Стивен Чбоски - Хорошо быть тихоней
— Ты всегда так много размышляешь, Чарли?
— Разве это плохо? — Я просто хотел, чтобы хоть кто-нибудь сказал мне правду.
— Само по себе — неплохо. Просто люди зачастую уходят в свои мысли, чтобы не погружаться в жизнь.
— Это плохо?
— Это плохо.
— Ну, я-то, по-моему, погружаюсь. Или вы так не думаете?
— Вот, например, ты когда-нибудь танцуешь?
— Да я не умею.
— А свидания назначаешь?
— Во-первых, у меня машины нет, а если б и была, нужно еще права получить, а мне всего пятнадцать, и вообще у меня девушек знакомых нет, кроме Сэм, но я ей по возрасту не подхожу, ей бы пришлось всю дорогу за рулем сидеть, а это, я считаю, неправильно.
Билл только улыбнулся и стал дальше расспрашивать. Мало-помалу добрался до «проблем в семье». Тогда я ему рассказал, как тот парень, который сборники записывает, влепил моей сестре пощечину, — сестра просила только маме с папой ничего не говорить, так что Биллу, я подумал, можно. Выслушал он с самым серьезным видом, а потом сказал одну фразу, которую я, наверно, до самых каникул помнить буду, а может, и дольше.
— Чарли, мы принимаем такую любовь, какой, с нашей точки зрения, заслуживаем.
Я прямо остолбенел. Билл похлопал меня по плечу и дал еще одну книгу. Сказал, что все образуется.
Из школы я обычно возвращаюсь пешком, с чувством выполненного долга. В будущем это даст мне право сказать своим детям, что в школу я ходил пешком, как мои дед с бабушкой «в старые добрые времена». Удивительно: сам даже ни разу на свидании не был, а так далеко загадываю, но смысл в этом есть. На школьном автобусе домой можно добраться на час быстрее, чем на своих двоих, но, когда на улице ясно и прохладно, как сегодня, проветриться очень даже неплохо.
Прихожу домой — сестра сидит на стуле. Перед ней стоят мама с папой. И я сразу понял, что Билл позвонил нашим предкам и все выложил. До чего же мне стало паршиво. Что я натворил.
Сестра плачет. Мама как в рот воды набрала. Разглагольствует только отец. Мол, он категорически запрещает моей сестре встречаться с парнем, который поднял на нее руку, и сегодня же поговорит с его родителями. Сестра твердит, что сама виновата, довела его, но папа счел, что это не оправдание.
Сестра прямо захлебывается:
— Я все равно его люблю!
Никогда еще не видел, чтобы она так истерила.
— Это неправда.
— Ненавижу тебя!
— Это неправда.
Папе иногда удается сохранять полное хладнокровие.
— Он — вся моя жизнь.
— Больше ни про кого таких вещей не говори. Даже про меня.
Это мама голос подала. Она у нас высказывается редко, но метко, и в связи с этим я кое-что должен пояснить насчет нашей семьи. Если уж мама открыла рот, то всегда одержит верх. Вот и теперь так вышло. У сестры тут же слезы высохли.
Папа — в кои веки — поцеловал ее в лоб. А потом сел в свой «олдсмобиль» и умчался. До меня дошло, что он поехал к родителям того парня. Мне их даже жалко стало, родителей его. Потому что мой папа никому спуску не дает. Никому.
Мама пошла на кухню, чтобы сестре приготовить что-нибудь вкусненькое, а сестра ко мне повернулась:
— Ненавижу тебя.
Она сказала это не сгоряча, как отцу. А на полном серьезе. Честное слово.
— А я, — говорю, — тебя люблю.
Что еще на это можно ответить?
— Ты дебил, ясно? С рождения. Все говорят, что ты дебил.
— Я над собой работаю.
Пошел к себе в комнату, дверь затворил поплотнее, голову подушкой накрыл и стал ждать, когда тишина расставит все по местам.
К слову сказать, ты, наверно, интересуешься насчет моего отца. Поколачивал ли он нас в детстве, а может, и потом? Я почему догадался про твой интерес к этому вопросу: Билл тоже полюбопытствовал, когда я ему рассказал про того парня и мою сестру. Так вот, если хочешь знать: никогда. Пальцем не тронул ни брата, ни сестру. А мне от него досталось только один раз, когда я довел до слез тетю Хелен. Зато когда мы все успокоились, он опустился передо мной на колени и сказал, что в детстве его избивал отчим, а потому в студенческие годы, когда наша мама забеременела моим старшим братом, папа решил, что никогда не поднимет руку на своих детей. А сейчас нарушил свой зарок и не может себе этого простить. Реально, он был сам не свой. Переживал. Сказал, что больше такое не повторится. И слово свое держит.
Хотя наказать может по всей строгости.
Счастливо.
Чарли
15 октября 1991 г.Дорогой друг!
Кажется, в последнем письме я забыл упомянуть, что про мастурбацию рассказал мне Патрик. Кажется, не сказал и о том, часто ли этим занимаюсь. Да, постоянно. На картинки смотреть не люблю. Просто закрываю глаза и представляю себе какую-нибудь незнакомку. И стараюсь не стыдиться. Про Сэм я в это время не думаю. Никогда. Это для меня важный момент, потому что я очень обрадовался, когда она сказала «чарлианские чувства», — как будто у нас с ней появилась шутка, понятная только двоим.
А однажды вечером я так устыдился, что пообещал Богу больше этим не заниматься. Попробовал использовать одеяло, но от него только саднило, попробовал использовать подушку, но от подушки тоже саднило, так что я вернулся к привычному способу. Родители мне особой набожности не привили, так как их обоих в свое время запихнули в католическую школу, но я в Бога верую. Просто никогда не называю Его по имени — ну, ты понимаешь. Надеюсь, я Его все же не сильно прогневал.
Между прочим, отец тогда и вправду серьезно поговорил с предками того парня. Его мамаша вышла из себя и разоралась на сына. Папаша молчал. Мой отец старался не переходить на личности. Не стал им пенять, что они воспитали сына «подонком», ничего такого.
У него была единственная цель: заручиться их поддержкой, чтобы отвадить этого перца от моей сестры. Когда вопрос был решен, он оставил их разбираться со своими семейными делами, а сам поехал разбираться со своими. По крайней мере, так он выразился.
Я задал папе один-единственный вопрос: есть ли у того парня проблемы в семье? Ну, бьют ли его родители. Папа ответил, что это меня не касается. Потому что ответа сам не знал — ни о чем их не спрашивал и считал, что это к делу не относится.
— Не у каждого есть душещипательная история, Чарли, а если даже есть, это не оправдание.
Больше он ничего не сказал. И пошел смотреть телевизор.
Сестра до сих пор на меня злится, но папа сказал, что я поступил правильно. Хотелось бы верить, но иногда трудно определить.
Счастливо.
Чарли
28 октября 1991 г.Дорогой друг!
Извини, две недели тебе не писал: я старался, говоря словами Билла, «погружаться в жизнь». Вот странно: иногда я читаю книгу и представляю себя на месте героев. Пишу письма — а потом дня два разбираюсь, к чему пришел в этих письмах. Сам не знаю, хорошо это или плохо. Но так или иначе, стараюсь погружаться.
К слову, та книга, которую дал мне почитать Билл, называется «Питер Пэн»,[5] автор — Дж. М. Барри. Я знаю, про что ты подумал. Про мультик о Питере Пэне и пропавших детях. На самом деле книга намного интереснее. Здесь главное — этот мальчик, который не хочет взрослеть, а когда повзрослела Венди, он расценил это как предательство. По крайней мере, я именно так это понимаю. Наверно, Билл хочет, чтобы эта книга стала для меня уроком, только каким?
Но есть и хорошая новость: книгу я закончил и, поскольку в ней все выдумано, ни разу не вообразил себя на месте героев. То есть я и книжку читал, и погружался в жизнь.
Чтобы хорошенько погрузиться в жизнь, стараюсь посещать разные школьные мероприятия. Во всякие там кружки по интересам записываться уже поздно, но есть и другие возможности. Например, футбольный матч и дискотека по случаю встречи выпускников, а что у меня девушки нет, это ничего.
Сам я наверняка не стану приезжать в школу на встречи однокашников, но почему бы не приколоться? Нашел я на трибунах, где обычно, Патрика и Сэм и начал изображать долгожданную встречу по прошествии года, хотя мы с ними виделись на большой перемене, когда я ел свой апельсин, а они курили.
— Патрик, ты ли это? И Сэм здесь… сколько лет, сколько зим. Кто выигрывает? Господи, как меня достал этот колледж. Препод на выходные задал прочесть двадцать семь книг, а моя девушка требует, чтобы я ей ко вторнику изготовил транспаранты для митинга протеста. Пусть правительство знает, что мы шутить не намерены. Отец пропадает в гольф-клубе, мать — на теннисном корте. Надо будет нам с вами как-нибудь потусоваться. К сожалению, у меня времени в обрез: нужно еще заехать за сестрой на курсы психической саморегуляции. Она добилась значительных успехов. Рад был повидаться.
Сказал — и отошел. Купил в киоске на стадионе три коробки начос[6] и диетическую колу для Сэм. Вернулся на трибуну, сел, вручил им по коробке начос, а Сэм еще и диетическую колу. И Сэм улыбнулась. Все-таки она классная: когда я прикалываюсь, она никогда не говорит, что я чокнутый. Патрик тоже ничего такого не говорит, но тут он был слишком увлечен игрой и все время кричал что-то Брэду, квотербеку.
