вороной конь жевал в серебряных яслях золотистую траву. Над ним на бронзовом гвозде висела огромная коса с длинной рукояткой. Кому принадлежал этот великолепный конь с волнистой гривой цвета черного пламени? Быть может, самому Белому чудовищу? Но что за Белое чудовище? Быть может, сам князь тьмы, вознесенный в белый дворец из преисподней?
Внезапно чей–то голос прервал его размышления:
— Что ты здесь делаешь?
Он сразу же вспомнил слова старика в красном колпаке: На него хоть раз кто взглянет, сердце биться перестанет — и, не оборачиваясь, ответил:
— Я — Жоан Смельчак и пришел вместо девочки с волосами цвета меда.
А сам потихоньку вытащил из кармана зеркальце, чтобы разглядеть хозяина дворца. Удивительно! Его страхи не оправдались. Напротив, в зеркальце Жоан увидел прекрасного и стройного греческого бога в венке из фиалок.
— Но ведь ты не Белое чудовище?! — с изумлением пробормотал он.
— Конечно, нет, — улыбнулся бог. — Я вовсе на него не похож. Чудовище освободилось от своей кожи, своих мускулов и своей крови. От него остался один лишь скелет, выкрашенный белилами. Оно очень заботится о своей внешности и поэтому пудрит череп рисовой пудрой.
— А я могу с ним поговорить? — спросил Жоан.
— Нет. Его сейчас нет дома. Оно на охоте.
— А как его зовут?
— А разве ты не знаешь? Это ее превосходительство дона Смерть. Жоан Смельчак весь съежился от страха.
— Как? Смерть?! Значит, я во дворце Смерти?!
— Бледный как полотно, он стал прикидывать, как бы выбраться из дворца прежде, чем Смерть вернется с охоты.
— Почему же она отправилась на охоту без лошади и без косы? — спросил он у бога, а тем временем в голове у него зародился план побега.
— Без лошади и без косы?.. Да что ты! Теперь она в них больше не нуждается. Она предпочитает черный самолет с пулеметом–призраком.
— А ты тоже здесь живешь?
— О нет. Я пришел в гости. Захожу сюда время от времени, чтобы осушить с донной Смертью череп–другой чаю. Так я говорю, мой старый конь? — И, поглаживая жесткую гриву вороного, он сказал:
— Бедняга! Истосковался ты по солнцу, по свежему ветру! Давно тебя не выводили из конюшни! Внезапно Жоан Смельчак изловчился и одним махом вскочил на коня. Правой рукой он схватил косу, а левой вцепился в холку скакуна.
— Прочь с дороги! — закричал он. Но бог и не думал его удерживать. Напротив, он даже посочувствовал Жоану.
— Беги, беги же скорее, пока не явилась дона Смерть.
— Да кто же ты? — только и успел вымолвить Жоан.
Но конь совершил грандиозный прыжок, пробил крышу и взвился в поднебесье, и Жоан Смельчак так и не услышал ответа. До его слуха донеслось какое–то неясное слово, то ли «любовь», то ли «боль», толком он не разобрал.
А между тем конь уже спустился с Хрустального холма и галопом помчался по бескрайнему полю, засеянному пшеницей. Жнецы, объятые ужасом, голосили:
— Вот она — Смерть на черном коне! Вот она Смерть! Чей настал черед, кого она унесет с собой? И Жоан Смельчак косой Белого чудовища сжал всю пшеницу. Таков был его ответ этим людям.
Глава 4
КРЫЛАТЫЙ ГРАММОФОН
Радостный гул пронесся по равнине. Из множества глоток вырвался крик:
— Смерть нам помогла! Смерть нам помогла!
Однако конь разъярился, сбросил Жоана и дважды ударил оземь копытом. С грохотом разверзлась земля, вспыхнуло черное пламя, и скакун исчез в преисподней. Несколько жнецов тут же кинулись на помощь потерявшему сознание Жоану. Они перенесли его на постоялый двор, вылили ему на голову ведро воды, раздели и уложили в постель.
