Светлана Нилова - Безмятежность
Там же, в Греции со мной произошло очередное чудо.
Однажды, когда мама рассказала мне историю про Иисуса и самарянку, я села рядом с колодцем и стала ждать.
- Софи, зачем ты сидишь у колодца? – спросила меня мама.
- Жду Иисуса!
И я провела в томительном ожидании целый день. Я была упрямым ребенком и мама не трогала меня.
Когда солнце стало клониться к закату, мимо колодца прошла молодая женщина в черной одежде. Гречанки часто ходили в темном.
- София, что ты делаешь здесь? – спросила она меня по-гречески, а я почему-то совсем не удивилась. Ни тому, что вдруг стала понимать греческий язык, ни тому, что женщина назвала меня по имени.
- Я жду Иисуса, - ответила я.
Женщина покачала головой и улыбнулась.
- А Иисус ждет тебя…
- Где? – встрепенулась я.
Гречанка указала на отмель. Я помчалась туда. Там не было никакого Иисуса, зато на берегу лежал дельфиний детеныш. Вода отступила вместе с отливом, и он оказался в ловушке. Недалеко от берега, рискуя тоже оказаться на суше, вертелись дельфины. Они жалобно скрипели и высовывали головы из воды. Дельфиненыш был маленький, как человеческий ребёночек. Я подняла его и понесла в море. Стоило мне зайти в воду всего по пояс, как меня окружили дельфины. Я отдала им маленького и долго смотрела вслед.
Мама встретила меня дома.
- Ты купалась прямо в одежде?
- Так вышло, мамочка, не сердись.
- Ты дождалась Иисуса у колодца? – улыбнулся папа.
- Да, - просто ответила я.
Я никому не рассказывала, но этот случай наполнил меня радостью. Никогда я не была близка к Богу, как в то время.
Не знаю, как и у кого из родителей возникло желание покинуть приветливое Средиземноморье и отправится совсем в другую часть света. Помню только, что родители всё время что-то обсуждали. По-моему папиных родственников из Италии. Папа не хотел поддерживать их дело, а мама очень волновалась и чего-то постоянно опасалась. Несмотря на сомнения, однажды решение было принято.
В один прекрасный день мне купили тяжелые туфли и темное платье почти до щиколотки. Мама вырядилась так же нелепо - во всё темное, убрала свои прекрасные волосы под черную косынку, и мы поехали из порта на такси, вдоль побережья. Водитель, узнав конечный пункт нашего назначения, оживился, и всё выспрашивал папу о чем-то. Папа отвечал односложно и неохотно. Такси остановилось у каменного забора. За забором виднелось множество крыш маленьких домиков. Тогда я ещё не знала, что это были склепы - фамильные усыпальницы.
Мы пошли от входа налево, по тихой аллее. Навстречу нам попадались в основном туристы. Они бродили шумными стайками, часто фотографируя и что-то восклицая. Папе это явно не нравилось. Мы пришли к одному склепу с золотыми буквами. Буквы были все знакомые, но разобрать надпись я не смогла. Позже я узнала, что надпись была на корсиканском языке. Папочка прислонился к тяжелой решетке, закрыл глаза и его губы что-то быстро зашептали. Может быть, это была молитва, может быть - слова прощания. Я была маленькая, но поняла, что папочка привел нас проститься с его родными. Там были похоронены его родители, которые погибли в автокатастрофе и бабушка Летиция, воспитавшая его.
Мама стояла молча и тихо гладила меня по голове. Обратно до порта мы шли пешком. Медленно и молча. Я натерла ноги в непривычной обуви, но не ныла и старалась не хромать. На «Нике» я немедленно разулась, тихонечко спустила тяжелые башмаки за борт и они сразу утонули.
Папа не стал поднимать паруса, просто молча запустил двигатель. А когда мы отходили от берега, он тихо прошептал по-французски:
- Прощай, Аяччо!
Когда мы покидали приветливое Средиземноморье, мама плакала, а я бурно радовалась: наконец-то нас ждут настоящие путешествия и приключения! Если бы я знала тогда, насколько опасными окажутся наши приключения, я бы тоже плакала.
В то время мне было восемь лет или около того.
5. На запад
Мама и папа уже ходили вокруг света. Это было ещё до моего рождения. Мама много рассказывала мне про Полинезию. Хоть я и родилась на Таити, но я его совсем не помнила. По маминым рассказам я знала только, что там живут приветливые темнокожие люди, всё время тепло и можно ходить без одежды. А ещё о том, что в Индийском океане летают рыбы и поверхность воды светится по ночам.
А вот про Африку в нашей семье или молчали или папа так презрительно кривил свой красивый рот, что казалось, что он съел что-то невразумительное. Как-то мама заикнулась, что именно у берегов Африки на них напали пираты. Мне представлялось, что был настоящий абордаж и черные люди, как черти, лезли на нашу яхту. А папочка красиво размахивал саблей и рубил негодяям головы, а мамочка шпагой разила их в самое сердце. А я… Нет, конечно, это только фантазии. Меня тогда ещё не было, и сражаться с пиратами моим родителям приходилось только вдвоём. Я знаю только, что они отбились просто чудом, но «Ника» была сильно повреждена. А потом была полиция и военный патруль, но они показалась маме такими же пиратами, только в форме.
У мамы и папы было много приключений, они рассказывали мне о них так часто, что я как будто бы была вместе с ними.
Вообще меня на яхте никто не считал маленькой, я тоже стояла вахты, как все. Конечно, они были не такими долгими, как у папочки, но и я тоже стояла у штурвала.
Мы шли только лишь под парусами три недели, кругом был бескрайний Атлантический океан и я часто, стоя у штурвала, думала, что вот мы плывем, а под нами, на огромной глубине лежат горы и долины, города и храмы древней Атлантиды. И может быть, её жители совсем не умерли, а превратились в человекорыб. И живут там до сих пор! Папа ведь рассказывал мне про теорию эволюции Дарвина и я подумала, что ведь и люди немного животные. И если Бог дал возможность эволюционировать животным, то он мог разрешить и людям немного поэволюционировать. Совсем немножечко. Чтобы жить под водой. Евреев он же вывел из Египта, спас их от рабства. Ну, и жителям Атлантиды мог помочь.
Так я думала, рассекая просторы Атлантики. Но потом я вспоминала, что древние греки были язычниками, и вздыхала. Нет, не помог. Смыл всех с лица земли, потому, что они поклонялись ложным богам и делали жертвоприношения…
Христианство в моей голове так сильно было перемешано со сказками, сагами, мифами и легендами разных народов, что я, наверное, и сама была язычницей. Конечно, я знала и «Отче» и «Аве» и много подробностей жизни первых христианских мучеников и святых. А вот в иерархии священнослужителей путалась. И догмы довались мне нелегко. Мама хотела вырастить из меня добрую католичку и даже учила катехизису, но я задавала ей такие глупые вопросы, что они ставили её в тупик, а то и вовсе лишали дара речи. Папа в таких случаях смеялся:
- Устами младенца глаголет истина…
А ещё он говорил:
- Богу важнее то, что мы делаем другим людям, чем то, что мы делаем ему.
Мама обзывала папу еретиком и гневно надувала свои пухлые губы. Но она не умела сердиться долго. Вообще, вопросы веры мы не обсуждали. Мамочка рассказывала мне о Христе о бессмертии души, но она не могла ответить точно: есть ли душа у животных? Есть ли душа у растений? И ещё многие вопросы ставили её в тупик. Папочка тоже называл себя католиком, но он никогда не просвещал меня в вопросах религии. Он считал, что это слишком личное и об этом нельзя говорить даже с друзьями.
Наши вечера проходили по-разному, но мы никогда не скучали. У нас были книги, которые мы читали вслух, скрабл, шахматы и радио. Но нам не часто выпадало развлекаться. В море всегда было очень много тяжелой работы. Для всех.
Я никогда не перестану удивляться, как много знал и умел мой отец. Словно он жил уже не первую жизнь. Ещё до встречи с мамой он обошел весь свет на своей «Нике», иногда – с командой, иногда – в одиночестве. А с тех пор, как мы с мамой стали частью «Ники», других матросов на нашем судне не появлялось. Со всем справлялись мы сами.
Капитан нашей «Ники», конечно, папа. А мы с мамой – всего лишь матросы. Конечно же, я девочка и мне хотелось, чтобы весь мир вертелся вокруг меня, но это на берегу. В море надо быть предельно внимательными и слушаться капитана, иначе может быть беда. Помню, как однажды, ещё в Средиземноморье, жесткий мокрый трос вырвался у меня из рук, сдирая кожу, я хотела заплакать, но тут папа посмотрел на меня страшными глазами и я, забыв о своей беде, всей кожей почувствовала другую. Страшную. Я схватила трос, перекинула через блок и потянула его, выравнивая парус. И папа отвел свой суровый взгляд. А потом, когда «Ника» выровнялась, мы спустились в каюту, папочка мазал мне ладони мазью, бинтовал и целовал каждый пальчик. Но такие события у нас случались редко. В этот раз, пересекая океан, и небо, и ветер, и сама Атлантика благоволили нам.
