Эрленд Лу - Фвонк
24) Всю неделю Фвонк слонялся по дому ходил на лыжах и ничего не предпринимал, хотя ему надо было мобилизоваться, наведаться в соцзащиту, поговорить с врачом и со службой занятости и карьерного роста. Давайте посмотрим, за этот месяц ситуация, скорее всего, выправится, сказал ему в последний раз врач, имея в виду внутреннее состояние Фвонка, его негативный настрой, страхи. Доктор надеялся, что все это уйдет, но нет, ничего подобного, даже наоборот, поэтому Фвонк по-прежнему живет на пособие по реабилитации после всей этой истории с падением нравов в обществе, доведшей его до нетрудоспособности, хотя он и сам тоже считает, что ему следует снова выйти на работу, и он принял решение, что как раз эта неделя, тринадцатая неделя года, станет переломной, он возьмет себя в руки, он сходит в Институт физкультуры и попросит взять его почитать курс, однажды он преподавал тут, пока Общество ходьбы не поглотило его с потрохами.
25) Его радует мысль, что он, быть может, снова начнет преподавать, это он умеет, а студентам ничего не известно о его грязном прошлом, и здесь он сможет развернуться, блистать и славиться, с его-то обширными знаниями по истории спорта, и особенно, спортивных организаций, и анекдотов, он знает тысячи анекдотов и баек и как никто умеет пересыпать ими лекции. «ЧТО ТАКОЕ СПОРТ?» — писал он на доске на первой лекции, а потом садился к столу, оставляя студентов смотреть на этот вопрос так долго, что они начинали переглядываться, он видел, что они недоумевают, вопрос казался им примитивным, ээх, как же ему их не хватает, студентов, их энергии, чистоты, всестороннего невежества, они обожали его, или это я погорячился с таким словом, одергивает себя Фвонк, да нет, студенты именно обожали меня, думает Фвонк, зачем меня понесло в это Общество спортивной и оздоровительной ходьбы, вот тоска. Не надо было мне уходить из института, дурень я стоеросовый, как они меня обожали, просто не могли мной наесться, вопрос только, есть ли дорога назад, потому как ректорат хорошо знает его, Фвонка, подноготную и представляет себе, частью какой системы он был, а тут ведь как — трудно ответить на вопрос, что такое спорт, но легко сказать, где спорт заканчивается и начинается что-то совсем другое. К примеру, спорт несовместим с падением нравов, и всегда печально наблюдать, как это черт-те что находит лазейки и проникает и сюда тоже, по сути, падение нравов в спорте более прискорбно, чем в других сферах, ведь спорт как раз должен оставаться эталоном иного устройства жизни, думает Фвонк, и это знают все, кто работает в спорте, и ректорат Института физкультуры в первую очередь, так что большой вопрос, возьмут ли его. Да уж, вопрос.
На той неделе Фвонк не дошел ни до врача, ни до консультантов по карьерному росту, он вообще не ходил в присутствие, а тратил дни на борьбу с мыслями о жильце, гнал их прочь. Его продвинутые часы переполнены намотанными за неделю километрами, средними скоростями, координатами и перепадами высот, он подключает часы к компьютеру и получает фантастические карты пройденных маршрутов, он пишет в примечаниях, например: «чудесный солнечный день, на деревьях иней, все сияет, купил вафлю в Уллеволе по дороге домой, осмотрел кубки, их очень много, думал пройти через институт, но прошел мимо, видел одну брюхатую, успел спрятаться в последнюю секунду».
26) Физиономия безбородого бородача на заднем сиденье «БМВ» все время стояла у него перед глазами, но стоило ему включить телевизор, как в новостях два вечера подряд ему опять взялись показывать то же лицо. Это добило Фвонка. Ему надо, чтобы в мире был хоть какой-то порядок и логика, он хочет понимать, а тут понять ничего нельзя, связи нет, он выключил телевизор и до конца недели только слушал музыку.
27) Музыка, вот чем ему надо было в жизни заниматься, в ней точно нет места падению нравов, только звуки, тона, выше и выше, музыка, думает Фвонк, и была моим истинным призванием.
28) В пятницу вечером чистенькое авто вернулось. Гаражные ворота с жужжанием отъехали наверх, повинуясь шоферскому нажатию на специальный брелок, у Фвонка такой тоже есть, достаточно легонько коснуться его, можно сказать нежно погладить, и ворота почти бесшумно, по-индейски, поднимаются, разве что чуть-чуть жужжат. Машина заехала под дом, Фвонк выключил музыку и прислушался. Он был уверен, что не оставил следов своего вторжения: борода лежит как лежала на месте в тумбочке, никто не заподозрит его ни в чем, этого он не боялся, но все-таки места найти себе не мог, метался по комнате час целый, пока наконец тени на снегу не сказали ему, что внизу погасили свет, сперва в одной комнате, потом в другой. Фуф, камень с плеч! Фвонк снова запустил музыку и налил себе бокал вина, он обнаружил, что вино — хороший антидот при разложении нравов, оно ослабляет негативные последствия, отодвигает и на время устраняет их, иногда целиком и полностью. Причем злоупотреблять Фвонк не собирается, не хватало менять одну форму упадничества на другую, это как шило на швайку, но и не приближаясь к зоне риска, можно выпить изрядно, правда, сколько конкретно — неизвестно, винная карта полна слепых пятен, но наверняка довольно много. Если не больше.
29) Посреди ночи Фвонка разбудил звонок в дверь. Плохо соображая со сна, он таращится на потолок, куда проецируются красные цифры с циферблата часов, совмещенных с климат-станцией. На часах 3:32, за окном — минус 3,2, и пока он смотрит на цифры, это, значит, от первого до второго звонка в дверь, температура опускается до минус 3,3. Три на три на три, думает Фвонк, число зверя, по крайней мере половина его. Дурное предзнаменование или как?
30) Фвонк собирается с силами, встает, запахивается в халат, доходит до двери, останавливается.
«Кто там?»
«Это я, жилец».
Фвонк открывает. В коридоре стоит бородатый в бороде, на нем фланелевая пижама и кроссовки, под мышкой стопка бумаг. Они рассматривают друг друга, жилец и Фвонк. «Извиняюсь», — говорит бородатый через пару секунд и уходит. Фвонк провожает его взглядом.
31) Через десять минут снова звонок.
«Все-таки скажу, — говорит жилец. — Я понимаю, это странно звучит, но мне надо дочитать тут документы по работе, а мне страшно захотелось чаю, но у меня нет ни заварки, ни сахара. Сперва я решил, что справлюсь и без чая, но теперь чувствую, что все-таки не смогу. Прошу прощения, что неясность моей позиции в этом вопросе создает дополнительные хлопоты».
32) Фвонк выдохнул с облегчением, чай — это вопрос несложный, его легко решить, простая проблема материального свойства; Фвонк открывает дверь, и жилец шаркает за ним по коридору.
«Сам я чай почти не пью, — говорит Фвонк, — но запас у меня есть, остался от прежних жильцов, они знали толк в чае, да дочка иногда заглядывает, тоже чаевница, а сам я, можно сказать, совсем его не пью, ой, что-то я разговорился, а чаю не даю».
Фвонк идет на кухню, постоялец шаркает следом.
«Так, посмотрим, что у нас есть, — зеленый чай, обычный „Эрл Грей“, потом „Бодрость женщин“ и вот еще „Утренний детокс“ какой-то, свежий и бодрящий, как тут написано, каждый глоток — это глоток отливающего золотом восхода солнца, ну, не поручусь, что это не фигура речи, но чай, возможно, все равно хороший».
«Мне его, пожалуйста», — говорит бородатый.
33) Фвонк наливает воду в чайник, включает его, достает чашку, кладет в нее пакетик и ставит на стол перед бородатым. Непростая ситуация, думает Фвонк, что делать — непонятно. Опыт предыдущей жизни в зачет не идет, он чувствует, что не готов к такой встрече, потому что за столом напротив него сидит не просто человек с накладной бородой, притом он и без бороды не стал бы простым, обычным человеком, без бороды-то тем более.
34) Они ждут, пока вода в чайнике не закипит, он начинает присвистывать, звук нарастает, значит, осталась пара секунд до того, как выскочит маленькая кнопка на ручке и погаснет красный огонек, обыкновенно Фвонк уже выключил бы чайник сам, но сейчас он ждет эти несколько секунд до самого конца, давая кнопке выскочить, а огоньку погаснуть, берет чайник, идет к столу и наливает воду в кружку жильца; невнятный, экзотический аромат окутывает стол.
«Мм, — говорит жилец, — как же хорошо попить чайку!»
35) Фвонк обслуживает постояльца сахаром, тот кладет одну ложку, вторую и начинает помешивать ложкой в стакане, неторопливо. Фвонк очень рассчитывал, что гость возьмет чай и пойдет к себе, но тот спокойно сидит, помешивает сахар. Так, думает Фвонк, теперь надо как-нибудь естественно завести светскую беседу, но его заклинило, а как хотелось бы выглядеть нормальным, уравновешенным человеком, причем чем меньше он сумеет выдавить из себя в ближайшие минуты и секунды, тем больше будет у бородатого оснований приписать ему если не падение нравов, то как минимум черт-те какие странности. Когда-то светский треп давался ему без труда, какой-нибудь анекдотец из мира спорта подошел бы случаю, чтобы сломать лед отчуждения. С другой стороны, жильца молчание нисколько не нервирует, он пробует чай, ему вкусно, пора бы ему и самому завести беседу, ага, вот и признание, гость, оказывается, неважно спит в последнее время, из-за этого днем бывает трудно сосредоточиться, а у него такая работа, что концентрация внимания нужна ему прежде всего остального, но он чувствует, что этот чай окажется чудодейственным снадобьем. Фвонк кивает и бормочет что-то в том смысле, что всегда рад помочь, обращайтесь. Гость сидит. Он, похоже, всецело поглощен своими мыслями. Фвонк потягивается, довольно демонстративно, и зевает. Бородатый продолжает помешивать чай, изредка его отхлебывая, примерно один глоток после каждых пяти помешиваний.