Когда Жоан Смельчак пришел в себя, он вскрикнул от удивления: у суетившихся вокруг него крестьян не было пальцев — их заменяли металлические лезвия.
—Что у вас вместо пальцев? — спросил он, превозмогая головокружение и боль от ушибов.
Хозяйка постоялого двора, кривая на левый глаз старушка, примялась объяснять ему причину этого необычного явления. При этом она чистила грушу остро отточенным указательным пальцем (на лезвиях остальных пальцев–ножей виднелись следы ржавчины).
Вот что узнал Жоан.
Давным–давно, в незапамятные времена, эта равнина, — а она тянется до гряды Ветра Забияки, — принадлежала Обжоре–Семиглоту. Был он ужасно жесток, и под страхом плети люди трудились по шестнадцать часов в сутки, чтобы набить его ненасытное брюхо. А вместо платы давал он им по краюхе хлеба, так что бедняги едва держались на ногах, и жили они в диком и дотоле неслыханном рабстве. Вдобавок, Святые Сыщики каждую ночь отбирали по сто человек, вскрывали им жилы и кровью своих жертв удобряли поля; ненасытной утробе Семиглота требовалось много хлеба, масла и вина.
Гнет и беззакония переполнили чашу терпения, и неизбежный бунт наконец разразился. ОбжораСемиглот был изгнан. Крестьяне захватили всю равнину и стали ее возделывать для себя. Но не было мира и изобилия, мечта людей не осуществилась. Новые несчастья обрушились на их головы. На этот раз беда шла от потомков Обжоры–Семиглота: они ни за что не желали поступиться своими наследственными правами на тиранию. Эти исчадия Семиглота больше века отвоевывали утраченную империю (и пытаются это делать сейчас), а поэтому и крестьянам приходилось все время жить в готовности к бою. И так уж вышло, что пока люди боролись с этими выродками, непонятно почему у них стали рождаться дети — один сегодня, другой завтра — с пальцами–лезвиями. А такие пальцы нужны были, чтобы отбиваться от врага, ибо хоть и оскудел он и осталось у него всего три глотки вместо семи, но он ничем не гнушался и пускался на всевозможные хитрости, чтобы покорить своих бывших рабов.
Знаешь, до чего додумались теперь эти сыроядцы? — заключила хозяйка. — Они принимают обличия призраков, втираются в наши души и убивают нас изнутри. Ох, до чего ж нам трудно защищаться от этих разбойников!
И, заботливо укутав Жоана одеялом (он улыбнулся, заметив, что подслеповатая старушка с черной повязкой на глазу насадила на пальцы картофелины, чтобы его не поранить), хозяйка попрощалась с ним и вышла из комнаты. Усталость взяла свое, и хотя сердце Жоана разрывалось от тоски по матери и очень хотел он вернуться к слезоглотовцам, все же беглец из дворца Смерти задремал мирно и спокойно.
Но до чего же был испуган Жоан, не знающий страха, когда, пробудившись, увидел у своего изголовья диковинное создание, которое, видимо, проникло в комнату ночью через открытое окно. А создание это было (трудно вообразить нечто подобное) Крылатым граммофоном. Одним из тех старинных граммофонов, которые представляли собой квадратный деревянный ящик, отделанный кожей, с ручкой на боку.
Но у этого ящика была пара крыльев, точно таких, как у попугая, и пустопорожняя птичья голова, говорившая человеческим голосом.
— Какого дьявола это чудище сюда пожаловало? — спросил Жоан Смельчак, поспешно одеваясь. Вдруг крышка ящика приоткрылась, диск завертелся, иголка заскользила по пластинке, и Граммофон заговорил:
— Если хочешь вернуться в деревеньку Поплачь, А Затем Проглоти Свои Слезы, то садись на меня, и поехали! Однако Жоан Смельчак, уплетавший ломоть хлеба с медом, который хозяйка заботливо оставила ему на ночном столике, отверг столь неудобный способ передвижения:
