Александр Закладной - Там, где наши сердца
– Нет, – замотал Макс головой, – Это такое выражение. «Дядя пришел» – это состояние полной невменяемости. Когда выпиваешь полбутылки водки, пару бутылок пива, полируешь все это коньячком, тогда и дядя приходит.
Влада подняла брови и, зевнув, поинтересовалась:
– Почему именно «дядя»?
Глайзер закинул ногу на ногу. Эту историю он любил и поэтому рассказывал ее нам много раз. Даже я слышал ее неоднократно.
– Сидел я как-то в «Отдыхе» – есть такой бар в нашем районе, там еще барменша клевая, Света, и, смешав водку с коньяком, достиг такого состояния, что слова «мама» выговорить не мог. Побрел домой, порвал джинсы. Несколько раз спотыкался на кочках и чуть не расквасил себе нос. А на моей лестничной клетке девчонка молодая живет, Оксана, – у нее сын маленький есть. Ну а я ведь как-никак для него являюсь взрослым дядей… И вот, значит, захожу я в тамбур, а тут, как назло, они стоят. Мальчик этот радостно кричит: «О, дядя пришел!» – а дядя на четвереньках ползает, кроме «быр-мыр-гыр» ни черта сказать не может! И вот с тех пор запала мне в душу эта фраза…
Девушки засмеялись, а я вышел в прихожую и подозвал Лешу.
– Что такое?
– Мне надо уходить… – пробормотал я.
– Да-да, – кивнул он. – Иди. Завтра словимся.
– Желаю вам успеха, – серьезно сказал я и ушел, совершенно не представляя, что делать дальше. Настроение испортилось – мне отчего-то было очень обидно, а отчего, я не знал.
Уже начинало темнеть. Бесцельно пошатавшись туда-сюда, я забрел на обшарпанную автобусную остановку и решил поехать в центр города, на Дерибасовскую.
Мне очень понравилась эта небольшая булыжная улица. По вечерам она расцветает огнями, повсюду играют уличные музыканты, не спеша прогуливаются улыбчивые люди, и у меня сразу появляется хорошее настроение. Точно такое же, как во время моих прогулок по старому центру Москвы.
Приехав, я первым делом направился в Горсад, где художники выставляли свои картины – чаще всего морские пейзажи и виды Одессы. Я остановился возле двух портретистов и стал глядеть, как они рисуют портреты.
Один из них, длинноволосый и бородатый – как и полагается быть художнику, – рисовал лицо молодой брюнетки, видимо, любовницы богатого пожилого кавказца, стоявшего возле нее. Другой рисовал женщину лет тридцати пяти, вокруг которой вился сын-школьник.
Люди, обступившие художников со всех сторон, негромко переговаривались.
– Посмотри, какие все красивые получились, – сказала девушка своему парню. Тот равнодушно пожал плечами.
– Ну так и должно быть.
Сколько людей, столько и мнений. Толстая женщина, мельком взглянув на портреты, бросила:
– Что-то совсем непохоже. Губы слишком тонкие, надо было сделать попухлее.
Возле меня остановилась молодая женщина с очень красивой и, наверное, очень дорогой прической. Поглядев на портреты, она восхищенно поцокала языком и завертела головой. Вскоре ее блуждающий взгляд остановился на толстощеком негре в больших роговых очках.
– Ду ю спик инглиш? – спросила она у него.
– Йес, – ответил негр, почесав переносицу.
Девушка улыбнулась и что-то спросила.
Английского языка я не знаю совершенно, но мне показалось, что она поинтересовалась стоимостью портрета.
– Мейби, фифтен грывенс, – нехотя произнес негр.
– Грайвенс? – переспросила девушка.
Негр кивнул.
Минут через пять бородатый художник закончил рисовать брюнетку. Портрет был показан кавказцу и, судя по его восхищенному «Вай-вай», заслужил одобрение.
Иностранка подошла к художнику.
– Портрет, – сказала она, пытаясь донести до него смысл мимикой и жестами. – Гелс. Литл.
– Литл? – озадаченно повторил художник.
– Гелс, – повторила молодая женщина и, сделав вид, что набирает воображаемый номер на диске телефона, добавила: – Фон.
– Май фон? О кей, – сказал бородач, записывая свой номер на куске картона.
– Сэнкью, – сказала иностранка, приложив воображаемую трубку к уху. – Ай фон.
Девушка мне понравилась, и поэтому, когда она ушла, я пошел следом. C ней были две маленькие девочки, которые все время убегали вперед и терялись в толпе прохожих.
– Диди! – закричала девушка, в очередной раз потеряв одну из них.
– Диди! – заголосила вторая девочка.
Диди нашлась возле ресторана «Гавана-клуб Фидель», с вывески которого грозно смотрел команданте Кастро. Через мгновение все семейство скрылось в дверях этого дорогого заведения, и я поскучнел. Обгоняя меня, прошли две толстушки, разговаривая на французском языке. Вот именно это, мне, пожалуй, и нравится больше всего – то, что на Дерибасовской всегда можно услышать чужую речь. Только за вечер я уже наткнулся на итальянцев, американцев и, по-моему, на поляков – у них язык похож на украинский.
Кстати, про украинский язык. Недавно в одном супермаркете я увидел непонятную и жутко заинтересовавшую меня надпись:
«Куточок передплатника» (с ударением на предпоследнем слоге). Возле этой надписи стояла продавщица, на бэйджике которой было написано ее имя – Вика. Я даже коротенький стишок сочинил:
Я продавщица, звать меня Вика,
Приходи в куточок передплатника!
Только вот что означает это словосочетание, я до сих пор не знаю, а узнать почему-то хочется страшно. Спросил у Ильи, тот почесал подбородок и сказал:
– Не знаю я. Ты, наверное, как-то не так произносишь.
Я очень удивился. Мне казалось, что житель Украины должен знать родной язык.
Услышав это, Илья рассмеялся:
– То Украина, – замахал он рукой, – а то – Одесса. Ты что, слышал где-то у нас украинскую речь? Разве что на рынках – туда бабки из сел приезжают торговать.
– А названия ведь у вас на украинском языке! – не сдавался я. – Названия магазинов, улиц, афиши всякие…
Илья дернул плечом.
– Ну не все. Половина на русском, половина на украинском. Мы ведь все-таки на Украине живем, а не в России! Тебе на эту тему лучше с Щорсом поговорить. Он зациклен на таких разговорах. Русский националист…
– Молодой человек, осторожней! – воскликнула какая-то женщина.
Задумавшись, я чуть не налетел на коляску с младенцем, которую она качала.
– Простите, – пробормотал я и пошел дальше. Мне очень хотелось, чтобы ко мне подошла красивая девушка, которой бы захотелось со мной познакомиться, но, к несчастью, никто не подходил. Я почувствовал, что начинаю падать духом.
От долгой ходьбы мои ноги устали, и я сел на первую же попавшуюся скамейку, которая была занята парнем и девушкой примерно моего возраста. Ну, может, чуть старше.
Девушка окинула меня подозрительным взглядом и стала разговаривать со своим собеседником очень тихо. Затем в пылу спора ее голос снова набрал обороты.
Первое время я не прислушивался к их разговору, но постепенно он принял такой интересный характер, что я невольно обратился в слух.
– Миша, может быть, наконец, прекратишь молчать? – язвительно спросила девушка. – Ты от меня извинений ждешь, что ли?
– Может, и жду, – буркнул парень.
– Почему? В конце концов, почему я должна перед тобой отчитываться?
– Потому, – упрямо сказал Миша.
Девушка закурила сигарету.
– Какого черта? Если на то пошло, то ты ведь сам уговаривал меня прийти. Вспомни, как я не хотела идти!
– Ну конечно, – огрызнулся парень. – Теперь уже я во всем виноват!
– Ты не виноват, конечно, – сказала девушка, взяв парня за руку. – И вообще, хватит на меня дуться!
– Света! – почти закричал парень. – Ты переспала с Артуром, моим лучшим другом, которого ты почти не знала!
Девушка откинулась на спинку скамейки. Скользнув по мне внимательным взглядом, она произнесла:
– Тише. Не говори глупостей. Мы с тобой только друзья. Хорошие, близкие друзья. Но не больше. Что за претензии вообще?
Миша промолчал.
– Что же, я теперь должна поставить крест на своей личной жизни только потому, что это тебе не нравится?
– При чем тут это? Ты для меня – как сестра! Я и сам не знаю, что со мной происходит.
Света вздохнула.
– Все ты прекрасно знаешь. Ты просто тупо ревнуешь меня. К тому же уязвлено твое мужское самолюбие.
Парень со свистом втянул воздух.
– Ты ведь его, скорее всего, больше никогда не увидишь…
– Вот в этом-то все и дело. Ну переспала я с ним по пьяни. А наутро встала и навсегда об этом забыла. Пойми, глупенький, – любовники у меня будут появляться и исчезать, но ты-то ведь останешься! Я знаю, что ты меня никогда не предашь! Честно скажу: ты для меня сейчас значишь гораздо больше, чем все они вместе взятые! Поверь мне!
– Мгм.
– Это просто юношеский максимализм. Я старше тебя и знаю, что это скоро пройдет, – тихо произнесла Света. – Тебе ведь не всегда будет двадцать лет, будет и двадцать пять, и тридцать. И когда-нибудь ты вспомнишь об этом разговоре и улыбнешься…
– Ты ведь совсем не знала его! – стоял на своем Миша. – Почему ты это сделала?
